Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В домике, куда меня определили, проживало десять девочек. Там была одна большая спальня, общая душевая на три кабинки, туалет и раздевалка, где хранились куртки и обувь. Лето в тот год было дождливое и прохладное, так что куртки были очень востребованы.
Скажу сразу, что не было у меня никаких особенных надежд на этот самый лагерь. Ну, к примеру, что найду я там себе замечательных друзей и мы все весело проведем время за летними развлечениями, как то: игра в мяч, купание в озере и долгие посиделки у костра.
Ни о чем таком я не думала, просто надеялась, что тихонько пересижу этот месяц, ни с кем не пытаясь налаживать отношения и не вступая в явный конфликт. Не получилось.
Это в школе можно было быть незаметной. Туда дети приходили на несколько часов и разъезжались потом на машинах, которыми управляли заботливые мамы, а иногда и водители. К тому же учителя внимательно следили, чтобы все было тихо-спокойно. В лагере же мы находились все время вместе, все двадцать четыре часа в сутки. Кроме того, там было нечего делать.
Вот именно, как я сейчас понимаю, условия-то были неплохие, но вот работой с детьми никто не занимался. Начальником лагеря был немолодой лысый мужик, в прошлом учитель математики в школе. Его за что-то уволили или он сам ушел и устроился на лето в лагерь.
Уж не знаю, каким он был учителем, да мне и все равно, тем более теперь, но поговаривали, что уволили его за пьянку. Во всяком случае, утром на линейке… Ззабыла сказать, в нашем лагере были порядки строгие, утром всех выгоняли на построение и поднимали флаг лагеря, довольно красивый кстати, там на зеленоватом полотнище был вышит очень симпатичный бобер. Бобер был выбран, очевидно, потому, что не так далеко была речка Бобровка, на которой и правда якобы когда-то жили бобры.
Так вот этот самый Сергей Иванович выходил утром на построение в ужасном виде, глаза у него были красные, как у вампира, руки тряслись. После построения он уходил к себе в домик, и видели мы его только вечером у костра, где он пел под гитару старые авторские песни. Голос у него был козлиный, при этом еще он ужасно фальшивил.
Персонал у такого директора вел себя соответственно, приличным человеком оказался только тренер по плаванию. Ну, у него и выхода не было: за детьми в бассейне нужен глаз да глаз. Но к обеду бассейн закрывался, и мы были предоставлены сами себе.
Нет, конечно, были там какие-то кружки, которые, надо сказать, быстро захирели.
С погодой, как я уже говорила, нам не повезло, тем летом были очень частые дожди, поэтому мы ужасно скучали. И от скуки буквально лезли на стенку.
Ко мне-то это не относилось, я привыкла проводить время одна, играла в телефоне, нашла в клубе шкаф с невостребованными книжками и пыталась читать, одна девочка научила меня плести фенечки…
Не могу сказать, что я была довольна той жизнью, но все же можно было продержаться до конца смены. Если бы не Маринка Зотова. И не ее подружки.
Теперь я понимаю, что виной всему было отвратительное руководство лагеря. Собрали человек сто детей, которым совершенно нечем было заняться.
Уже потом, в институте, я прочитала у кого-то выражение «Праздность — мать всех пороков». Это уж точно.
Маринка Зотова была крупная рослая девица из очень обеспеченной семьи. Но в данный момент ее родители разводились и делили нажитое имущество, поэтому им было не до Маринки, ее и сплавили в первый попавшийся лагерь, чтобы не мешалась под ногами. Привез Маринку на шикарном «Мерседесе» водитель — хмурый немолодой мужик. Привез, вытащил из багажника чемодан и уехал не прощаясь, как видно, не считал уже Маринку хозяйкой.
Как я сейчас понимаю, хоть у Маринки и был тогда сложный жизненный период, ее родители разводились со скандалом и про нее вообще забыли, тем не менее от природы она была самая настоящая сволочь, это не лечится.
Начать с того, что она перессорила всех девчонок в нашей спальне. Причем действовала очень хитро. Сегодня приближала к себе одну, завтра — другую, и наговаривала этой на ту, первую.
Как я уже говорила, мы все были вместе двадцать четыре часа в сутки, да еще и погода подвела, так что мы либо торчали в клубе, либо в спальне валялись по кроватям, так что волей-неволей слушали все разговоры, ничего нельзя было скрыть.
По прошествии времени у Маринки образовалась своя постоянная компания из трех девиц. Кроме Маринки, троица включала еще двоих — Таньку Булкину и Аниту. Вот именно: не Аню, не Анюту, а Аниту, так она себя называла.
Танька было здорова как корова и глупа как пробка. Даже нам тогда ясно было, что в развитии у нее явная задержка, а как уж ее взяли в коллектив обычных детей, непонятно. Ну, частный лагерь, посмотрели сквозь пальцы. Хотя стоило только ее увидеть…
Коротко стриженная голова, глаза смотрят без всякого выражения и вечно полуоткрытый рот. Она обожала леденцы на палочке и сосала их бесконечно. Зубы, конечно, были плохие.
Анита была полной противоположностью Таньке. Маленького роста, худенькая, хрупкая с виду. Голос тихий, носик остренький, разговор вкрадчивый… Она была очень хитра и умела подольститься. Умела также натравить Таньку на кого-то, да так, чтобы самой при этом остаться в стороне.
Эти трое занимались тем, что изводили не только девчонок из нашей комнаты, но и других. Со своими у них получалось лучше всего. В дело шло все: сыпали песок в постель и зернышки шиповника за шиворот, связывали мокрые шнурки на кроссовках, прятали телефоны, совали в карманы шелковых блузок открытые шариковые ручки, чтобы паста измазала все. У меня путали нитки для плетения.
Кстати, та девчонка, которая меня научила плести разные фенечки, продержалась в лагере меньше недели, позвонила старшей сестре, и та увезла ее, не вдаваясь в объяснения ни с кем.
Тут я должна рассказать о Жанке. Хоть лагерь был и частный и платить нужно было за содержание детей
