100 великих любовников - Игорь Муромов

Один из современников так описывал внешность поэта: «Он был строен, среднего роста. Костюм его носил следы величайшей заботливости, даже слишком уж чрезмерной заботливости. На нем был фрак бронзового цвета с золотыми пуговицами: на шелковом темного цвета жилете болталась тяжелая золотая цепь; две камеи перехватывали складки его батистовой рубашки; узкий галстук из черного атласа еще более оттенял бледный цвет его кожи. Красота его рук не скрывалась тонкими батистовыми перчатками. Особенное внимание обращали на себя белокурые густые волосы. Как и у лорда Байрона, они были подстрижены в виде короны над поэтическим лбом и виноградообразными локонами спускались с висков и затылка. У блондинов обыкновенно бороды рыжие; но у него борода была темнее волос на голове, а брови почти черные. Нос греческий, рот – очень милый. На всей его фигуре лежал отпечаток аристократичности».

Разумеется, еще до встречи с Жорж Санд Альфреду де Мюссе пришлось изведать все прелести «науки страсти нежной». В восемнадцать лет поэт увлекся испанкой Делакарт. В результате появился цикл стихотворений, вышедших отдельной книгой под названием «Испанские любовные песни».

По свидетельству современников Делакарт, урожденная баронесса Бозио, была одной из красивейших женщин Франции. Ее отец, известный скульптор, отдал дочь на воспитание в монастырь, не приняв во внимание ее характер и темперамент. Девушка еще больше стала стремиться к радостям жизни тех самых нимф и богинь, которых высекал из мрамора барон Бозио и которые ей нравились больше, чем статуэтки строгих святых, что надменно стояли в комнатах благочестивых сестер. Без любви, только для того, чтобы обрести свободу, она вышла замуж за старика, после чего окунулась в веселую жизнь Парижа. Она блистала и очаровывала тех, кто возносил женщину на пьедестал, и, постоянно общаясь с талантливыми людьми, быстро приобрела знания, необходимые для салонной дамы.

Однажды маркиза Делакарт приехала на бал в костюме бога Гименея – в розовом с высокой талией газовом платье, закрепленном на левом плече драгоценной камеей. «Подобна апельсину на стебле», – пел о ней молодой Мюссе, которого она представила в качестве пажа при своем дворе. Поэт точно изобразил эту подвижную, порхающую женщину в своей поэме «Дон Паэс».

Но счастье Мюссе было недолгим. Легкомысленная женщина быстро променяла его на Жюля Жанена, критика и фельетониста, предоставившего ей свою постоянную ложу во Французском театре. Чтобы вознаградить его за эту любезность, Делакарт, которую Мюссе называл «львицей Барселоны», отправилась на квартиру писателя и там осталась.

Писатели, художники, артисты окружили благоговейной толпой новую Еву жаненовского рая. Поэту оставалось сказать ей последнее «прости» в патетическом стихотворении «Октябрьская ночь».

В это время на литературном небосклоне Франции взошла звезда Авроры Дюдеван, писавшей под псевдонимом Жорж Санд. Естественно, он знал о романтическом прошлом этой женщины, о ее разводе с бароном Дюдеваном, о пламенной страсти к Жюлю Сандо и о неудачном любовном приключении с Проспером Мериме. Мюссе познакомился с молодой писательницей в тот момент, когда весь литературный Париж зачитывался ее романами. Вокруг ее «Лелии» возникли споры, шум, читатели видели в этом скандальную автобиографию.

Прочитав «Лелию», Мюссе заявил, что многое узнал об авторе. По существу, он не узнал о писательнице почти ничего. «Я использую такие утонченные хитрости, – писала Жорж Санд, – что ни один человеческий глаз не может проникнуть в сокровенное».

Они познакомились летом 1833 года на торжественном приеме, устроенном владельцем журнала «Revue des Deux Mondes» Бюло. За столом они оказались рядом, и это случайное соседство впоследствии сыграло немалую роль в судьбе двоих, а также в литературе.

Жорж Санд была похожа на креолку, смуглая, с большими черными глазами и густыми волосами. Крупные зубы и слегка выдающийся подбородок принадлежали к тем несовершенствам красоты, которые делали ее более привлекательной. Она часто облачалась в мужской костюм, в котором чувствовала себя свободнее и который шел ей, подчеркивая стройность фигуры. Литература приносила ей не только удовольствие, но и три тысячи ливров ренты. Она была практичной, расчетливой и деловой женщиной.

Несомненно, Жорж Санд обладала магнетической силой, если сумела поразить Мюссе, этого баловня женщин. Альфред уверял, что поэт только тогда может любить искренне, когда сердце его тронуто огнем гениальной женщины, когда ум ее глубок и в состоянии воспламенить его собственный ум. Поэзия расцвела в его душе, как чудесный цветок, жажда творчества охватила с небывалой силой. Он думал, что обрел, наконец, любовь и счастье.

Мюссе, как настоящий денди, одевался в согласии с модой весьма эксцентрично. Его сюртук украшал необычайно широкий бархатный воротник, брюки он носил в обтяжку, либо голубого, либо розового цвета. Огромный галстук и высокий цилиндр, надвинутый на ухо, дополняли картину. Мюссе слыл донжуаном, легкомысленным эгоистом, не лишенным все же сентиментальности, эпикурейцем, любящим жизнь. Аристократ де Мюссе имел репутацию единственного светского человека среди французских романтиков.

Долгое время разговоров о любви между ними не было. «С этой точки зрения нас разделяет Балтийское море, – считал граф. – Госпожа может предложить только моральную любовь, а я никому не умею ответить такой взаимностью».

Дружба с Мюссе льстила самолюбию Жорж Санд. Известный поэт имел обширные связи среди элиты интеллектуального Парижа, вращался в самых изысканных сферах, о нем говорили, что он необыкновенно талантлив. Она же только начинала литературную карьеру и могла похвастаться разве что своей небывалой работоспособностью: за пятнадцать месяцев она написала три романа.

Дружба продолжалась не слишком долго. Письмо, которое ей вручили 29 июля 1833 года, содержало признание в любви. Оно поражало откровенностью, удивительной для этого насмешника и вольнодумца, который говаривал, что любит всех женщин и всеми пренебрегает. «Жорж, Жорж, два месяца с тобой сделали меня королем мира».

Она не поверила. Однако было в письме что-то такое, что все же ее взволновало. Мюссе написал, что «любит, как ребенок». Ни о чем она так глубоко не тосковала, как о таком чувстве любовного материнства. Жорж Санд была старше Альфреда на шесть лет… Да и слезы, которыми он залился при их встрече, тронули ее сердце.

Он переехал к ней. И Жорж Санд радовалась, что есть теперь перед кем развернуть свои хозяйские таланты. Он же изображал несносного проказника, рисовал на них обоих карикатуры и писал забавные стишки в ее альбом. Они любили устраивать розыгрыши. Однажды они дали обед, на котором Мюссе был в костюме маркиза XVIII века, а Жорж Санд в панье, в фижмах и мушках. В другой раз Мюссе переоделся в одежду нормандской крестьянки и прислуживал у стола. Как бы случайно он вылил содержимое графина на голову философа Лермине. Его никто не узнал. Жорж Санд пришла в восхищение.