Маленький, большой - Джон Краули

Собрать этим вечером у себя родственников и соседей оказалось проще, чем думала Софи, хотя нелегко было решиться на то, чтобы устроить это собрание, а также нелегко подобрать слова. Ведь приходилось нарушить издавна принятое молчание, столь давнее, что в Эджвуде даже не помнили, когда была дана клятва его хранить, молчание, таившееся в сердцевине многих историй. Нарушить его было все равно, что взломать сундук, к которому потерян ключ. На обдумывание ушли оставшиеся зимние месяцы, а потом понадобилось время, чтобы оповестить всех, кто жил на отрезанных бездорожьем фермах и в изолированных коттеджах, в Столице и в Городе, а также назначить удобную для всех дату.

Тем не менее почти все они согласились прибыть, встретив эту новость удивительно спокойно, словно давно уже ожидали подобного приглашения. И они действительно его ожидали, сами того не сознавая.

Когда юная посетительница Маргарет Джунипер путешествовала по пентаклю из пяти городов (в свое время Джефф Джунипер, показывая Смоки Барнаблу путь в Эджвуд, соединил их на карте пятиконечной звездой), пробудилась ото сна не одна семья. Ощутив, как мимо проходит кто-то или что-то, они погрузились в своеобразное мирное ожидание, счастливое предчувствие; они не думали теперь, что жизнь их кончится раньше, чем Как-то исполнится давнее обещание или произойдет некое великое событие. Это всего лишь весна, говорили они себе утром, всего лишь наступающая весна. Мир такой, каков он есть, и не иной, и подобные сюрпризы в нем не предусмотрены. Но потом из дома в дом стала передаваться, обрастая по дороге деталями, история, рассказанная Мардж, пошли догадки, предположения, и когда вызов был получен, никто не удивился — удивились скорее тому, что не удивляются.

Ибо это касалось их всех, всех этих семей, которые знались с Августом, учились у Оберона, а потом у Смоки, у которых бывала Софи, совершавшая, как принято у старых дев, длительные поездки по окрестностям; они разделяли судьбу, предсказанную двоюродной бабушкой Норой Клауд для Дринкуотеров и Барнаблов. В конце концов, почти сто лет тому назад их предки обосновались здесь, потому что знали Повесть или ее рассказчиков; иные были учениками и даже последователями. Кое-кто, вроде Флауэрзов, были — или считали себя — посвященными в тайну; многие владели достаточным состоянием, чтобы предаваться праздности и размышлять над тайной среди лютиков и молочая на фермах, которые они купили, но хозяйством пренебрегали. Трудные времена не обошли стороной их потомков: многие сделались ремесленниками, жили случайными заработками, водили грузовики, перебивались с хлеба на воду на фермах, окончательно перемешались со всевозможными молочниками и мастеровыми, кого их предки едва удостаивали слова, и все же в этих семьях передавались из уст в уста истории, каких не знал никто другой в мире. Да, им приходилось несладко, и, как они думали, мир сделался суров, стар и безнадежно обыкновенен, но они происходили от породы бардов и героев, человечество пережило некогда Золотой век, и земля вокруг них была живой и густо заселенной, хотя времена были слишком трудные, чтобы это замечать. Все они в детстве засыпали под старинные истории, позднее рассказывали их любимым, а потом собственным детям. Большой дом не сходил у них с языков. Его обитатели удивились бы тому, как много соседи знают о нем и его истории. За столом и у камелька они размышляли о том же, поскольку в эти темные дни иных занятий у них не было, и, так и сяк преобразуя историю дома в своих мыслях, все же ее не забывали. И когда пришло приглашение от Софи, они удивились только тому, что не испытали удивления, и, отложив в сторону инструменты, сняли передники, укутали детей, растормошили свои старые драндулеты и явились в Эджвуд, чтобы услышать о возвращении потерянного ребенка, об обращенной к ним просьбе и о предстоявшем путешествии.

— Итак, вот дверь, — сказала Софи, трогая лежавшую перед ней карту из колоды (козырь Множественность), — а вот и дом. А вот, — она тронула другую карту, — собака, стоящая перед дверью. — В двойной гостиной царила абсолютная тишина. — Дальше — река или что-то похожее…

— Говори громче, дорогая, — вмешалась Мамди, сидевшая совсем рядом. — А то никому не слышно.

— Вот река. — Софи почти кричала. Ее щеки окрасились румянцем. Когда она находилась у себя в темной спальне и рядом была Лайлак, все представлялось… не то чтобы проще, но, по крайней мере, яснее. Цель виделась отчетливо и теперь, но следовало подумать о средствах — они были далеко не столь ясны. — И мост, чтобы ее пересечь, или брод, или паром, или еще какое-то средство, а на том берегу мы найдем старика, который знает дорогу и поведет нас.

— Дорогу куда? — послышался несмелый голос, принадлежавший, как решила Софи, кому-то из Бердов.

— Туда, — отозвался кто-то другой. — Ты что, не слушал?

— Туда, где находятся они, — сказала Софи. — Где соберется Парламент.

— Вот оно что, — произнес первый голос. — А я-то думал, Парламент здесь.

— Нет, — объяснила Софи, — он соберется в том месте.

— Ага.

Вновь наступила тишина, и Софи постаралась вспомнить, что ей еще известно.

— Софи, а это далеко? — спросила Мардж Джунипер. — Не всем по силам дальняя дорога.

— Не знаю. Не думаю, что очень далеко. Помнится, временами это казалось далеко, а временами близко. Наверное, не так далеко, чтобы было не добраться. Впрочем, не знаю.

Все ждали. Софи изучала карты и перекладывала их. Что, если дорога окажется слишком дальней?

Блоссом проговорила мягко:

— Правда, там здорово? Наверняка.

Бад рядом отозвался:

— Нет! Там опасно. И жутко. Придется сражаться! Ведь это война, да, тетя Софи?

Ариэл Хоксквилл взглянула на детей, потом на Софи.

— Что вы думаете, Софи? Это война?

Софи подняла взгляд и протянула вперед пустые ладони.

— Не знаю. Думаю, война, — так говорила Лайлак. Так и вы говорили. — В ее словах, обращенных к Ариэл, прозвучал чуть заметный упрек. — Не знаю, не знаю! — Софи встала и развернулась так, чтобы видеть всех собравшихся. — Я знаю только, что нам непременно нужно пойти и помочь им. Если мы откажемся, их не останется совсем. Они вымирают, я уверена! Или уходят, прячутся так далеко, что это почти равносильно смерти, и все из-за нас! Подумайте, что произойдет, если их не станет.

Все подумали об этом или попытались подумать и пришли к разным заключениям или представили себе разные картины, а кто-то и вовсе ничего не придумал.

— Понятия не имею, где находится это место, — продолжала Софи, — и как нам туда добираться, а также чем мы можем быть полезны и почему именно нам нужно идти, но в одном я уверена: мы просто обязаны попытаться! То есть дело даже не в том, хотим мы или не хотим. Разве вы не видите, что и здесь мы оказались только ради них — я в этом убеждена. Не пойти сейчас — это было бы все равно, что родиться, вырасти, вступить в брак, завести детей, а потом сказать: я передумал, не надо мне всего этого. А между тем если бы мы всего этого не имели, то некому даже было бы сказать: мне, мол, ничего не надо. Понимаете? И сними то же самое. Мы не можем отказаться, потому что нам на роду написано пойти, потому что мы, по-настоящему, идем туда всю свою жизнь.