Калейдоскоп - Юрий Евгеньевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поле заканчивалось оврагом, который сменялся холмом. Петр стал медленно спускаться. Уже отсюда слыша плеск воды: в низине тек небольшой ручеек, метался между камнями и, журча, скатывался дальше. Петр пополнил запас воды, наполнив практически опустевшую фляжку, и продолжил путь вниз по течению. В какой-то момент склон на той стороне ручья перестал быть таким уж крутым – теперь легко можно было взобраться на холм. Наверху он обнаружил грунтовую дорогу, уходящую вдаль и скрывающуюся в перелеске, за которым виднелись строения. Возможно, где-то там его ждет очередное испытание. Он уже успел выкинуть из головы и Зверя, и встречу с Мариной, понимая, что нужно быть готовым к любым новым неожиданностям. Он был практически уверен, что Зверь остался за спиной, что он так и бродит по темному лесу и никогда оттуда не выберется. Встречи с ним уже можно не опасаться. Разве что Петр сам снова туда вернется.
Глава шестая
Сын
Волкогонов поднял с земли несколько поленьев и подбросил в костер, который жадно затрещал смолянистым подношением. Машинист грел у огня озябшие руки, сидя на поваленном стволе старого дерева. Рядом остывал котелок с горячей кашей, искусно приготовленной проводником. За столько лет вождения «туристов» по Территории у него было достаточно времени, чтобы отточить свои кулинарные способности. Учитывая то, что готовить было особо не из чего. На столе редко можно было увидеть изыски, и рацион разнообразием не отличался: в основном проводники питались картофелем, макаронами и крупами – гречкой, перловкой или овсянкой. Потому приходилось Волкогонову придумывать самые разные сочетания продуктов, смешивая крупы, овощи, мясные консервы и приправы.
Костров отправил в рот первую порцию каши и похвалил проводника:
– Недурно!
– Благодарю. – Волкогонов усмехнулся, вытянул ноги поближе к костру и припал к фляжке, утоляя жажду.
– Как рука? – поинтересовался «турист».
– Ноет, – поморщился Волкогонов. – Обезболивающее хоть и снимает самые неприятные ощущения, но рану все равно тянет.
– Я так понимаю, раньше тебе не приходилось сталкиваться с живыми существами на «Вятке»?
– Все когда-то случается в первый раз, – пожал плечами проводник, наблюдая, как клиент уплетает кашу. – Помню, как впервые увидел смерть клиента на Территории, хотя до того момента был уверен, что здесь относительно безопасно и «Вятка» не собирается никого убивать. Тогда я хотел вынести тело несчастного на станцию, но Территория не дала мне этого сделать. Тогда я еще мало смыслил в том, что здесь происходит на самом деле…
– Сейчас что-то изменилось? – Вопрос оказался с подвохом, и проводник горько усмехнулся.
– Ты прав. Все стало еще сложней. Самым непростым стало осознание и принятие того, что смерти в нашем, человеческом, понятии здесь не существует. До меня это доперло, когда я встретил того погибшего клиента в одной из следующих ходок. Он казался здоровым и даже счастливым и не желал покидать это место. Тогда я совершенно не понимал, что тут творится, и думал, что это всего лишь иллюзия.
– Так что это на самом деле – игра воображения или некая реальность?
– Думаю, ни то, ни другое, – немного поразмыслив, ответил проводник. – Нам кажется, что мы постепенно приближаемся к сути этого места, и как только самонадеянно посчитаем, что уже все поняли, выясняется, что мы не приблизились к этой разгадке ни на шаг.
– Не понимаю, почему ты не покинешь «Вятку». – Машинист протянул товарищу котелок с кашей. – Да, да, я помню, вы все уши прожужжали, что Территория, дескать, сама выбирает проводников! Но ты же ни разу не попробовал собрать вещи и сесть в вагон! А ведь риск, что ты сам можешь навсегда сгинуть в этом месте, велик!
– Ты знаешь, это, наверное, сложно понять, но только здесь я чувствую себя нужным. – Волкогонову трудно было подобрать правильные слова. – Кем я буду на Большой земле? Младшим научным сотрудником, если повезет. Любящим мужем и отцом? Это вряд ли. Единственный раз в жизни мне выпал шанс прикоснуться к чему-то неизведанному и тайному, столкнуться с другой реальностью, другой жизнью. А как я прожил бы жизнь, не зная всего этого? Как тысячи других людей, которые после тридцати понимают, что оказались в плену иллюзий? Большинство людей так и не увидит ничего чудесного до самой гробовой доски, а мне посчастливилось видеть чудеса каждый день, и я готов навсегда остаться на «Вятке», чтобы не корить себя за то, что в моей жизни нет никакого смысла.
– То, что вижу я, больше пугает, чем восхищает, – парировал Костров.
– Сложно понять, почему человек, придя сюда, в первую очередь сталкивается со своими страхами и глубинными переживаниями, но так происходит не всегда.
– Неужели бывало иначе?
– Только однажды, – припомнил Волкогонов. – Клиента звали Влад, и наше путешествие в корне отличалось от обычных маршрутов. Никто не пытался нас убить, «Вятка» вела себя настолько гостеприимно, что я немного растерялся. Вероятно, в этом человеке было нечто особенное, и она это поняла. Он ходил по локациям, восхищался красотами, даже если навскидку они выглядели смертельно опасными. Он не видел призраков и покойников, мне вообще казалось, что он счастлив и прибыл сюда только для того, чтобы удостовериться: счастливым можно быть везде. Он уехал совершенно окрыленным, будто побывал в самом чудесном месте на свете. Вот тогда я и понял, что «Вятка» может быть разной. Каждый тащит сюда своих демонов, а у кого-то их попросту нет.
Слова о демонах заставили Кострова призадуматься.
– Знаешь, до того, как стать машинистом рейса Большая земля – «Вятка», я ведь водил поезда на дальние расстояния. Составы по два десятка пассажирских вагонов из одной части страны в другую. Мне нравился дух путешествий: серебрящиеся до горизонта железнодорожные пути, ночные сонные полустанки, гладь Байкала, заснеженная Сибирь… Все изменилось, когда сын пошел по кривой дорожке и пристрастился к наркотикам. Как многие, он начинал с легких, покуривал всякую дрянь,
