Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  - Мужчина... Мне показалось, или вы-таки Яша Саблер?

  - Меир. - Жирным голосом проговорил округлый. - Взаимно, Меир. Когда кажется еврею, это вдвойне тяжело, потому что таки бесполезно креститься. И это надо еще раз удвоить, если евреев двое, и обоим кажется.

  - Яша. Но до меня доходили слухи, что вас отправили куда-то туда.

  - Мсье Вовш, если вам скажут за солнце, что оно взошло, вы и это назовете слухами? Я и сейчас там, а вот если вам кто-то скажет, что я где-нибудь тут, то это как раз и будет слухи, и можете смело плевать ему в глаза два раза. А если этот поц обидится за второй раз, можете сходу отсылать его ко мне. Все равно не пропустят.

  - Поправьте меня, если я ошибаюсь, Яша, но "там" - это при вон том юном недоразумении?

  Он бесцеремонно ткнул пальцем в сторону Сани, даже не глядя на него, как будто тот был предметом мебели.

  - Трудно сказать точнее, мсье Вовш.

  - Мои искренние соболезнования. Но тогда при случае передайте ему, что он безнадежен. И что в диагнозе я не сомневаюсь. Это не лечится.

  - Почему бы вам, - с явным удовольствием спросил Саблер, - не сказать ему самому?

  - Потому что я не имею горячей любви к разговорам за жизнь с олигофрэнами. Или я железный, чтобы, за разговором, как-нибудь совершенно случайно не плюнуть ему в его бесстыжие гляделки?

  - Декабрь месяц, Меир. Тогда стукнет восемь лет тому, как. Если ты уже не знаешь, так я тебе скажу: за это время может набраться довольно-таки много слюны.

  - Мсье Саблер, кроме меня вам никто этого не скажет, но вы святой. Как вы вытерпели это, не приняв одну из этих своих роскошных пилюль? Ну тех, что лечат все, сразу и навсегда? А, лучше того, как вы смогли удержаться от противоположного решения?

  - Вы не поверите. Сколько раз я стоял и задумчиво смотрел на пилюли, и был уже совсем готов, но он как рулетка: никогда не знаешь, что выкинет в следующий раз. А еще это так же глупо, и так же незаметно пролетает время, и есть только одна разница: что до мине, так я-таки не угадал ни разу.

  Саня, поначалу совершенно ошалев от творящегося на его глазах действа, теперь не без любопытства наблюдал, как два старых негодяя, выпив кровь, следом сгрызли его бренные остатки, и теперь самозабвенно пляшут на обглоданных костях.

  - Но ты-то, ты-то, - ты же все понимал? Почему ничего не сделал? Мы ж не то, что морфий с омнопоном, вонючий кофеин покупаем за золото! Камфару! И всего в обрез! А в это время два чокнутых алхимика сидят на целой горе этого самого золота и лепят из него ночные горшки чтобы уже торговать ими вразнос.

  - Не забывай, что я - там. Ты там не был и тебе не понять, но там как-то не принято что-то делать без приказа. А еще мы делали самолеты, и нам этого вполне хватало.

  - Когда человеку, - нормальному человеку, говорю вам, а не идиёту, - не хватает рук, он берет помощника.

  - Мы брали. И помощники тоже начинали делать самолеты. Ежедневно в три смены, Меир.

  - Хорошо, Яков Израилевич. Я генерал, и поэтому не делаю в три смены самолеты. Я сыщу свободный вечерок, чтобы-таки поставить где надо правильные вопросы.

  - Справедливости ради, Меир. Совирид - все-таки не без нашей подачи.

  - Это хорошо. Но это даже не сотая часть от того, что могло бы быть. И противнее всего то, что ты понимаешь это лучше меня. А вы, недоумок, - он слегка довернул взгляд на Саню, но так все-таки, чтобы не глянуть прямо, - ждите. Оргвыводы я вам обеспечу. Гарантирую.

  Когда гость вышел, Саблер сделал жест в сторону закрывшейся двери и проговорил:

  - Он обеспечит. Если ви никогда не задумывались об мочевом пузыре, - и дай вам бог никогда о нем не задумываться, - так я вам скажу: на этом свете у каждого мочевого пузыря есть его счастливый обладатель. И ни один из них не откажет доктору в маленьком, безобидном одолжении...

  - Это ясно, - досадливо сморщился Саня, - ты лучше скажи, что ему надо?

  - Ну, если совсем просто и чтобы ты сразу понял, то он хочет влезть на твоем горбу в рай. Только сейчас он сердится и понимает это не до конца и не вполне ясно. Через час остынет и додумает эту хохму до конца.

  - Тогда, если можно, поподробнее. Я тоже люблю додумывать до конца.

  - Это просто. Если быть первым возле каждого совирида, все самые важные мочевые пузыри будут ваши. Это далеко не все, но у нас-таки главное.

   - Дядя Яша. Скажите честно, - я вовсе безнадежный дурак?

  Саблер ответил не сразу, некоторое время он глядел на Саню пристально и молча.

  - Присягать уже не возьмусь, потому что таки неплохо тебя знаю и видел во всех позах, но... В словах Меира Вовси, которого я знаю столько лет, сколько дай тебе Бог прожить еще, есть какой-то свой резон. Вы только поймите меня правильно.

  Старый и умный человек, оценивая чужие мотивации, оценивал их, в общем, верно, но он оценивал их не до конца. За долгие, долгие годы, когда он видел далеко не лучших людей, причем в самых неприглядных проявлениях их нутра, у него выработался, своего рода, черный идеализм. Он без тени сомнений, легко и радостно, светло и чисто, доверчиво верил во все самое плохое. Самое смешное, что черного идеалиста обмануть, в общем, ничуть не труднее, чем идеалиста розового. Разумеется, Мирон Семенович хотел в первачи. Понимал, что у кудесника от медицины очень много шансов таким первачом стать. Вот только стать кудесником в своем деле и обрести почет и славу, - особенно вполне заслуженные! - хотел ничуть не меньше. Даже вне зависимости от возможных выгод этого статуса. А еще он, все-таки, был ученым. И там, где провизор искал научную перспективу как бы ни в последнюю очередь, профессору мысли такого рода приходили в голову одними из первых. Чуть ли ни в первую очередь. И сейчас он старательно обкатывал в голове одну из них.

  Если в словах его нового знакомца об определении структуры органических молекул хотя бы половина правды, то это дает возможность узнать устройство любого собственного регулятора в человеческом теле. И, по этому образцу, делать новые лекарства уже целенаправленно, а не так, как сейчас, почти вслепую. Да, это было не вполне его. Да, он это, практически, не умел. Но почему бы, спрашивается, не возглавить? Хотя бы потому что он знал тех, кто умеет. И вообще там всем хватит. Это десятки направлений. Сотни! А о том, что это еще и десятки, сотни миллионов в твердой валюте, - как минимум, на мелкие расходы и только в ближайшей перспективе, - он в увлечении своем даже не думал. Не старался не думать, а действительно не думал, потому что успел отвыкнуть вовсе. Настолько, что мысли эти даже и не всплывали на поверхность со своей недостижимой глубины.

  Зря, между прочим. Времена менялись, и в тех беседах, которые он планировал провести с целым рядом высокопоставленных лица, это могло оказаться нелишним аргументом.

  - Мадам, мы прекрасно понимаем, что ваша профессия носит, так сказать, несколько иной характер, и наше предложение могло вас смутить. Но дело в том, что нам вас порекомендовали в качестве лучшего специалиста. Самого лучшего. И поэтому, временно, год-два, пока модный бизнес будет находиться в упадке, не согласились бы вы помочь нам? Речь идет о чисто консультативной помощи, а мы, со своей стороны, постараемся, чтобы оплата вас удовлетворила... Давай переводи, ты что там, заснул, сука?

  - Молодой человек, в приюте, где я провела два незабываемых года, были приняты более простые и ясные формулировки. Итак: что вам угодно?

  - Мы планируем производить значительные объемы готовой одежды и белья. Речь идет о повседневной и рабочей одежде, предназначенной на удовлетворение самых первоочередных нужд в послевоенной Европе. В России, разумеется, тоже, но нам необходима ваша консультация, чтобы изделия не выглядели слишком уродливыми именно на глаз европейца. Пока суть да дело, мы можем неплохо заработать и дать работу многим и многим.

  - Я поняла. Но вы, - кивнула Габриэль переводчику, - лучше все-таки переведите. Я, оказывается, подзабыла русскую речь. Но услышать слово "сука" после перерыва в пятнадцать лет, право же, - восхитительно. Оно напоминает о молодости, даже будучи обращено не ко мне.

  Собеседник ее покраснел, а она продолжила.

  - Я, действительно, никогда не занималась готовым платьем и, тем более, комплектами готового платья для провинции. Но, пока я вас слушала, у меня возникли две-три идеи, и теперь я думаю, что это может быть интересно. При всей моей любви к деньгам, это для меня, в конце концов, самое главное. Тем более, что соотечественники не желают видеть меня в моей собственной стране. Меня обвинили в сотрудничестве с наци, а я сотрудничала только с одним. Согласитесь, что это несколько разные вещи, но мне, тем не менее, грозила отправка на Острова, если не гильотина. Если бы не вмешательство моего старого приятеля Уинстона, не знаю, чем бы могла кончиться эта идиотская история.