О.Генри: Две жизни Уильяма Сидни Портера - Андрей Танасейчук

А талант уже проявлялся. И не только в рисунках, о которых неоднократно шла речь, но теперь и в писаниях — тот же Диксон упоминал о неких историях, что читал ему на досуге иллюстратор его книги, и — удивлялся, почему Портер не пытается писать для газет. Судя по всему, большинство из них утрачено (учитывая «мальчишество» автора, едва ли он относился к ним серьезно). Но по крайней мере одна сохранилась. В своем исследовании о новеллистике О. Генри ее приводит советская исследовательница И. Левидова (она извлекла ее из книги американца Ю. Лонга[70]). Приведем этот текст (он озаглавлен «Хороший мальчик и Бедный Старичок») и мы:

«В один плохой холодный день Бедный Старичок шел по дороге. У него был грустный и бледный вид. Холодный ветер развевал его лохмотья. Ах, Бедный Старичок! По этой дороге шли мальчики из школы. Плохие мальчики сказали: теперь мы по-за-ба-вим-ся! И вот они стали бросать в него камни и грязь. Какие жесто-о-кие мальчики!

У Джона Рея было доброе сердце. Ему было грустно потому, что он бросил почти сорок камней и ни разу не попал. Джон был хороший мальчик, и он ходил в Вос-крес-ную школу. Он сказал: О, мальчики, не обижайте бедного старичка, он хром, и грустен, и озяб. Старик услышал его слова, и слеза на-вер-ну-лась на его глаз. О, мальчики! — сказал Джон. — Смотрите, он почти слеп. Давайте поведем его по дороге и столкнем его в реку. Отлично! — закричали мальчишки. О, сэр, пойдемте-ка с нами, мы дадим вам хлеба и посадим вас к огню, — сказал Джон.

Бедный старик не мог вымолвить ни слова, так он озяб. Но он по-тя-нул-ся и схватил Джона Рея за шиворот. По-том он вытер им мос-то-вую и сломал ему клю-чицу. Затем он швырнул его о забор и раз-дро-бил ему поз-во-ноч-ный столб, и испортил его внешний вид. Затем он связал его узлом и проткнул им цир-ко-вую афишу. Сперва Джон вопил что было мочи, но умолк, когда искра жизни его по-ки-ну-ла.

Эта грустная история рас-ска-зана в назидание всем мальчикам, чтобы они не бросались грязью и камнями не-раз-бор-чи-во. Иногда грустный бедный стари-чок может оказаться сквер-ным за-ди-рой со стек-лян-ным глазом»[71].

Как видим, совсем небольшая, но вполне завершенная история. В ней есть и завязка, и кульминация, и развязка. Есть даже характеры. Конечно, видна и несамостоятельность автора, явно подражающего М. Твену, — как тут не вспомнить его «Рассказ о скверном мальчике», эксперименты с диалектом и разговорной речью (И. Левидова справедливо отмечает, что «языковой колорит», к сожалению, в переводе утрачен) и совершенно твеновский «жестокий юмор». Но что же в том удивительного? Ведь именно тогда книги Твена были у Портера «настольными» и он учился. Сожалеть приходится о другом — что сохранилось их мало.

Его аудитория была невелика. Среди слушателей не найти тех, с кем юноша тогда чаще всего общался — Бетти Холл, ее брата, ее супруга и его братьев (о малообразованных «вакеро» речь, понятно, не идет). Учитывая особенности психоэмоциональной конституции «писателя», это объяснимо. Как объяснимо и то, что «постороннему» Диксону свои истории он, наоборот, читал. Симптоматично вполне, что главным читателем в эти первые его «писательские» годы был доктор Белл из Гринсборо — ему он писал с завидной регулярностью. Именно этому человеку (кстати, совсем не близкому в Гринсборо) и предназначалась львиная доля корреспонденции — все эти толстые конверты, заполненные листками, исписанными размашистым почерком, — пространными описаниями, зарисовками, каламбурами, наблюдениями, изрядно сдобренными иронией и юмором.

Писал Портер витиевато, многословно, но молодому доктору и его друзьям (Белл наиболее, по его мнению, удачные послания Портера отсылал приятелям в городок Ленор, откуда был родом), не чуждым изящной словесности, эти писания нравились. Настолько, что однажды (тогда наш герой еще жил на ранчо Холлов) он получил солидный конверт, в котором были вложены диплом, удостоверяющий, что отныне Уильям Сидни Портер — «действительный член Весперского читательского клуба в городе Ленор, штат Северная Каролина», и письмо от секретаря клуба, в котором, в той же витиеватой манере, сообщалась эта радостная весть и излагались мотивы избрания (главным из коих были «выдающиеся литературные достоинства произведений»). На это известие Портер ответил еще более пространным посланием. В нем он благодарил «леди и джентльменов Весперского читательского клуба», писал, что весьма польщен, и обещал и в дальнейшем радовать почитателей его таланта новыми «произведениями». «Не знаю, откуда взялась эта идея, что мои письма могут быть кому-то интересны, — писал он в ответном послании, — но теперь я неизменно буду прилагать все усилия для того, чтобы Вы имели правдивый и точный отчет — в самой краткой и лапидарной форме, конечно, — о том, что мне доведется увидеть и услышать в этой стране».

Судя по фрагментам из тех — сохранившихся — писем, что приводит в своей книге А. Смит (да и другие биографы писателя), они не были ни лапидарными, ни правдивыми. Немногое в них говорило и о том, что пройдет время, и автор этих многословных посланий превратится в мастера короткой новеллы. Но тенденция к юмористической интерпретации увиденного, услышанного и пережитого уже отчетливо видна и в них.

Для большинства современников Портера письма были только письмами, способом передачи информации, но для него, как мы видим, они были еще и школой — своеобразной «гимнастикой», — но укрепляла она не мышцы и связки, а формировала навыки сочинительства, будила и развивала художника.

Возвращение к «цивилизации»

Весной 1884 года жизнь У. С. Портера на ранчо Холлов закончилась, и он очутился в Остине — столице штата Техас.

Нашего современника столичный статус города может ввести в заблуждение. Его воображение того и гляди нарисует мегаполис с широкими магистралями, громадами многоэтажных домов и тротуарами, заполненными спешащими по делам горожанами. Даже отдаленно в облике Остина середины 1880-х ничего этого не было. В городе проживало едва ли больше десяти тысяч жителей. Единственным действительно крупным городским строением было здание Капитолия штата, да и оно тогда еще только строилось[72]. Большинство улиц даже не было замощено. Днем — из-за жары — город казался вымершим. Жизнь (всего на несколько часов) пробуждалась по утрам, затем замирала, чтобы по-настоящему начаться уже ближе к вечеру.

Хотя, даже в масштабах Техаса, Остин — не самый крупный населенный пункт (Сан-Антонио и Хьюстон и в те годы были куда населеннее), но в восприятии Портера — поначалу жителя провинциального Гринсборо, а затем обитателя уединенного ранчо, конечно, это был большой город, настоящий центр цивилизации.