Сочинения - Феодор Студит

Каково же изречение Епифания? «Рассудит твое благочестие, прилично ли нам иметь Бога, начертанного красками» [ [150]]. Посмотри, какой он лжец. Он говорит не о Христе, в Котором усматривается описываемость вместе с неописываемостью, — ибо в Нем обнаруживаются оба естества, — но: «Бога иметь нам начертанного», — отвергая человечество в Слове, согласно манихейскому учению и оставляя только Божество, чтобы нелепостью предложения изумить слушателя. Так и видимым назвать Бога нелепо, когда божественное Слово говорит: Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий Бог и видимый, Он явил это (Ин.1:18), ибо известно, что Бога вне человеческого естества, никто не видел. Единородный Сын же после воплощения не непричастен человеческой природе, поэтому Он видим. Так и святой апостол взывает: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе (1 Тим.3:16).

Это во плоти надо относить ко всему вообще данному изречению, ибо первое выражение имеет связь не только с последующими, но и со всеми свойствами воплощения. Как явился Бог во плоти, так и в каждом событии, о котором сказано раньше, Он был во плоти, ибо неестественно было бы и показаться, и вознестись, если не подразумевать этого во плоти. Так точно во плоти Он и питается молоком, и преуспевает возрастом, и ходит ногами, и потеет в изнурении, и беседует языком, и прочее подобное этому.

Если же это так и если одним из телесных свойств является описуемость, то очевидно, что и Бог во плоти описывается или красками, или другим способом. Ибо и то, и другое совершенно необходимо: если Он явился во плоти, то и описывается во плоти. Одно другому соответствует, одно от другого зависит. Если же неистинно второе, то неистинно также и первое, но первое истинно, следовательно, истинно и второе.

Таким образом, и по божественному учению, и по общему смыслу нелепо не исповедовать Бога описуемым во плоти, если Он явился во плоти.

И в другом месте доблестный муж говорит: «Я слышал, что некоторые предлагают живописать и необъятного Сына Божия; трепещи, слыша это». Но кто из имеющих ум не посмеется над суемудрым? Разве он не читал, что взяли Иисуса и связали Его, и отвели Его сперва к Анне, который был на тот год первосвященником (Ин.18:12). И еще в другом месте: взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями (Ин.19:40). Разве он (Иоанн) не исповедует Иисуса Богом? Если же Он — Бог, то как Необъятный был взят и связан? Не очевидно ли, что во плоти, как исповедал премудрый Павел? Да умолкнет же и этот обманщик, неистовствующий против Христа!

Если бы он еще услышал, что мы имеем и ядомого Бога, то, может быть, не только содрогнулся бы, но и рассыпался бы, не вынеся такой вести. Но что говорит Христос? Ядущий Меня жить будет Мною (Ин.6:57). А Он не иначе может быть вскушаем, как во плоти. Подлинно, Христос, будучи одновременно совершенным Богом и Человеком, может быть назван по обоим естествам, из которых Он состоит, и по обоим же в прямом смысле может быть представляем, так как свойства того и другого в единстве Его лица не уменьшаются и не смешиваются.

Свидетель этих слов — Сам Бог и Слово, Который в одном месте говорит: ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину (Ин.8:40), — хотя говоривший это был Бессмертным Богом, а в другом месте: вы говорите: «богохульствуешь», потому что Я сказал: «Я Сын Божий» (Ин.10:36), — хотя Сказавший это был и Сыном Человеческим. Таким образом, уделяя тому и другому естеству то, что свойственно тому и другому названию, мы нисколько не заблуждаемся. Итак, и об этом изречении кончено.

Каково же изречение Феодота? «Мы составляем образы святых не из вещественных красок на иконах, но научились изображать их добродетели сказаниями о них в писаниях, как некие одушевленные иконы, возбуждаясь этим к подобной им ревности; ибо пусть скажут выставляющие такие изображения, какую они могут получить от этого пользу или к какому духовному созерцанию возводятся они через это напоминание? Очевидно, что это тщетная выдумка и изобретение диавольской хитрости» [ [151]].

Начало речи не следует немедленно порицать, хотя оно и подготавливает к последующим нелепостям. Многие из святых учителей тоже считают повествование словами полезнее изображения на иконах, не отвергая, впрочем, ни одного из них. А другие, наоборот, но то и другое равно, как говорит свт. Василий Великий: «Что повествовательное слово передает через слух, то живопись показывает молча через подражание» [ [152]]. Не все живописцы и не все повествователи, но это зависит от того, какой мерой благодати Бог наделил каждого. Поэтому, оставив это предложение, обратимся к последующему: «Ибо пусть скажут выставляющие такие изображения, какую они могут получить от этого пользу или к какому духовному созерцанию возводятся они через это напоминание?»

Со своей стороны спросим доблестного мужа: какой пользы и какого священного созерцания нельзя отсюда заимствовать? Если свойство иконы — быть подражанием первообраза, как говорит Григорий Богослов, и в образе усматривается первообраз, как говорит премудрый Дионисий Ареопагит, то очевидно, что от подражания, т. е. от иконы, исходит много пользы и через это подражание возбуждается обильное духовное созерцание первообраза. Свидетель — сам божественный Василий, который в одном месте говорит: «Чествование образа восходит к первообразу». Если же восходит, то, без сомнения, и нисходит от первообраза к образу. Никто не будет столь безрассуден, чтобы назвать чествование бесполезным или не признать подражание отображением подражаемого, так что «одно находится в другом», по словам божественного Дионисия [ [153]]. А что может быть полезнее этого и что более способно возводить горе?

Подлинно, икона есть замена личного созерцания и, употреблю ближайшее сравнение, есть как бы лунный свет в отношении к солнечному. Если же это не так, то какую пользу приносила древним скиния свидетельства, бывшая отображением предметов небесных? И там, между прочим, были Херувимы славы, осенявшие очистилище (Исх.25:20), т. е. изображения, подобные виду человеческому.

Все возводило горе и способствовало созерцанию служения в духе.

При таком предположении напрасно было бы у нас и изображение Креста, напрасно и изображение копья, напрасно и изображение губки, ибо и это подражания, хотя и не имеющие вида человека, напрасно и все то, что передано нам, скажу словами Дионисия, в видимых образах, посредством которых, говорит он, мы по возможности восходим к духовным созерцаниям [ [154]].

Далее, одна из пяти сил души — воображение. Воображение же может представляться некоторой иконой, ибо то и другое содержат изображения. Следовательно, небесполезна икона, уподобляющаяся воображению. А если бесполезна вторая, важнейшая, то тем более — первая, нижайшая, которая слабее, и она напрасно существует вместе с природой. И если она напрасна, то таковы же и силы, родственные ей: чувство, понимание, суждение, ум. Таким образом, естественное учение возвышеннейшими соображениями обличает в безумии гонителя иконы или воображения. Я же восхищаюсь воображением и в другом отношении. Некоторые говорят, что одна женщина, во время зачатия вообразив эфиопа, родила эфиопа. Подобное этому известно и о праотце Иакове, когда он обстругал жезлы, от взгляда на которые животные рождались пестрыми, и — о, чудо! — подобное иконе воображение оказалось завершением производительной силы (Быт.30:37).

Впрочем, вернемся к настоящему предмету. Любезный, кто, посмотрев внимательно на картину, с правой или с левой стороны, отходит от нее, не получив впечатления в уме, от прекрасной — прекрасного, а от постыдной — постыдного, так что часто, даже находясь дома, то сокрушается, то волнуется страстью? Не случается ли иногда, что кто–нибудь, заснув, пробуждается от ночных видений с радостью или скорбью? Если же так бывает, то тем более взирающий на изображения наяву обязательно получает то или иное впечатление.

Разве ты, любезнейший, не читал, что древние служили образу и тени небесного (Евр.8:5). Не является ли иконой то и другое? Не иконой ли они были возводимы к созерцанию небесного? Не подобно ли призраку, скажу словами Давида, ходит человек (Пс.38:7)? И сам ты, иконоборец, не являешься ли образом Божиим, не рожден ли по подобию Отца и не изображаешься ли на картине? Или ты один без образа, как не человек, а выродок, и потому так думаешь и о святых?

Но, чтобы речь об этом получила большую достоверность, оставив собственные рассуждения, представим самих светил вселенной, которые ответят тебе на вопрос. Григорий Нисский говорит: «Я часто видел на иконе изображение страдания, и без слез не проходил мимо этого зрелища, так живо искусство представляет зрению событие» [ [155]]. Святой Златоуст говорит: «Я с любовью смотрел и на вылитое из воска изображение, совершенное по благочестию; ибо я видел на иконе Ангела, прогоняющего толпы варваров, видел попираемые племена варваров, и Давида истинно взывающего: Господи, уничтожь образ их в городе Твоем (Пс.72:20)» [ [156]]. Кирилл Александрийский: «Я видел картину на стене, деву, ратоборствующую на ристалище, и не без слез взирал на это зрелище». Григорий Богослов: «На ней (т. е. на двери) был начертан образ Полемона и имел столь почтенный вид, что она (т. е. блудница), увидев его, тотчас ушла, пораженная этим зрелищем и устыдившись написанного, как живого» [ [157]]. Василий Великий: «Встаньте теперь предо мной вы, славные живописатели подвижнических заслуг, дополните своим искусством это неполное изображение военачальника, цветами вашей мудрости осветите неясно представленного мной венценосца. Пусть я буду побежден вашим живописанием доблестных дел мученика, рад буду признать над собой и ныне победу вашей крепости. Посмотрю на эту, более точно изображенную вами, борьбу руки с огнем, посмотрю на этого борца, живее изображенного на вашей картине. Да плачут демоны, и ныне поражаемые у вас доблестями мученика, опять да будет показана им палимая и побеждающая рука» [ [158]].