Взлет и падение третьего рейха (Том 1) - Ширер Уильям

Неожиданное желание Риббентропа вести переговоры по "конкретным вопросам", вероятно, удивило русских. По крайней мере, в телеграмме Шуленбургу, отправленной в 15.47, он сообщал: "... Намекнул Астахову, что мы близки к тому, чтобы договориться с Россией о судьбе Польши". Министр подчеркивал, что сказал русскому поверенному: "... Мы не торопимся".

Это был блеф. И наблюдательный советский поверенный в делах во время встречи со Шнурре в министерстве иностранных дел в 12.45 отметил, что тот, казалось, торопил события, тогда как министр иностранных дел Германии накануне "не проявлял такой спешки". Шнурре воспользовался ситуацией.

"Я сказал господину Астахову, - отмечал он в секретном меморандуме, что, хотя министр иностранных дел накануне и не говорил о срочности, мы считаем, что это необходимо сделать в течение нескольких ближайших дней продолжить беседы, чтобы заложить фундамент как можно быстрее".

Немцам необходимо было решить вопрос в течение ближайших дней. Астахов сообщил Шнурре, что получил "промежуточный ответ" от Молотова по поводу германских предложений. По большей части это был ответ отрицательный. По сообщению Астахова, Молотов заверял, что Москва также желает улучшения отношений, "но пока что неизвестно ничего конкретного о намерениях Германии".

Народный комиссар иностранных дел изложил свою точку зрения непосредственно Шуленбургу в тот же вечер. Посол доложил о беседе в телеграмме, отправленной после полуночи. Он сообщал, что во время беседы, длившейся час с четвертью, Молотов "отошел от своей обычно сдержанной позиции и вел себя довольно открыто". Это бесспорно. Потому что после того, как Шуленбург еще раз изложил точку зрения Германии об отсутствии у двух стран противоречий и еще раз выразил пожелание достичь взаимопонимания, несгибаемый русский министр перечислил несколько акций рейха, враждебных Советскому Союзу: Антикоминтерновский пакт, поддержка Японии в ее антисоветской деятельности, невключение Советского Союза в число участников Мюнхенской конференции.

"Как согласуются утверждения о новой позиции Германии, - спрашивал Молотов, - с указанными тремя моментами? Пока что доказательств изменившейся точки зрения правительства Германии не существует".

Шуленбург, казалось, был немного обескуражен.

"У меня сложилось впечатление, - телеграфировал он в Берлин, - что Советское правительство в настоящее время намерено заключить соглашение с Англией и Францией, если они примут все требования Советов... Я уверен, что мои заявления произвели на Молотова впечатление, тем не менее с нашей стороны потребуются серьезные усилия, чтобы изменить курс Советского правительства".

Хотя ветеран дипломатической службы хорошо разбирался в делах Советского Союза, он явно переоценивал прогресс на переговорах Советского Союза с Англией и Францией. Не знал он и до каких пределов готов идти Берлин в "серьезных усилиях", которые, как он полагал, были необходимы, чтобы совершить поворот в политическом курсе советской дипломатии.

На Вильгельмштрассе зрела уверенность, что цель эта вполне достижима. Если удастся нейтрализовать Россию, то Англия и Франция не станут воевать за Польшу, а если и станут, их легко сдержать на западных рубежах, а за это время Польша будет уничтожена и немецкая армия сможет обрушить всю свою мощь на Запад.

Проницательный французский поверенный в делах в Берлине Жак Тарбе де Сэн-Хардуэн заметил перемену в атмосфере столицы Германии. 3 августа, когда была необычайно высока дипломатическая активность в Берлине и Москве, он докладывал в Париж: "В течение последней недели в политической атмосфере Берлина наблюдались определенные перемены... Период растерянности, колебаний, склонности к выжиданию и даже умиротворению, наблюдавшийся среди нацистской верхушки, перешел в новую фазу".

Колебания союзников Германии

Что касается союзников Германии - Италии и Венгрии, то к концу лета правительства в Будапеште и Риме все больше опасались, что их страны окажутся втянутыми Гитлером в войну на стороне Германии.

24 июля граф Телеки, премьер-министр Венгрии, направил одинаковые письма Гитлеру и Муссолини, в которых сообщал, что "в случае всеобщего конфликта Венгрия будет строить свою политику сообразно политике стран оси". Сделав такой шаг, он затем отступил. В тот же день он написал двум диктаторам еще одно письмо, в котором говорил: "...Во избежание неверного толкования моего письма от 24 июля я... повторяю, что Венгрия по моральным причинам не сможет предпринять вооруженные действия против Польши".

Второе письмо из Будапешта вызвало у Гитлера свойственный ему приступ ярости. Когда 8 августа он в присутствии Риббентропа принимал в Оберзальцберге министра иностранных дел Венгрии графа Чаки, то начал разговор с того, что он был шокирован письмом венгерского премьера. Согласно секретному меморандуму, составленному для министерства иностранных дел, он подчеркнул, что не ждал помощи ни от Венгрии, ни от какой-либо другой страны "в случае германо-польского конфликта". Письмо Телеки, по его словам, было "просто невыносимым". Потом он напомнил венгерскому гостю, что только благодаря щедрости Германии Венгрия смогла получить за счет Чехословакии такую большую территорию. Если Германия потерпит поражение в войне, заметил он, то "Венгрия будет уничтожена автоматически".

Этот секретный меморандум, оказавшийся в числе трофейных документов в руках союзников, отражает ход мысли Гитлера в тот роковой август. Польша, по его мнению, не представляла для Германии проблемы с военной точки зрения. Тем не менее он не забывал о возможности войны на два фронта. "Никакая сила в мире, - хвастался он, - не сможет преодолеть укрепления на западных границах Германии. В жизни меня еще никто не смог напугать, не напугает и Англия. Не будет у меня и нервного срыва, который все предсказывают". Что касается России:

"Советское правительство не станет воевать против нас... Советы не повторят ошибки царского правительства и не станут лить потоки крови в угоду Англии. Они наверняка попытаются извлечь для себя выгоду за счет Прибалтийских государств или Польши, не прибегая при этом к боевым действиям".

Эта демагогия Гитлера так подействовала на графа Чаки, что в конце второй беседы, которая состоялась в тот же день, он попросил фюрера "относиться к двум письмам Телеки так, будто они вообще не были написаны", и заверил, что о том же самом попросит Муссолини.

Уже несколько недель дуче беспокоился, что Гитлер втянет Италию в войну. Аттолико, его посол в Берлине, слал все более тревожные телеграммы о намерении Гитлера напасть на Польшу {Типичным можно назвать сообщение Аттолико о встрече с Риббентропом 6 июля. На этой встрече нацистский министр иностранных дел заявил, что если Польша осмелится напасть на Данциг, то Германия решит данцигский вопрос за сорок восемь часов (в Варшаве!). Если Франция вмешается в данцигский вопрос и начнет таким образом всеобщую войну, пусть ей же будет хуже. Германия только и ждет этого. Франция будет уничтожена. Если вмешается Англия, то это приведет к развалу Британской империи. Россия? Скоро будет подписан русско-германский договор и Россия не станет вмешиваться. Америка? Одной речи фюрера оказалось достаточно, чтобы поставить Рузвельта на место. Американцы в любом случае не станут вмешиваться. Сидеть спокойно их заставит страх перед Японией.

"Я с удивлением молча слушал, - писал Аттолико, - пока Риббентроп рисовал картину войны, угодной Германии, картину, которая крепко засела в его мозгу. Он не видит ничего, кроме своего удивительного плана, он уверен в победе Германии над кем угодно и где угодно... В конце беседы я заметил, что в моем понимании между фюрером и дуче, между Германией и Италией было достигнуто полное согласие по вопросу подготовки к войне, которая не может начаться немедленно".

Дальновидный Аттолико не верил в это. В течение июля он во всех посланиях предупреждал о неизбежности действий Германии против Польши. Прим. авт.}. С первых чисел июня Муссолини настойчиво добивался новой встречи с Гитлером. В июле было назначено место и время встречи: на Бреннерском перевале 4 августа. 24 июля через Аттолико Муссолини представил Гитлеру перечень основных вопросов, о которых пойдет речь. Если фюрер считает войну "неизбежной", то Италия будет стоять плечом к плечу с Германией. Но дуче напоминал ему, что война с Польшей не останется локальной, а перерастет в европейский конфликт. Муссолини не считал, что это самое удачное время для стран оси, чтобы начать такую войну. Взамен он предлагал "конструктивную миролюбивую политику в течение нескольких лет", за которые Германия решит свои проблемы с Польшей, а Италия дипломатическим путем свои проблемы с Францией. Он даже шел дальше: предлагал созвать еще одну международную конференцию великих держав.