Перешагни бездну - Михаил Иванович Шевердин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огромные коряги столетней арчи горели в памирском камине, выступавшая на дереве смола вспыхивала голубоватыми огоньками и распространяла по убогому помещению поистине царственные ароматы. Близилась ночь. Все по обыкновению собрались у огня в огромном зале-сарае царского дворца повелителя Мастуджа. Было очень сыро, холодно, и все теснились у огня.
Недавно приехавшие с охоты гурки, более молчаливые и мрачные, чем обычно, грелись у гигантского дымного пламени очага у самой входной двери. У двоих из гурков были забинтованы головы. Кто-то сказал, что в азарте охотники сорвались со скалы. От промокших одеяний поднимались клубы пара. Кто-то из гурков запел, тягуче, жалобно, и тоскливую мелодию подхватили остальные.
Вождь вождей недовольно поднял голову.
Песня стихла. Начальник гурков встал и обратился издали к Пир Карам-шаху:
— Позвольте, господин начальник, доложить.
— Вижу и так — приехали с пустыми руками. Сидите уж. Успеется. — И, уже обращаясь к Сахибу Джелялу, заметил: — Образцовая дисциплинированность! Беспокоятся, что не успели вовремя доложить. А речь идет о пустяках, о неудаче на охоте.
Он так и не позволил начальнику гурков рассказать, что случилось. Но какими-то неведомыми путями в зал-сарай проник слушок. Вельможи мастуджцы шептались, что кто-то погиб, и шепот этот достиг ушей Сахиба Джеляла. Вот, оказывается, почему так печально пели гурки.
Беспокойство охватило Сахиба Джеляла. Он невольно подумал о докторе Бадме, уехавшем провожать посла Далай Ламы. Волнение на этот раз не укрылось от Пир Карам-шаха, и он снова попытался заглянуть в глаза «ассиро-вавилонянина».
Вождь вождей с подозрением смотрел на всех, с кем сталкивался на Востоке. Он не пропускал ни одного человека, вставшего на его пути, пока не «пробовал» его на вкус и цвет, на запах. Этого требовала профессия Пир Карам-шаха.
Он никогда не отступал от этой привычки. И теперь он распробовал Сахиба Джеляла. По крайней мере ему так казалось.
Он снова встретился взглядом с глазами, черными, бездонными и жесткими, и сразу же забыл, зачем искал этот взгляд. Потом он вспомнил: «У него гипнотический взгляд. Он заставляет собеседника делать что хочет». Так говорили многие, кто знавал Сахиба Джеляла ближе. Его взгляда боялись, хотя на самом деле люди боялись своей слабости.
В слабостях Пир Карам-шах никогда не признавался. И он тут же попытался убедить себя, что сила взгляда Сахиба Джеляла — пустая выдумка трусов, слюнтяев. Он твердо решил использовать сегодняшний вечер, чтобы установить, наконец, кто и что Сахиб Джелял.
Но странно. Беседу повел не вождь вождей, а «ассириец». И говорил он совсем уже не загадочные, тревожные речи:
— Жирный, неповоротливый язычник, пожиратель простокваши едет по горам. Ночь. Мороз. А вдруг лишения, опасности пресекли его жизненный путь? Но кому может понадобиться жизнь Нупгун Церена? Испортить отношения с Лхассой? Смерть этого толстяка не принесет никакой пользы. И на волосок она не сдвинет дела Тибетской империи или Бадахшана.
Вождь вождей процедил что-то насчет непредвиденных случайностей горных дорог. Он очень нервничал.
— Несчастные тибетцы со своим Далай Ламой, не разобравшись в броде, сунулись в бурный поток, — продолжал Сахиб Джелял. — У Тибета нет ни средств, ни людей, чтобы думать о Бадахшане. И, естественно, Нупгун Церен не пожелал завязнуть в болоте хитроумной политики. Бедный, нищий народ. Руки тибетцев от слабости даже ружья не держат, а их подталкивают: «Воюй!» И с кем? С очень сильной Красной Армией. Господин Нупгун Церен понял это своими заплывшими жиром мозгами. Он вспомнил, к чему приводят такие необдуманные шаги.
Пир Карам-шах отлично знал, о чем говорит Сахиб Джелял. Англичане проникли в Тибет лестью, подкупом, оружием. Все началось с малых улыбок и богатых даров. Тибетцы и оглянуться не успели, как оказалось, что английские товары освобождены от пошлин и вся внешняя торговля захвачена английскими купцами. Английские коммерсанты проложили пути в Тибет, и вскоре английские солдаты маршировали по улицам Лхассы. Далай Ламе оставалось улыбаться, потому что у него мало было солдат. Сколько бед и несчастий принесло британское вторжение нищему тибетскому народу. Одних тибетцев убивали за то, что их подчинили китайцы. Других за то, что не помогали англичанам. И тем рубили головы, и другим. Сам духовный глава Далай Лама едва сумел бежать и вернулся к своему многострадальному народу лишь спустя год, чтобы присутствовать при кровавых междоусобицах. А дальше дела пошли еще хуже. Воспользовались тем, что шла мировая война, и Британия под шумок прибрала Тибет к своим рукам. Тибетцы восстали и воевали камнями и палками против английских скорострельных винтовок и пулеметов.
— Да и теперь в Тибете все перевернуто вверх ногами, — вдруг снова заговорил Сахиб Джелял. — Идут междоусобицы в Сиккиме, в Цайдаме, на границе Кашгарии. О каких Бадахшанах может думать тибетский народ?
Вождь вождей уже раскрыл рот, чтобы отдать приказ своим гуркам готовиться ко сну, но смог помянуть лишь господина черта…
Даже если бы на крышу дворца обрушилась сегодня лавина, он так не удивился бы. Он даже не заметил, что ликование словно светом осветило темное, обычно невозмутимое лицо Сахиба Джеляла.
Шумно отряхивая с верблюжьего своего халата целые слои снега и ударив несколько раз по дверному косяку своей меховой шапкой, чтобы сколоть налипшие льдинки, через порог перешагнул Бадма, тибетский доктор. Щурясь на яркий свет костра, он приветствовал всех по-тибетски и, быстро пройдя по кошме, сел рядом с Пир Карам-шахом.
— Лег-со! — воскликнул он, протянув руку к камину. — Благодарение добрым духам, мы-таки выбрались.
— Опять снег идет! — закричал появившийся следом на пороге Молиар. — Опять буран. Аллах велик! Никогда не видал такого густого снега.
И он бухнулся с другой стороны вождя вождей, всем своим видом показывая, как он рад, что наконец ощущает благодатное тепло.
— Едва-едва не застряли, — посмеиваясь, сказал, ничуть не смешавшийся под удивленным и очень мрачным взглядом вождя вождей Молиар. — Еще немного, и мы нашли бы себе тесную удобную могилу там под снегом… Отличную могилу, ибо наши бренные тела сохранились бы в холоде до весны, наподобие бараньих туш в подвалах бывшего дворца бывшего эмира бухарского Ситара-и-Махихассе, куда набивали лед, привезенный с Байсун-горы на четырехстах арбах. О высокочтимый вождь вождей, мы так рады, так счастливы видеть вас здесь живым и благоденствующим, вместе с вашими верными гурками. Пусть охота и неудачна, зато ваши тела и
