Криминальная история России. 1995 – 2001. Курганские. Ореховские. Паша Цируль - Валерий Карышев

Вскоре его еще раз обыскали. Затем в сопровождении нескольких конвоиров и почему-то немецкой овчарки он стал подниматься по железной лестнице, минуя один отсек за другим.

Почти у каждой двери его останавливали, заставляли поворачиваться лицом к стене. Затем его привели в баню. Она представляла собой несколько душевых кабинок, выложенных белым кафелем. Рядом находилась специальная прожарочная – помещение, где дезинфицировали одежду.

Но поскольку Цируль прибыл из следственного изолятора, а не с воли, в прожарочную его не повели, но помыться заставили. Цируль помылся, отмыв себя от карцера, вытерся насухо дырявой серой простыней, надел на себя свою одежду.

– Куда теперь, начальник? – обратился он к лейтенанту, стоящему неподалеку.

– На спец пойдешь, – ответил тот.

Цируль нехотя двинулся вперед, заложив руки за спину.

Поднявшись то ли на четвертый, то ли на пятый этаж, Цируль увидел длинный коридор. Это и был спец, разделенный металлическими дверями с двойными решетками на отсеки. В каждом находилась тумбочка с телефоном, рядом сидел дежурный.

Около тумбочки стоял еще стул, где, вероятно, сидел надзиратель, конвоир, или по-блатному – вертухай.

Когда они вошли в этот отсек, Цирулю приказали остановиться.

– В чем заминка, начальник? – спросил он.

– Камеру тебе подбираем, – ответил дежурный офицер, сидящий у тумбочки.

Цируль напрягся и стал соображать, какую же ему камеру подберут.

Спецкорпус являлся тюрьмой в тюрьме и имел особый статус. В 1991 году здесь сидели члены ГКЧП, затем в этом спецкорпусе время от времени стали появляться уголовные авторитеты, воры в законе и особо опасные преступники.

Кроме этого, в корпусе находились также и крупные чиновники, сотрудники правоохранительных органов, прокуроры, армейские офицеры и даже офицеры ФСБ.

На спецу общих камер не было, а было несколько одиночек, камеры на четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать, несколько камер на шестнадцать человек – не более. Часть из них была даже не полностью заполнена, хотя следственный изолятор «Матросская Тишина» бывает переполнен.

Цируль стал думать, куда его направят. Скорее всего, в одиночку – решил он. Но тут его размышления были прерваны, он услышал стук металлических предметов. По коридору шел человек и специальным железным ключом стучал по решеткам.

Цируль знал – это традиционный прием всех тюремщиков. Согласно инструкции, они показывают, в каком направлении они передвигаются по тюремному блоку.

Вскоре шум усилился, из-за поворота показался знакомый уже Цирулю мужчина в джинсах и свитере. Это и был начальник корпуса. Он открыл своим ключом-«вездеходом» последний отсек и, подойдя к дежурному, сидевшему у тумбочки, склонился над журналом, водя пальцем по строчкам. Цируль догадался, что он ищет ему камеру.

Цируль попробовал пошутить:

– Гражданин начальник, мне бы с видом на море.

Но начальник никак не отреагировал на шутку, а внимательно продолжал читать список заключенных спецкорпуса.

Наконец он ткнул пальцем в строчку.

– В триста восьмую, – сказал негромко сидящему офицеру. Тот быстро занес фамилию Цируля в журнал.

Цируль вгляделся повнимательнее. Все фамилии в журнале были записаны карандашом, на тумбочке лежал ластик. Он понял, что время от времени обитателей камер меняют местами. Сколько человек в камере, он не разглядел. Единственное ясно – не одиночка.

Цируль опять попробовал начать разговор с начальником:

– Как-то не по-людски получается, гражданин начальник. Даже не познакомились.

Тогда мужчина в свитере и джинсах, подняв глаза, совершенно спокойно, серьезным тоном сказал:

– Время уже позднее, вам отдыхать надо. Познакомиться еще успеем. Впереди много времени.

Цируля повели по коридору. Он видел номера камер на дверях: 322, 320, 310. Вот и 308-я. Остановившись у массивной металлической двери с окошком, так называемой «кормушкой», конвоир снова сказал:

– Стоять. Лицом к стене!

Вставив ключ в скважину, он повернул его два раза, затем отодвинул рукой массивную задвижку и приоткрыл дверь. Цируль вошел в камеру. Тут же конвоир закрыл за ним дверь.

Войдя в камеру с комплектом чистого белья под мышкой, Цируль осмотрелся. Камера представляла собой небольшое помещение, метров восемнадцать-двадцать.

По количеству шконок – нар, расположенных в два ряда, – Цируль понял, что камера была рассчитана на шестнадцать человек. Две шконки были свободны. Одна находилась у дальняка – тюремного туалета, другая возле дверей.

Но Цируль прекрасно понимал, что ему, вору в законе союзного значения, никак не подобает спать у дальняка или у дверей, поэтому медленно направился к окну. Теперь по всем воровским законам он должен занять лучшую шконку. А лучшей всегда и везде считалась шконка у окна.

Хотя окно и было высоко, и до него добраться было практически невозможно, но это место считалось привилегированным.

Цируль осмотрелся. Все в камере спали. Тусклая лампочка над дверью, заключенная в специальную металлическую решетку, горела тускло. Телевизора в камере не было. Цируль медленно подошел к деревянной лавке, стоящей у стола, присел, достал из бокового кармана пачку сигарет, чиркнул спичкой, закурил. Специально негромко кашлянул, в надежде на то, что кто-то проснется.

Двое-трое заключенных повернулись на другой бок. Кто-то громко храпел. Один человек приподнял голову. Цируль сразу пальцем позвал его. Заключенный нехотя спустил ноги с кровати и, пожав плечами, показывая, что ему холодно, медленно подошел к Цирулю.

– Тебе чего, дед? – спросил заключенный. Цируль посмотрел на него внимательно. У парня на руке синела наколка, которую Цируль так и не разглядел. Цируль представился:

– Здорово, бродяга. Я – Паша Цируль.

Парень заморгал глазами от неожиданного сообщения. Цируль кивнул в сторону лучшей койки, расположенной у окна, и сказал:

– Иди разбуди этого бродягу или фраера. Пусть на другую шконку перейдет! – Цируль отвернулся и затянулся сигаретой.

Парень стоял молча. Цируль понял, что тот оценивает ситуацию, прикидывает, действительно ли перед ним сам Паша или кто-то другой. «А может, он меня и вообще не знает», – подумал Цируль.

Тогда он снова повернулся к парню и для большей убедительности и доказательства своей принадлежности к воровскому званию выдал ему пару предложений на самом крутом воровском языке.

Парень тут же опомнился, естественно, зная тюремную терминологию. А поскольку Павел Васильевич Захаров за свои двадцать лет отсидки свободно овладел тюремной феней и блатным сленгом, то теперь у парня не было никаких сомнений, что перед ним находится авторитетнейший человек.

Он быстро направился к койке и стал расталкивать лежавшего на ней здоровяка. Тот проснулся, недовольно приподнял голову. Парень быстро наклонился к его уху и шепотом стал что-то говорить. Здоровяк несколько раз кивнул. Затем собрал свои вещи, одеяло, простыню и медленно пошел в сторону другой шконки, прогонять другого сокамерника.

Вероятно, тому, кого Цируль снял со шконки, тоже западло было ложиться у туалета или у двери.

Цируль взял свои вещи, быстро застелил шконку, не раздеваясь, лег на спину. Он не стал закрывать глаза, лежал и думал: «Ну вот, я на новом месте, в новом следственном изоляторе с новыми законами». Почему-то ему вспомнилась его первая отсидка, когда он молодым пацаном попал в следственный изолятор, где сидели матерые уголовники, воры в законе.

Тогда в нем было много страха – как с ним поступят, как он сможет себя поставить. Но потом, когда пошли отсидки, когда он получил воровское звание, для него следственный изолятор, да и любая тюрьма были как дом родной.

Цируль лежал и думал. Видимо, переезд, новое место, какое-то внутреннее беспокойство не давали ему возможности заснуть. Он долго ворочался с одного бока на другой. Время от времени засыпал, но вскоре просыпался от кошмаров. Иногда ему снился улыбающийся Япончик. Это было странным. Цируль будто бы сидел в тюрьме, смотрел в камере телевизор. Неожиданно на телеэкране появляется статуя Свободы, американские небоскребы и улыбающееся лицо Япончика.

– Привет тебе, Паша, – произносит с телеэкрана Япончик – Вячеслав Иваньков.

Цируль оглядывается по сторонам, пытается выяснить, что это такое, почему Япончик по телевизору обращается к нему, он что, видит его?

Цируль проснулся в холодном поту. Затем, еще немного поворочавшись, он заснул.

Под утро Цируль проснулся от резкого крика. Он открыл глаза и увидел, как в углу камеры, у самого туалета, стоит, наклонив голову, какой-то толстый мужчина. Рядом с ним – парень лет тридцати двух, сухощавый, высокий, с короткими волосами – держал этого толстяка за шиворот, наклонив его почти к самому унитазу, пытаясь опустить его лицо в воду.

Мужчина же упирался и кричал. Худощавый только улыбался, поддразнивая этого мужчину: