Сен-Жермен - Михаил Ишков

Спустя неделю после того, как я поведал Надир-хану и его ближайшему окружению о походе персов в Египет, о детстве, юности и зрелых годах Александра Македонского, о законах, установленных Юлием Цезарем в Риме, о подвигах Хосрова Анурширвана — основателя династии Сасанидов, об окровавившим половину земных пределов Чингиз-хане, о взлете его дальнего потомка, хромого Тимура, — я вновь вернулся к овеянному славой Киру.

— Скорое падение Вавилона, — начал я в один из вечеров, блистательные подвиги Искандера Двурогого, деяния других славных героев древности только в первые мгновения поражает воображение. Другая загадка не дает покоя всякому разумному человеку: почему так трудно сохранить власть над народами? Почему одному честолюбцу, взявшему в руки царский венец, и на год не удается удержать его в руках, а другому позволено Создателем и править достойно, и умереть праведно, и оставить наследникам государство в таком порядке, что поданные ещё долго могут наслаждаться миром и покоем. Только познакомившись с жизнью Кира, ставшего властителем множества подчинившихся ему людей, государств и народов, любой может убедиться, что установление власти над людьми не должно считаться трудным или невозможным предприятием, если браться за него со знанием дела.

Слушатели оживились, а в глазах Надир-хана мелькнуло острое любопытство.

— Известно, — продолжил я, — что Киру охотно подчинялись народы, жившие от него в отдалении, измеряемом многими днями пути, другие — даже месяцами, третьи вообще не видели его в глаза, а четвертые прекрасно понимали, что им никогда не представится возможность его увидеть. И все же они охотно повиновались ему.

До самого августа 1735 года, когда Надир-хан, вернув армянские земли и захватив Карс, поворотил в сторону Гюрджистана, я продолжал рассказывать правителю и ближайшему его окружению о подвигах древнего царя, которого, без сомнения, можно было признать за идеального властителя. Пусть даже на самом деле Кир не в полной мере соответствовал иконописному образу, созданному Ксенофонтом, однако, с моей точки зрения, в тот момент не было другой возможности заложить основы братства между людьми, как только с помощью и под опекой разумного властителя. Этой политической идеей Надир-хан и поделился со мной после того, как персидское войско вступило в пределы Грузии. Регент собирался осуществить её уже в ближайшем будущем. Это была захватывающая воображения идея примирить наконец враждующих уже около тысячи лет суннитов и шиитов.

Когда правитель перешел к заветной теме — мы с ним в ту пору были в шатре одни — глаза у него разгорелись, как у мальчишки.

— На чем можно построить крепкое государство как не на едином понимании вечности, справедливости и всемогущества Аллаха! — воскликнул он. — И непременно, чтобы священники подчинялись воле государя! Я ни в коем случае не намерен влезать в богословские вопросы, но ведь каждая мечеть владеет собственностью и все они, в зеленых чалмах, живут на доходы, которые только по центральным областям страны доходят до семи миллионов туманов в год. Я спросил главного муллу, на что идут такие огромные деньги. Он ответил — на содержание школ, ремонт и строительство храмовых сооружений, на воздаяние священнослужителям, чтобы те молились о процветании родной страны.

Как же так, удивился я, когда муллы молились, пока пользовались денежным воздаянием, Персия лежала в развалинах. Каждый, у кого в руках была сабля, бесчинствовал в ней, как хотел. Выходит, вы плохо молились! Выходит, надо отдать эти деньги моим сарбазам, только с их помощью мы сможем оберечь страну?

Он махнул рукой и далее продолжил с горечью.

— До тех пор, пока существует вражда между суннитами и шиитами, последние никогда не смогут благоденствовать. Совершая хадж, на пути в Мекку они подвергаются всяким поруганиям и часто возвращаются назад, так и не достигнув цели. Я хочу испросить у турецкого султана, предстоятеля черного камня в Мекке, чтобы он позволил иметь в святом городе у гроба пророка ещё и пятый придел в честь воссоединения суннитов и шиитов.

— Вы полагаете, что султан в Стамбуле согласится на ваше предложение? — спросил я.

— Еще одна такая война, и у турков не будет выбора, — пожал плечами Надир-хан. — Я понимаю, что это всего лишь внешние условия задуманной реформы. Куда труднее сдвинуть вековой груз в душах верующих, этого мечом не добьешься. Что ты можешь сказать по этому поводу, Талани?

— Прежде всего, по здравому размышлению, надо признать, что это дело неспешное и менее всего подвластное приказу, окрику или какому-то иному принуждению. Это очень дорогое удовольствие. Всех богатств Персии не хватит, чтобы втолковать эту истину и закрепить в сознании людей мысль о братстве всех поклоняющихся Мухаммеду. Далее, как я разумею, необходимо соблюдать очередность. Каждый следующий шаг должен вытекать из предыдущего и определяться необходимостью, а не очередной прихотью повелителя. Важно постоянно держать реформу под контролем, для этого вся полнота власти должна быть сосредоточена в одних руках…

— По первому пункту, — перебил меня Надир-хан, — согласен. Большого ума не надо, чтобы сообразить, что торопливость нужна, когда ищешь милостей у сильных мира сего. Насчет очередности и постоянного контроля — тоже. Насчет средств, необходимых для проведения реформы, могу сказать одно скоро я добуду их столько, что хватит на все.

Он даже не обмолвился по поводу полноты власти. Я вмиг догадался, что и этот вопрос можно считать решенным.

— Все твои слова, фаранг, не более, чем слова, до которых мы, дикие азияты, способны дойти и собственным умом. Что ты можешь сказать об очередности конкретных мероприятиях, которые необходимо выполнить на каждом этапе. Вдумайся в то, что я сказал — сейчас у тебя появилась возможность советовать мне, повелителю половины Востока. Не транжирь без толку мое и свое время…

— Повелитель, в таком случае скажи, что более всего разделяет приверженцев одной веры, но разных толкований?

Надир-хан нахмурился, потом неопределенно повел плечом.

— Давайте разберем этот вопрос до тонкостей. — Невозмутимо продолжил я. — Понимание Бога? Нет. Отношение к учению пророка? Тоже нет — оно свято… Что же вносит смуту? Ответ на мой взгляд прост — отношения к тем, кто первыми поддержал пророка. Если вы желаете объединить суннитов и шиитов, значит, вам первым делом необходимо признать Абу-Бакра, Омара и Османа — первых халифов — законными наследниками дела Мухаммеда. Понимаете, законными с человеческой точки зрения. Это будет первым шагом к примирению. Ибо если эти халифы являются подлинными продолжателями дела пророка конечно, наряду с Али и его потомками! — это позволит перевести сунны из разряда еретических сочинений в пособие, которому верному шииту вовсе не обязательно читать, но и хаять тоже ни к чему…

Взгляд у Надир-хана стал отрешенный. У меня, признаюсь, мороз по коже пробрал, однако он неожиданно легко согласился со мной. Осмелев, я позволил себе договорить.

— Следующий, на мой взгляд, важнейший пункт — это вопрос о доходах, получаемых церковью. В нашем случае шиитскими священнослужителями… Суннитов в Персии заведомо меньшинство, как же правителю поднять их влияние, если не подпитывать суннитский толк деньгами. Но при этом нельзя ни в коем случае отнимать — хотя бы на первых порах! — богатства у шиитского духовенства. Наоборот, их доходы следует поставить в зависимость от доходов суннитских мулл. Это означает, что государство должно взять на себя обязанность выплачивать субсидии обоим ветвям правоверных…

— А также последователям Исы и Мусы,[65] — прервал меня Надир-хан и едва заметно улыбнулся.

На мгновение я потерял дар речи. Трудно поверить, что дерзание этого бывшего раба, без нескольких минут шаха, могло заходить так далеко, чтобы примирить с мусульманами иудеев и христиан. Выходит, не зря я, называемый Сен-Жерменом, был призван в Персию в самый трудный час её существования, когда государство разваливалось на куски, когда на всем пространстве от Тигра и Евфрата до Гиндукуша сидело четыре шаха, одинаково безжалостно обиравших простой люд.

— Сказавшему «а», следует сказать и «б», — усмехнулся правитель. — Как же быть с Эриванским ханством, с Гюрджистаном, переполненными неверными. То есть, христианами… — он помолчал, потом закончил. — Мне понравилась твоя идея насчет святых. Вопрос о субсидиях и распределении церковных доходах куда сложнее, чем тебе кажется, однако в твоих рассуждениях есть здравая мысль. Мулла на содержании государства куда вернее будет отстаивать общие интересы, чем заниматься богоискательством или, что ещё хуже, стяжательством.

Он на мгновение примолк, потом, подняв вверх указательный палец, добавил.