Дневник желаний - Алина Савельева

Не то чтобы баба Клава разбиралась в музыке, откуда, всю жизнь она проработала обычным мастером на заводе, вся музыка — фильмы да заводская же самодеятельность. Но и не нужно быть музыкантом, чтобы понять: играла дома Марийка так, что заслушаешься, а как только на сцену выходить — и никак. И ноты путала, и с ритма сбивалась. «Такой талант, — говорила сокрушенно учительница, — но вот что сделать? Куража нет. А без куража какой артист?»

Кулончик купила баба Клава случайно. Стоил он полтора рубля — были тогда такие цены, и полтора рубля — это было немало. Но красивый, чешский, весь переливающийся, и вечером, отдав Марийке сперва письмо от родителей и дождавшись, когда восторги улягутся, баба Клава извлекла на свет божий кулон.

— Смотри, — сказала она, — слушай и запоминай. У тебя выступление скоро…

— Не буду я выступать, ба, — насупилась Марийка. — Сыграю в школе и все. Только хуже сделаю.

— Не перебивай! — притворно рассердилась баба Клава. — Надень кулон, можешь и под форму спрятать, и сыграешь. Он удачу приносит.

— А откуда он у тебя, ба? — спросила Марийка, протягивая за подарком руку. — Красивый…

— А ты не спрашивай. Где взяла — там нет уже. Надеть не забудь!

Баба Клава с внучкой строга почти никогда не была. Та и повода никакого не давала — милая, послушная, домашняя, — так что сейчас напускная суровость пришлась как нельзя кстати. Глупый кулон, безвкусный, Надя, дочка, поди, отругает еще, что такую нелепицу купила, но — и тут баба Клава вспомнила, как и Наде дала «волшебную ромашку» перед сдачей экзаменов в университет…

Все люди могут, вообще все, только в себя не верят. Надя поверила и про ромашку забыла, а вот Марийка — Марийка нет.

— Что такое? Ты чего ревешь? — перепугалась баба Клава, выронив пакеты и судорожно ища или письмо где-то в комнате, или трубку телефонную, криво положенную. — Марийка! Случилось чего?

— Ба-буш-ка! Я кулон потеряла! Кулон, понимаешь? За два дня до экзамена!.. В консерваторию!..

Баба Клава покосилась на пакеты. Под одним уже растекалась смачным плевком яичная лужица, но было не до яиц. Нужно было спасать положение.

— Какой кулон? — переспросила она. — Постой… это тот, что я тебе в четвертом классе дала? Так он… он у тебя все это время был? — Марийка, от удивления перестав рыдать, открыла рот, а баба Клава расстроенно продолжала: — Ах я клуша старая, вот что значит — годы, память стала совсем ни к черту! Это что же, я тебе ничего не сказала тогда?

— Что, ба? — Марийка опешила. Баба Клава мысленно отвесила себе подзатыльник: переигрываешь, старуха. Впрочем, не такая уж она была в те годы и старая. — Ничего не сказала. Так он у меня все это время и был.

— Ты спросила тогда, где взяла, — быстро соображала баба Клава. — Так… в общем, ушел и ушел. Тебе и после выступления надо было его отдать тому, кто в нем больше тебя нуждался. Но раз столько лет он у тебя пробыл — так, значит, тому и быть. Теперь уже не беспокойся, что не сыграешь, теперь и захочешь не сыграть — не сыграть сможешь. Иди вон, сумки разбирай, смотри, все яйца побила, плакса, тебе уже семнадцать, а все как дите малое ревешь!

Выпалив это все на одном дыхании и вроде как не испортив ничего, баба Клава села на стул и принялась обмахиваться газетой. Марийка подняла пакет, оценила продуктовые потери.

— Ба, ну так не бывает. Сказки все.

— Сказки? — хмыкнула баба Клава. — Ну, значит, сказки. А только что ты выступала все эти годы не боялась ничего, это факт. Может, и сказки. Иди, иди, посмотри, вдруг какие яйца и уцелели.

…Баба Клава подходила к своей новостройке. Ведь сопротивлялась, говорила, зачем старухе квартира тут, и сидеть-то дома тоскливо, но Марийка и слушать ничего не желала. Родителям купила дом на родине отца, далеко отсюда, на раскатах Волги, а баба Клава из родного города уезжать отказалась наотрез. Главное, подумала она, копаясь в сумке в поисках ключа, чтобы Марийка случайно не прознала, чем она в свободное от ничегонеделания время занимается. Ругаться будет, мол, чего тебе, бабушка, не хватает, чтобы полы мыть в каком-то кабаке, а ей ведь скучно!

— Ой! — Дверь распахнулась, не успела баба Клава прижать электронный ключ к замку, и в полутемном дверном проеме показалась сияющая соседка Юлия. — Баба Клава! Дайте я вас обниму!

— Сработало? — довольно спросила баба Клава.

— Еще бы! — Юлия бережно стиснула старушку в объятиях. — Уже пять недель! Вы просто волшебница!

— Сделала, как я сказала? — нахмурилась баба Клава. Все «волшебные амулеты» рано или поздно терялись, и поэтому совет «попользовался раз — передай другому» она больше озвучивать не забывала. Лучше сразу обозначить, как работает «магия», чем человек еще больше в себе замкнется и совсем перестанет лапками шевелить.

— Конечно. Отдала девушке, которая со мной в очереди сидела. Пусть и ей повезет. Спасибо!

— То-то, — подняла палец баба Клава и ступила под гулкую сень подъезда.

Что же вы, люди, сами в себя не верите, думала она, поджидая, пока лифт нагуляется по всем двадцати пяти этажам. И Марийка стала первой скрипкой в таком месте, что и выговорить-то страшно, один концерт — и год можно жить безбедно, и Юлия наконец забеременела, и Лена со второго этажа работу нашла, и дочка Тамары Юрьевны разошлась со своим идиотом-мужем, пока не прибил он ее, и еще та девочка, имени которой баба Клава не помнила, говорят, стала известной актрисой… А сколько тех, кого баба Клава вот так, как мальчонку в маршрутке, встретила — и все?

Сколько же вас, люди, тоскливо смотрит на собственное отражение в зеркале, пока не дашь вам в руки абсолютно обычный предмет, вся ценность которого — то, на какую сумму чек пробили? А блокнот, про который баба Клава вспомнила так удачно, сколько он пролежал в столе — лет пять, десять? И эта Оленька