Тайная жизнь Сталина - Борис Илизаров

Многие поколения историков столетиями будут разбираться с очередной грандиозной «ложью» мировой истории, в том, как она набухала в период столь же грандиозного сталинского строительства «социализма» в СССР. По словам В. Молотова и А. Голованова, Сталин в 1943 году как-то с горечью бросил: «Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет ее!» [52] Простим несостоявшемуся поэту жалостливое отношение к своей посмертной судьбе, правда, не лишенное исторического оптимизма. Но и возразим его тени — люди от века засыпают трупы прахом, то есть «мусором», а иначе — беда. Трупы, конечно, не воскресают, но грозят разложением. Ведь как будто именно по этому поводу сетовал вами признанный пророк и классик: «Традиция всех умерших поколений как кошмар тяготеет над мозгом живущих» [53]. Для нас это повторение, эта традиция-кошмар есть традиция сталинизма, возникшая задолго до того, как родился одноименный герой. Передо мной лежит корявый дореволюционный перевод процитированной книги Маркса из вашей, вождь, библиотеки, и я достоверно вижу, что вы читали эти строки, как всегда, с карандашом в руке [54]. Томас Карлейль, бесшумно открывший новую эпоху мировой историографии, заметил по поводу ухода со сцены очередного исторического героя: «Кто не знает, что человек смертен, но ведь иногда бывает и так, что со смертью человека безвозвратно рушатся созданные волшебные чары, а саму волшебницу вихрь уносит куда-то далеко-далеко, в бесконечность. И вместе с нею навсегда исчезают и подземные духи, не оставив после себя ничего, кроме запаха серы» [55]. Но одинаково ли справедливо сказанное и для волшебницы-француженки, и для чародейки-россиянки? Здесь, пожалуй, я все же решусь отстаивать приоритет национальных особенностей.

И еще — не вы ли, генералиссимус, были при жизни одновременно отцом, любовником и сыном той самой дамы, которую призываете ныне обустроить вашу могилу? Тогда же, при жизни ваш враг, ваш «кровник» — Лев Троцкий, которому по вашему приказу разрубили топором (ледорубом) череп, предупреждал, шагая в свою могилу: «Месть истории страшнее мести самого могущественного генерального секретаря» [56]. Как известно, настоящий враг никогда не лжет.

Расскажем беспристрастно о том, как выглядел Сталин-человек, какие были его внутренние, интеллектуальные и духовные миры и как, опираясь на них, он пытался заложить на века вперед новую государственную историософскую традицию России.

Раздел 1. Портрет героя

Глава 1. Опорные точки портрета

Историческое портретирование как метод

Историческое портретирование — это метод особого исторического жанра. Портрет может изображать не только лицо и фигуру человека, но и лик эпохи, и даже суть исторического явления. Не важно, что изображается историком, а важно то, как это изображается. Точно так же, как и в живописном ремесле метод исторического «живописания» не терпит чистой хронологии. Историческое портретирование имеет прямое отношение к теории «гештальта» (образа). В ХХ веке это немецкое слово вошло в арсенал науки, характеризуя человеческую способность образного мировосприятия. Человек способен разом охватить достаточный минимум черт видимого, чтобы в первом приближении понять то, что перед ним находится. Его глаза и мозг в несколько мгновений фиксируют отдельные, так называемые «реперные», «опорные» точки на видимом. Так формируется эскиз, первичный каркас будущего полнокровного и даже одухотворенного образа.

С позиции компоновки материала во времени, то есть с точки зрения композиции или конструкции, исторические труды можно условно разделить на три вида.

Первые — хронологические исследования, сравнительно последовательно описывающие события по порядку — от ранних к более поздним. Считается, что этот метод наиболее соответствует объективной логике исторического развития, что это и есть подлинный метод исторической реконструкции, воссоздания прошлого. Но обычно «неумолимая» и «очевидная» логика хода истории попросту навязывается материалу как часть творческого замысла, то есть субъективной конструкции историка.

Историк, убежденный в способности достичь таким кратчайшим путем объективной исторической истины, напоминает алхимика, обещающего преобразовать свинец в золото. В наличии вполне реальный исходный материал и вполне осязаемая цель. Вопрос лишь в том, чтобы найти единственно верный путь преобразования исходного материала фактов в драгоценное сокровище истории. Но мало кто решится признать, что здесь важна не столько видимая хроника и кажущаяся логика развития событий, сколько работа по преобразованию обыденной, житейской реальности фактов в особую, новую историческую реальность. В этом суть творчества историка. Подлинный историк — творец новой реальности, «хронист» — всего лишь имитатор. Кого пугает слишком сильное ударение на слове «творец», включающее в себя необходимую дозу субъективизма, тот может заменить его на слово «первооткрыватель». Историк — первооткрыватель особой исторической реальности. И пусть нас не вводит в заблуждение известный факт, что с имитации, с обучения начинается любое творчество. Такой этап необходим, но во всем мире целые когорты исследователей топчутся на этом пороге, за которым — подлинное «пространство истории».

Второй вид — ретроспективные труды, где события начинают излагать от момента фиксируемого состояния, а затем разворачивают логику развития вспять, к их истоку. Это специфический исторический жанр, применявшийся главным образом некоторыми представителями французской школы «Анналов» (Марк Блок). У нас мастерами ретроспективного метода были Юрий Тынянов и Натан Эйдельман.

Третий и наиболее привлекательный для меня способ исследования проблемы и он же — способ организации материала, это метод исторического портретирования, который сродни ремеслу уличного рисовальщика. Историк на глазах читателя воздымает из небытия исторический «образ». Напомним, не только образ человека, но и любого исторического явления. От первых «опорных» точек к штрихам, от прорисовок к эскизу, от него к фону и к выписыванию деталей, а с их помощью к трактовке всего образа. Здесь тоже есть своя хронология. Но не столько хроника развития образа, сколько хронология раскрытия образа, то есть его становление и научное воплощение в новую, современную реальность. В этом мне видится суть метода. Пусть этот метод таит для историка гораздо больше ловушек и опасностей, чем любой другой, но и преимуществ у него немало. Главное — свободное перемещение во времени жизненного пространства своего героя (объекта).