Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович

— Спасибо вам огромное, товарищи! — сказал Смирнов. — Если бы не вы... Страшно подумать, что с нами было бы уже в эти самые минуты. Тот офицер, которого я пристрелил потом, сказал нам, что нас везут на жуткие пытки и казнь. В «Барвихинский централ». То есть тайную частную тюрьму начальника КОКСа, откуда нет возврата.

— Что и говорить — фашисты, — прокомментировал Григорий Валентинович. — Хоть и «союзники», но мы всё знаем и понимаем. То и дело норовят нож в спину всадить. Эта история с «вагнеровцами», к примеру... И это еще не всё — наиболее безумные представители их правящих кругов всерьез даже рассматривали вариант организации убийства нашего президента. Так что иллюзий у нас нет.

Иван немного помолчал.

— Задам вам деликатный и непростой вопрос. А если вдруг... российская власть устроит тут массовую резню мирного населения, сгон людей в концлагеря, геноцид... ну, на фоне всей этой якобы пандемии. То есть пойдет на тотальную перезагрузку самых основ режима, в общемировом ключе. Сейчас от хозяев России можно всего ожидать, они одержимы бешенством. Ну, а если не так жестко — то хотя бы в форме слива власти Увалову через якобы майдан. Вы будете просто издалека наблюдать? Или как?

— Ну, вы же понимаете, что я не могу говорить за решения, которые не я принимать буду, — осторожно ответил полковник. — Это прерогатива Совета Безопасности республики во главе с президентом. Мы-то, конечно, выполним любой приказ... Правда, ребята? — обратился к Сане, Ире и Максиму.

Те с готовностью подтвердили.

— Все эти десятилетия бытовала поговорка — если Батька двумя дивизиями перейдет границу, к Москве подойдут уже двенадцать, — с усмешкой сказал Иван.

— Ну, во всяком случае, видите, вас мы сегодня утром спасли. В практически безнадежной ситуации. Приятный, так сказать, сюрприз... — многозначительно произнес Григорий Валентинович.

— Да, спасибо еще раз... — поблагодарил Смирнов. — И, вот ещё что... давайте поможем семье Рахима. У него остались мать, жена и четверо детей. Я вам дам логин и пароль от интернет-банка моей соратницы и компаньона, хранительницы фактически моего счета... Облако, где фото карточки с сеансовыми ключами. Реквизиты и контакты... Переведите... если вдруг чего... два миллиона... Это карточка его мамы.

— Да, разумеется... Сделаем, — пообещал полковник. — Может, даже в Беларуси поселим, если, конечно, захотят... Но это значит...

Иван вздохнул:

— Всё может случиться.

Ира сказала:

— Если что, есть шанс пройти лесами. Мы готовы составить вам компанию.

— Да, пробирайтесь потихоньку к нам, — добавил профессор. — Будем страховать, предупреждать о засадах и облавах.

— Мы посоветуемся, — ответил Смирнов. — Но — как говорится, надейся на лучшее, а готовься к худшему. Мы в любом случае не имеем права вас подставлять под удар. Вы пока еще чисты, вас никто не ищет. Самое главное вы уже сделали — если мы погибнем, то в честном бою, а не корчась от мук на пыточном ложе. Живыми им в руки не дадимся. И содержимое флешки станет достоянием общественности. Надо было мне сразу это сделать. Но ждал подходящего момента... Вот и дождался, видимо...

Обед продвигался не спеша.

— Я всегда присматриваюсь к вашей стране. Правда, побывал там, увы, только один раз. Думал даже поселиться, — рассказывал Иван. — Ваша республика — единственная, которая сохранила курс на развитие после падения советского социализма. Пусть и без слов «советский» и «социализм». Все остальные, включая Россию, деградируют. Пожирают себя. То, что Украина стала фашистским государством, то, что Россия вплотную подошла к превращению в цифровой лагерь смерти, — это закономерно. И неизбежно при разделении общества на кучку небожителей и море обслуживающих их рабов. Вы развиваетесь, потому что не превратили народ в навоз ради блаженства избранных, небожителей, носителей частных интересов, как у остальных. Да, у вас мало ресурсов. Если бы у вас были хотя бы ресурсы Украины, не говоря о российских, то всё постсоветское пространство жило бы сейчас по-другому. Да и весь мир. Вы задаете путь вперед. А остальные режимы ничего, кроме падения в пропасть, не предлагают. Только у вас есть реальный потенциал. И неважно, как вы называетесь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Согласен, Иван Викторович, — сказал профессор. — Поэтому мы, белорусские коммунисты, единственные на постсоветском пространстве, кто целиком поддерживает действующую в стране власть. В прошлом году нашу республику пытались сломать. Но мы выстояли. А те так называемые «невероятные», БЧБ, змагары, покушавшиеся на народную свободу, явили истинное нутро и сгинули, как персонажи «Вия» на рассвете.

— Угу, — подтвердил полковник. — «Невероятных» больше нет. Есть только кучка ворюг, предателей, алкашей и шлюх. И ты правильно сказал, что они покушались на свободу народа. Хотя они, конечно, провозгласили себя носителями этой свободы, а нас, соответственно, ее душителями. На самом деле, используя риторику свободы, змагары хотели сделать так, чтобы у каждого из представителей большинства свободы стало несравнимо меньше, чем сейчас. Только у нас в Беларуси сотруднику силовых структур можно кинуть упрек, что, мол, вы не служите народу. В России если спросишь, ты народу служишь или кому, то многие сразу же ответят — да, служу власти, а народ подавляю, и чего такого?.. Нет, такое возможно только в действительно свободном государстве.

— Отлично сказано, — продолжил Егор Иванович. — Наша Беларусь — страна для тех, кто хочет просто спокойно жить и работать, растить детей, не наживаться за счет других, не пытаться эгоистически возвыситься над остальными. И нет для нормальных людей страны свободнее, чем наша. А в представлении паразитов и мечтающих стать таковыми Беларусь — тюрьма. Потому что власть, подумать только, не ублажает их дегенеративные интересы. Вот те же змагары — на протяжении десятилетий им всё неймется — спят и видят, чтоб наша республика стала таким же концлагерем, как у всех соседей. Там, у них... ну, где вы сейчас хотя бы находитесь... государство яростно подавляет простых граждан, которые даже и не претендуют на власть. В Беларуси же ограничивается свобода только тех, кто покушается на свободу обычных, законопослушных людей. Ограничивается свобода тех, кто планирует в случае прихода к власти согнать миллионы людей в цифровой концлагерь, присвоить им номера, пустить на насильственные медицинские эксперименты, запрещенные Нюрнбергом...

— Змагары называют себя революционерами, но это была никакая не революция, а контрреволюция, мятеж, попытка фашистского переворота, — сказала Алла Михайловна. — Сейчас, как тут верно сказано, противодействие власти направлено только против них. Они действительно жаждут, дорвавшись до власти, ввести гораздо более жесткие запреты, причем затрагивающие не меньшинство, а большинство.

— Мы просто хотим нормально жить и работать, и для нас действительно в прошлом году было крайне неприятным открытием то, что столько людей жаждут возвыситься за счет других, даже рискуя собственным благополучием, — произнес профессор.

— И давление будет нарастать, — добавила Надежда Кирилловна. — Они примутся вводить санкции, вплоть до секторальных. Пока только персональные. Но тут смешно даже... У наших руководителей блокируют несуществующие на Западе активы именно за то, что их не существует.

— В общем, наша республика стала точкой, где сошлись многие линии напряжения, — сказала Наташа. — Сейчас в Беларуси решается судьба не только одной Беларуси.

— Именно так, — согласился Смирнов. — Белоруссия выстояла против поработителей. Руководство и народ вашей республики уверенно, четко и, я бы даже сказал, красиво обломали машину, которая до этого с легкостью рвала и сминала других. И вынудили всех этих респектабельных на Западе сорвать маску и явить всему миру свое истинное нутро. Да, Белоруссию часто называют наиболее правильным, что ли, осколком СССР. Но на самом деле она не осколок, а молодой побег у мощного срубленного дерева. Белоруссия для нас, россиян, такая же родина, как и Россия для вас, белорусов. Просто вся наша огромная страна, кроме вас, захвачена фашистами. Да, понятно, приходится соблюдать пока политес, признавать друг друга как суверенные страны, даже делать вид, что союзники... Но... Вообще, в последнее время я склоняюсь к мысли, что миссия Белоруссии — рано или поздно, когда подоспеет время, помочь братскому российскому народу, чтобы вот это единое древо возродилось и восстановило свою мощь. Стать новой точкой сборки. По аналогии с тем, что исторически уже было не раз в истории русской цивилизации. Но уже с классовым, актуальным сейчас, подходом. Ваша республика стоит в окружении врага, как Брестская крепость, как Братский партизанский край. И Белоруссия, если хочет остаться Белоруссией, рано или поздно должна стать чем-то большим, нежели Белоруссия, выйти за свои границы, осознать свою миссию как форпост и зачаток чего-то масштабного, что способно преобразовать мир и вывести его на новые рубежи, когда придет время. Пусть и не прямо сейчас. А в нужный момент, не раньше и не позже. Я уверен, что именно ради этой миссии она все эти десятилетия жила и развивалась, сумела себя защитить в грозовом двадцатом году. Так ведь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})