Стая - Лалин Полл

Прилипало снова ударил ее хвостом.

– Перестань, идиотка! Иди к ним! Эй, не туда!

Эа повернулась и уплыла. Ее жгли вина и стыд, только непонятно, из-за чего. Она сделала что-то плохое, и она была нечиста.

«Вырвись за предел».

Ничего такого она еще не сделала, вот же они все, вся ее стая, но этот ужасный приказ таил в себе угрозу. Чтобы остаться здесь, с семьей, нужно отказаться от него, забыть. Эа ненавидела себя, как никогда раньше. И в этот момент все стало ясно. Манты не благословили, а прокляли ее.

– Я ухожу. – Эа спокойно отщелкала это, пока плыла по лагуне. Не было страха в ее голосе, как не было изумления и горя в ответных щелчках, когда народ понял, что она имела в виду. Ее тело двигалось само по себе, унося ее испуганное сердце прочь от семьи. Они следовали за ней, некоторые уговаривали не уходить, напоминали, что ни одному дельфину не удавалось выжить в океане в одиночку, что они любят ее, что бы там ни случилось.

Последние щелчки заставили Эа плыть быстрее. Ничего она больше не хотела слышать. Только бы боль внутри наконец вырвалась наружу и убила ее. Какое облегчение, что больше не надо притворяться. Да, она сумасшедшая, нечистая, недостойная. Вот почему к ней пристал прилипало, вот почему манты ее прокляли. Она уйдет, чтобы спасти стаю. Наверное, она всегда этого боялась, потому и Исход представлялся ей таким ужасом. Это ее судьба. Эа плыла все быстрее, торопясь достичь Края, чтобы не слышать криков семьи, зовущей ее обратно. Никому в океане не выжить в одиночку, но вот она уходит. Она выполнит приказ мант. Смерть где-то рядом. Собравшись с духом, Эа вышла в океанский простор.

14

Губан с Вершин

Вдалеке, прямо за границей дома афалин, начиналась глубокая океанская впадина. Со дна поднимались семь подводных вулканических конусов разной высоты; вершина самого высокого не дотягивалась до поверхности всего лишь на двадцать метров. Из трещин в стенках конусов время от времени вырывалась горячая вода, напитанная серой; окрестности казались мертвыми, хотя даже здесь существовала какая-то примитивная жизнь. Разведчики афалин, прогнав народ Лонги, обследовали котловину и выяснили, что вода здесь обжигает, а рыбные запасы скудны. Миграционные пути проходят далеко, и вообще местность плохая. Даже океанские демоны, после того как нанесли вулканические конусы на свои навигационные карты, убрались отсюда.

С геологической точки зрения подводный вулкан представлял собой незаживающую рану на дне, да и возник он не сам собой, а в результате того же непредставимого события, которое испарило целый атолл. Вулканические конусы еще не успели обрести стабильность, они продолжали расти и со временем изменили характер океанских течений. Здесь со дна продолжал бить глубоководный горячий фонтан.

Последняя конвульсия моретрясения бросила здоровенного губана-наполеона[13] прямо на черные шипы, которыми обросли конусы. Это был знатный самец, судя по величине шишки на лбу. Тем незавиднее казалась его судьба – погибнуть в этих неприятных водах и даже после смерти продолжать разлагаться, поскольку некому было объесть его мощное тело.

Впрочем, и сам Губан хотел умереть. Некогда он был самцом хоть куда, содержал большой гарем, но кончилось тем, что он всех подвел. Когда буря настигла его и бросила на скалы, он решил, что океан смилостивился над ним, потому что был слишком измотан и удручен тем, что не мог найти своих сородичей. А ведь он должен был защищать своих самок, присматривать за остальными самцами. И вдруг они все разом исчезли, вот только что были, а потом пропали, и куда их занес ураган – неведомо.

«Все мои были тут, а потом их не стало».

Все это случилось прямо у него на глазах. Его замечательный веселый народ с удовольствием кормился и спаривался, а потом какая-то невероятная сила сдавила их, скомкала в чудовищную массу, закрутила смерчем, бросила вверх – и все исчезло.

«Где-то здесь, они должны быть где-то здесь».

Для чего же еще он остался жив, если не для того, чтобы отыскать их. И Губан искал. Еды не видно, океан устрашающе пуст. Когда по прошествии целых двух лун он так и не отыскал ни следа своих сородичей, воля продолжала гнать вперед исхудавшее тело, но сердце начало слабеть.

«Для вожака – долг или смерть: либо защищать свою стаю, либо, если не сумел, погибнуть. Тогда ты лжец, трус, неудачник…»

По этому кругу и ходили без конца мысли Губана. Но кто может противостоять океану с его невероятными бурями? С позорным облегчением Губан прекратил поиски.

Подводная волна толкнула его в щель между конусами, глубокая царапина на боку стала неприятным напоминанием о том, что он все еще жив. Свежую рану ожгло серной водой, но гораздо хуже было отчаяние от того, что он остался в живых. Огромный плавательный пузырь губана исторгал яростные звуки, и они многократным эхом отразились от стен его черной вулканической тюрьмы. Он забился, словно продираясь сквозь щупальца ядовитой медузы, и тут заметил крупную знакомую чешуйку, зацепившуюся за кривой черный выступ. На мгновение его сердце подпрыгнуло от надежды – он решил, что нашел кого-то из своего народа, но почти сразу понял, что обманулся, чешуйка оказалась его собственной. Это он сам отметил место, где прошел.

Теперь уже осторожно Губан выбрался из черного лабиринта и выбрал одно из течений. Впрочем, на вкус все они казались отвратительными. Вернувшись к вершине, он обнаружил, что вода и здесь оставляет болезненные ощущения, но все-таки на вкус стала чище. В голове прояснилось. Это взбесило Губана, потому что он все еще хотел умереть. Впрочем… здесь, на вершине, хорошее убежище, пожалуй, самое неприступное место в пустынном океане, и почему он должен пренебречь им? Зачем ему опять скитаться без толку, в поисках того, чего нет? Может, стоит остаться здесь и дать себе умереть от голода? Для него ли такой жалкий конец? В былые дни у Губана был очень хороший аппетит. Скитания сказались на нем самым прискорбным образом. Но чужие воды привели его в чувство. Раз тело продолжает цепляться за жизнь, значит, ему надо есть. Накатил голод.

В трещине булькало. Между вершинами конусов падал столб света. Губан смотрел вниз, в клубящуюся черную воду, где наверняка скрывались монстры. Вода представлялась ему живой и злой. Если бы у него хватило мужества, он нашел бы там свою смерть. Преодолевая страх,