Короли Вероны - Дэвид Бликст

Светлейшая мадонна Джованна была сегодня весела, несмотря на непогоду. Данте утомляли обязанности придворного; он надеялся, что подвернется случай уйти. Появление посыльного с письмом на его имя оказалось именно таким случаем.

Узнав почерк дочери, Данте решил, что речь в письме пойдет о плате переписчикам или о переводах «Комедии» на иностранные языки. Но ведь Беатриче уехала к подруге. Надо же, и там не забывает о работе. Трудолюбивая, вся в него. Жаль, что Джакопо уродился таким, как бы это сказать…

Прочитав первый абзац, Данте глубоко вздохнул и неестественно выпрямился на стуле. Джакопо заметил, как побледнел отец. Позабыв о своих шашнях, он бросился к Данте.

— Отец! Что случилось?

— Погоди. — Пробежав глазами единственную страницу письма, Данте обратился к мадонне Джованне: — Мой сын в Виченце.

— Ваш старший сын? Благородный сир Алагьери? Какая неожиданность!

— Для меня тоже, мадонна. Кажется, он сопровождает синьора делла Скала, вашего супруга, в очередной его авантю… я хотел сказать, военной кампании.

— Позвольте взглянуть! — Джованна почти выхватила письмо у Данте и прочла несколько строк, написанных безупречным почерком. — Так вот где сейчас мой муж! Как всегда, забыл посвятить меня в свои планы.

— Но, мадонна, разумеется, это хорошая новость.

— Великолепная. — Джованна, чувствуя взволнованные взгляды придворных дам, продолжала: — Падуанцы нарушили мирное соглашение. Они пытались захватить Виченцу. Насколько я поняла из письма дочери нашего уважаемого поэта, атака падуанцев отражена. Верона снова победила.

Дамы захлопали в ладоши. Две даже прослезились. Один только Данте знал, о чем говорится во второй части письма, и усиленно думал, как бы поделикатнее забрать письмо у Джованны.

— Это огромная радость для всех нас, мадонна.

— О да, — сказала Джованна. — Франческо обожает сюрпризы. Но не меньшая радость, мессэр Данте, что ваш старший сын снова в Вероне! Похоже, он настроен вернуть былую славу. Как раз сейчас он ищет похищенного ребенка.

Данте прищурился. Джованна все-таки обнародовала письмо Беатриче. Дамы разразились неизбежными восклицаниями, и все задавали один и тот же вопрос:

— Какого ребенка?

— Это совершенно не важно, — твердил Данте.

Однако Джованна, к его удивлению, произнесла:

— В суматохе, вызванной атакой падуанцев, был похищен сын донны Катерины, Баилардетто. А также ее приемный сын. Кажется, его зовут Франческо.

По лицам дам стало ясно: они знают, что это за мальчик.

Джакопо вскочил.

— Ческо похищен! И Пьетро его ищет! Отец, мы должны ехать! Немедленно!

Данте прекрасно понимал, чем чреват подобный отъезд и участие в поисках незаконного сына Кангранде. Однако мадонна Джованна сама разрешила дилемму.

— Конечно! Мы все поедем. Пошлите за моими грумами, велите приготовить экипаж и собрать эскорт. Мы отправляемся в Виченцу. Немедленно.

— Зря мы это затеяли.

Лошади Антонии и Джаноццы трусили голова к голове. Дождь лил не переставая. Все силы девушек сосредоточились на одном — как бы не свалиться с дамского седла. Тучи превратили полдень в вечер; лошадь Джаноццы не заметила кроличьей норы и споткнулась. Джаноцца вскрикнула и упала на землю.

Антония соскользнула с промокшего седла и бросилась к подруге, увязая башмаками в раскисшей глине.

— Джаноцца!

— Ой, ой! — стонала Джаноцца.

— Ты ушиблась?

— Нога! Я сломала ногу!

Роландо сочувственно подвывал.

На неискушенный взгляд Антонии, нога вовсе не была сломана. Провинившаяся лошадь похромала куда-то в сторону, ее жалобное ржание перекрывал шум дождя.

— Похоже, вы обе теперь хромаете.

«Отлично. Великолепная кульминация не менее великолепной завязки. Оказаться в непогоду в дикой местности совершенно беспомощной — это ли не заветная мечта любительницы французских романов?»

— Может, поедем на моей лошади вместе?

— Нет, ни в коем случае! Мне так больно!

— Хорошо, ты поедешь, а я пойду рядом. — Джаноцца отрицательно покачала головой. — Хочешь, чтобы я вернулась за подмогой? — Джаноцца кивнула. Антония достала нож из-за пояса и положила его Джаноцце в подол. — Держи, пригодится. И не отпускай Роландо! Я кого-нибудь найду.

Антония взобралась на лошадь и повернула назад, к замку Монтекки.

Пьетро молча переваривал заявление Патино. Неужели это правда?

— Если ты из рода Скалигеров, докажи это. Патино порылся за пазухой и извлек медальон.

— Это подарок одного доблестного шотландца моему отцу. Отец передал медальон мне на случай, если придется доказывать мое происхождение.

— Так вот почему ты столько сил приложил, чтобы его вернуть. Но почему ты никогда не пытался?..

Патино откровенно рассмеялся.

— А что я забыл в этом клубке змей? Нет уж, лучше выждать, пока мои братья сами поумирают, один за другим. Бартоломео и Альбоино уже мертвы. Кангранде тоже недолго осталось, учитывая, сколько у него врагов. Тогда-то я и выйду из тени и заявлю о своих правах, полученных благодаря грехам Альберто.

Пьетро попробовал зайти с другой стороны.

— Ты ненавидишь своего отца за то, что он был великий грешник. А ты сам? Ты же убийца. Ты убивал не на поле сражения. В Вероне ты зарезал няню, совсем юную девушку.

— О да, это настоящая трагедия. Я молился за упокой души бедняжки.

— Весьма похвально. А Фацио? За упокой его души ты уже успел помолиться?

Патино горестно покачал головой.

— Бедный глупый Фацио. Он в ногах у меня валялся, кричал, умолял о пощаде. Он даже не понял, почему пришлось убить его.

Пьетро в очередной раз вздрогнул, но не от холода.

— Хорош же ты будешь, когда предстанешь перед Господом. Убийца невинных девушек и юношей, почти детей. Ты и прорицательницу зарезал, да?

— Нет, к убийству прорицательницы я не имею отношения. А жаль — с удовольствием прикончил бы мерзкую язычницу. Что же касается няньки… Да, я исповедовался в этом грехе и получил прощение. Проклятую же вещунью убил сообщник графа.

Пьетро прищурился, сквозь пламя глядя на Патино.

— Сообщник?

Патино рассмеялся.

— До чего же мало тебе известно! Ну да, сообщник графа заказал убийство вещуньи. Пророк сделал свое дело — пророк должен умереть.

Пьетро решил, что попытаться стоит.

— Мне все равно не жить, так признайся: кто этот сообщник?

Патино улыбнулся. Улыбка его, уродливая, кривозубая, странно и страшно напоминала знаменитую улыбку Кангранде.