Царь Горы, Или Тайна Кира Великого - Сергей Смирнов

— Азал, нужен заяц. Пробитый стрелой вот так.— И я ткнул себя в холку, примерно в то место, куда при­ходилась рана у зайца с тайным посланием Киру от Гарпага.

Скиф сверкнул глазами, очень понятливо улыбнулся — и пропал в кустах. Иштагу при этом не шелохнулся.

Азал отсутствовал около часа. Честно говоря, у меня возникли опасения, не воспользовался ли он поводом улизнуть наконец от своего хозяина. Однако Иштагу оставался невозмутим, да и все три наших коня, привязанные к деревцу, тихо помахивали хвостами. А куда деться скифу без коня?

Ожидая Азала, я присмотрелся к мечу, висевшему на поясе перса, и попросил его показать свое оружие. Иштагу вытянул меч из ножен наполовину, и я, потрогав лезвие сделал вид, что очень высоко оценил и сам меч, и его хозяина. Иштагу остался доволен. У меня же прибавилось вопросов: меч скорее всего был из тех, что тайно привез в Пасаргады иудейский торговец Шет.

Азал появился с тремя зайцами на выбор! Чудесный стрелок, он всех трех подбил одинаково — точно в холку. Теперь добычи хватало и на хитрую уловку, и на легкий завтрак. Правда, великан Иштагу после тяжелой дороги проглотил бы их разом десяток. Однако всемогущий рои преподнес ему последнего зайца, и следовало бы съесть его с толком — хорошо поджарив и приправив,— а не сырым и не второпях, как сделал не знавший своей судьбы великан.

У одного зверька, самого тощего с виду, я проделал отверстие в брюшке и запихнул в него хвост стрелы с оперением. Когда стрела треснула в моих руках, Азал содрогнулся и сверкнул глазами, будто мой самый заклятый враг.

С такой добычей мы крадучись пошли к селению где, по моим наблюдениям, стоял сам Гарпаг. Я изо всех сил убеждал Иштагу остаться с конями и последить за нашей удачей издали и сверху. Ведь такой великан должен наступать в полный рост, сотрясая шагами горы и долины. Как ему подкрасться к недругу, не выдав себя? Но Иштаг ничего не хотел слышать, поскольку получил приказ Кир пасти нас на расстоянии протянутого копья. В этом была ошибка царя. Кое-как удалось уговорить перса держаться сторонней тропы и не подходить к селению ближе указанного мной места, иначе бы и вовсе не исполнит нам главного веления царя, а только всем пропасть без смысла.

Как только солнце спряталось за высокий хребет, мы с Азалом подступили к селению. Я усадил его в сотне шагов от крайнего дома — прикрывать меня во время вы­лазки. При этом, пока еще не сгустился ночной мрак, скиф со своей позиции мог видеть крышу того самого дома, который облюбовал для постоя Гарпаг.

У тощего зайца была завидная судьба: напоследок ему предстояло стать птицей. Он влетел прямо в окошко дома. Стражники и слуги военачальника высыпали наружу с дротиками и копьями в руках и принялись кружить вокруг дома, задирая головы, будто поджидая стаю летучих зай­цев. Потом они вернулись назад, не подозревая, что на крыше, прямо над их головами, вот-вот затаится лазутчик Кира.

Боясь упустить хоть одно важное слово, я вставил в дымовое отверстие трубочку из ивовой коры, прекрасно усиливающую звуки, и прислушался к голосам.

Удача сопутствовала мне: моему уху досталась самая важная часть разговора.

— Не убеждай меня, Фарасг. Вовсе ничего не ясно. Нет,— доносился старческий голос, принадлежавший, как вскоре выяснилось, Гарпагу.— Я не понимаю его совсем. Совсем! Это оперение может означать все, что угодно. И согласие, и полный отказ. То есть «мое дело — только хвост; стреляй мной куда угодно — смысла никакого, все равно острия нет».

— Чересчур хитроумно,— возражал другой голос.— На­сколько мне известно, он всегда был прямодушен. Может, он просто боится? Привык править в своих горах только козами и зайцами.

— Но он далеко не глуп. Уж поверь мне. Я знаю его с пеленок. Когда я привел его за руку к Астиагу, он был мальчишкой-дикарем. Тем не менее всего за один день он сумел поставить себя так, что никто во дворце более не смел ни унизить его, ни тронуть, ни оклеветать в глазах Деда.

— Старая история,— усмехнулся Фарасг.— Все люди ме­няются. К тому же раз он прямодушен, значит, пытается честно сдержать свое слово и...

— Но ведь никто и не подстрекает его открыто нападать на царя! — перебил Гарпаг.— Просто сама судьба отдает ему в руки власть! Астиаг уже безнадежно стар и болен и всех утомил своими прихотями. Теперь уж никак и ничем ему не угодишь. И с каждым днем будет все хуже. В Парфии и Гиркании уже зреет мятеж. Не верю, что Кир не понимает, какая опасность ему грозит, если «быков» поведет кто-нибудь другой.

«Быками» называли мидийский трон, массивные подлокотники которого изображали золотых быков.

— Если их не поведем мы с тобой, Гарпаг,— вкрадчиво уточнил Фарасг.— Раз уж он отказывается.

Некоторое время в дымовом отверстии стояла тишина.

— Знать бы наверняка, от чего именно он отказывается,— с осторожностью проговорил Гарпаг,— Я сделал все, что мог. Кому он еще может доверять в Эктабане, как не мне. Войска готовы. Он знает. Я рискую ради него головой. Он знает. Ждать опасно. Он и это знает. Какое еще известие, какая опасность способна побудить его к действию. Да, я сделал все, что мог. Я показал ему опасность. Боги вовремя надоумили меня.

— Но до сих пор не ясно, что же там произошло. Не так ли?

— Да. Это воистину необычайная загадка. Я достал лучших людей. Мой «охотник» целую неделю следил за ко­новалом. Оба знали только часть замысла. Труп коновала должны были найти во дворце наутро. С кинжалом в руке. Но там появились еще какие-то охотники и все перепуталось...

— Признайся наконец, Гарпаг. Ведь тебя устраивали оба возможных исхода.

— Сейчас, Фарасг, мы говорим о лучшем исходе! — властно и даже чересчур громко изрек Гарпаг.— Мой коновал, как мне известно, все еще жив, хоть пойман и посажен в яму. Охотнику же Кир снес голову своей собственной рукой. Те неизвестные, которые пытались захватить дворец, тоже были все перебиты. Я подозреваю что у меня и Астиага в один и тот же час возникли в головах сходные замыслы, и потом эти замыслы скакали в Пасаргады наперегонки. Теперь я в полном недоумении. С одной стороны, все складывается как нельзя лучше. Астиаг поверил, что горы следует обложить войсками. Вот они, войска! Киру остается только самому спуститься с гор. И я, как встарь, готов за руку привести его в Эктабан.

— Он уже не мальчик, чтобы вести его за руку.

— Тем лучше. Тем лучше, Фарасг,— произнес Гарпаг с нескрываемым сожалением.— Но он молчит. Он бездей­ствует. Чего ждет? Нового покушения на свою жизнь? Те­перь это загадочное послание! Будто он не прирожденный воин, а какой-нибудь премудрый эллинский оракул. Может быть, ты, Фарасг, скажешь, каким еще способом можно сманить Кира с его голой и холодной горы в плодородную долину?

При этих словах или чуть позже из тьмы над селением раздался какой-то шум, и мне пришлось навострить оба уха в другую сторону. Похоже было на то, что Иштагу попался.

Я узнал уже достаточно и для себя и для Кира. «Пора уносить ноги» — эта мысль оказалась верной, но, увы, слег­ка запоздавшей.

Видно, Иштагу проявил мощь целого войска, совер­шившего внезапное ночное нападение, и уже отовсюду к дому военачальника потекли огни и тревожные голоса.

Я спрыгнул с крыши и юркнул в ближайшую темную щель между домами, но кто-то успел заметить мою тень.

Сначала меня догнали только крики:

— Вот он! Вот он! Ловите его!

Облава началась. Как ни запутывал я свой отходной путь, как ни ускользал от топота погони, а только мидяне знали лучше меня все выходы из лабиринта щелей.

На одного охотника я во тьме напал первым и заколол его в живот. Всего же их в том переулке оказалось трое — все без факелов. Но огни приближались.

Передо мной блеснуло лезвие меча. Я выбил оружие из руки ударом в запястье. Однако мидянин оказался цеп­ким. Он прыгнул на меня, ухватил за плечо и дернул за собой на землю. Мы упали, прокатились по короткому склону и наткнулись на стену дома.

— Поверни! Поверни! — кричал третий, пытаясь достать меня копьем, но боясь во тьме проткнуть товарища.

Упершись в стену спиной, я развернул ловца, сделав его своим живым щитом. Каждый из нас пытался теперь добраться до горла своего врага.

— Огня! Огня! — требовал копейщик.

Факелы неслись к нам, как огромные светляки.

Едва я решил, что дела совсем плохи, как случилось страшное чудо. Кадык врага выскочил наружу, мидянин издал булькающий звук и обдал мне лицо кровью.

Стоявший на ногах копейщик вскрикнул от страха и отскочил.

Руки моего врага ослабли и свесились плетьми. Я oтбросил его в сторону. У него позади, из шеи, торчала, как из того зайца, скифская стрела. Промахнись Азал на три пальца — и заячья судьба досталась бы мне, угодив своим острием прямо в глаз!

Я оказался на ногах в то мгновение, когда один из приближавшихся факелов вдруг упал на землю. То еще одна стрела поразила жертву. Сразу сделалось темнее — мидяне отпрянули и попрятались по углам.