Избранные работы по теории культуры - Андрей Флиер

• культуры как единообразия и культуры как многообразия,

• культуры как отторжения иного и культуры как его приятия,

• культуры как закономерного результата и культуры как ситуативной случайности и др.

В ходе истории первые части этих бинарных оппозиций постепенно вытесняются вторыми, хотя не абсолютно и не окончательно, но смена культурных доминант в человеческой макроистории совершенно очевидна. Именно вторые части приведенных оппозиций неуклонно становятся актуальными параметрами культуры с каждой новой эпохой во все большей и большей мере. В частности:

• социальная свобода побеждает социальное ограничение (это самоочевидно на примере трансформации системы норм социального поведения от первобытной общины до современной либеральной демократии);

• социальная значимость творческой новации побеждает социальную значимость следования традиции (что иллюстрирует технологическое развитие процедур жизнедеятельности от первобытной до постиндустриальной);

• индивидуализация преодолевает социализацию (это проявляется, в частности, в утверждении и усилении авторского творческого начала в искусстве, литературе, философии, науке, технике, идеологии, политике и т. п.);

• культурная толерантность к чужим формам, а порой их интеграция со своими формами побеждает культурную дифференциацию (отторжение иного);

• асимметрия побеждает симметрию (в качестве иллюстрации: формальная эволюция от искусства Античности к искусству XX века);

• плюральность вытесняет нормативность (пример: путь от господства жесткого обычая и его стандартов поведения к терпимости и даже патронажу в отношении социокультурных вариаций и аномалий);

• случайное (ситуативное) в культуре, если не побеждает закономерное, то, по крайней мере, существенно расширяет степень частотности своего проявления и, главное, – приемлемости (наблюдаемое возрастание культурной ценности абстрактного, парадоксального, движение от нормативного к оригинальному) и т. п.

В любых проявлениях жестко ограничительное, нормативное начало культуры постепенно отступает под натиском потребности в свободе культурного самовыражения, коллективное начало в культуре уступает индивидуальному. А это означает, что иное перестает восприниматься как угроза, как нечто социально опасное [об этом см.: 451]. Талант проявляется как одно из самых ярких проявлений иного по отношению к среднему уровню, к норме. Но талант в современной культуре трактуется не как «грех», нарушающий обычай, а как «Божий дар». Новое, как иное, воспринимается уже неизмеримо терпимее, входит в привычный социальный быт много быстрее, нежели два-три века назад, не говоря уже о более глубокой древности. Представитель иной культуры перестает восприниматься как заведомый враг. Видимо, это связано с тем, что по мере развития технологий жизнедеятельности проблема соперничества за ресурсы (и в первую очередь за человеческие ресурсы) утрачивает свою остроту. Лояльность перестает быть обязательным условием социальности. Нелояльность (или не очевидная лояльность) перестает восприниматься как обязательная угроза.

Эта ясно наблюдаемая тенденция в исторической изменчивости позволяет ставить вопрос о наличии определенного вектора в развитии культуры, ведущего к расширению поля ее вариативных возможностей, т. е. по существу к системной либерализации культуры как программы социальной деятельности и поведения [рассуждения об этом см.: 857; 854].

Попытка охарактеризовать этот вектор актуализирует один очень важный аспект проблемы. Человеческая культура возникла в процессе развития норм социальности, наблюдаемой у всех стадных животных, реализующей совершенно определенную единую стратегию их практической жизнедеятельности – постоянный приоритет коллективных интересов над индивидуальными, ограничение индивида в интересах коллектива, принесение в жертву интересов индивида в пользу коллектива. Так поступают муравьи, рыбы, птицы, антилопы, обезьяны. Так же поступают и люди в системе своих культурных норм. Например, в литературных текстах всех народов мира приоритет, отдаваемый общественным интересам, всегда называется «добром» и всячески приветствуется, а предпочтение индивидуальных интересов осуждается как априорное «зло». Все религиозные и философские учения фактически призывают к тому же. Политические и социальные учения тоже. И никогда не бывает иначе. Один должен жертвовать собой во имя интересов двоих [об этом см. также: 803]. Социальное поведение животных и культура людей как стратегии коллективного выживания всегда оставались неизменными в своей определенной направленности (от сообществ насекомых и до высших проявлений человеческого разума), и были подчинены единому лозунгу – «раньше думай о Родине (сообществе), а потом о себе».

Но в историческом развитии культуры людей по мере приближения к современности наблюдается очевидное отступление от этого стандартного стереотипа биологической социальности. Является ли этот постепенный отход от априорного и повсеместного торжества социального начала к легализации индивидуального, приватного, от нормативной упорядоченности к свободе самовыражения движением от Космоса к Хаосу? Или скажем мягче: к признанию равноправия Хаоса наряду с Космосом [см.: 30]?

Впрочем, вспомним, что с позиций синергетики Хаос – это не абсолютный беспорядок, а иной порядок, выстроенный по иным правилам, по непривычному и непонятному для нас алгоритму [779; 401]. В таком случае можно говорить о том, что в развитии культуры начинает торжествовать принцип равноправия разных порядков, отход от идеи исключительности, лежащий в основе любой локальной самобытности, и движение в сторону системной толерантности. В принципе тенденция к установлению равноправия разных культурных идентичностей, развивающаяся в культуре в течение последних двух-трех веков, на своем уровне свидетельствует именно об этом [см. об этом также: 145]. Но можно ли предполагать, что с течением времени нормативность и локальная самобытность будут совсем вытеснены из культуры?

В таком случае нужно определиться с тем, что такое нормативность и локальное своеобразие в культуре. По существу это не более чем ограничение используемой совокупности форм деятельности и ее желаемых результатов некоторым числом разрешенных или предпочитаемых вариантов, как правило, максимально повторяющих уже освоенные в прошлом формы (вошедшие в социальный опыт) и являющихся чертами, на основании которых хорошо атрибутируется местная специфика [об этом см.: 472]. В целом такую стратегию осуществления культурного существования людей более всего олицетворяет обычай (этнический, религиозный, социальный). Но если раньше такого рода ограничения имели какие-то прагматические основания, привязанные к природно-климатическим и ресурсным условиям места, то ныне они носят исключительно идеологический характер культурной ориентированности на собственное прошлое как универсальную установку национального самоутверждения.

В былые времена ориентация на прошлое, как правильное состояние дел, в отличие от неправильной современности, вообще преобладала в ментальностях традиционной культуры. В этом видится принципиальное отличие этнического сознания, как мемориального, от национального сознания, как прогностического, назваемого «национальный проект» [201]. В этой связи, как представляется, стоит обратить внимание на следующую взаимосвязь. Все люди, занятые в какой-либо социально полезной деятельности, как правило, делятся на группы высоко востребованных деятелей, чья работа имеет высококачественный и высокоэффективный характер, и людей с низкой или даже незначительной социальной востребованностью и соответствующими параметрами качества и эффективности работы и ее результатов. При этом показательно, что такие характеристики, как нормативность и локальное своеобразие, в основном отражают позитивные параметры деятельности именно второй группы (людей с низкой социальной востребованностью, назовем их условно аутсайдерами). И, наоборот, подобная нормативность и установка на местное своеобразие являются факторами, стесняющими, мешающими, искусственно ограничивающими размах деятельности для первой группы (людей с высокой социальной востребованностью, назовем их условно лидерами). Т. е., говоря иначе, нормативность и местное своеобразие являются важными характеристиками деятельности для социальных аутсайдеров, в то время как для лидеров такими характеристиками являются новационность и техническая эффективность (эта проблема рассматривается также в кн.: 147; 19).

В таком случае появляются основания для утверждения, что инновативная индивидуальная творческая деятельность лидеров в ходе истории начинает приобретать все большую социальную значимость, постепенно оттесняя на второй план коллективную традиционную деятельность аутсайдеров, доминировавшую на ранних этапах истории (на первобытном и аграрном ее этапах). Значимость коллективных интересов в культуре начинает уступать место значимости индивидуальных проявлений, ибо это интересы лидеров (не по формальному социальному положению, а по уровню востребованности их деятельности). А на индустриальном и особенно постиндустриальном этапах развития общества социальная эффективность индивидуальной деятельности (особенно высоко обеспеченной интеллектуально), начинает решительно преобладать над эффективностью механической коллективной деятельности. Иными словами, это можно назвать исторической победой специализированной культуры над обыденной, а вместе с ней победой творческого начала деятельности над нормативным, победой свободы над ограничением.