Ангелов в Голливуде не бывает - Валерия Вербинина

Разом выронив цветы и пакет апельсинов, я опустилась на стул. Бумажный пакет порвался, апельсины покатились по полу, но в тот момент я не обратила на них никакого внимания. На всякий случай я ущипнула себя, но ничего не изменилось: сумочка, которую у меня выхватил ловкий уличный вор, по-прежнему лежала на моем столе, как будто ограбление мне приснилось, как будто она никогда и не покидала квартиры.

Что же такое, в самом деле, творится? Согласитесь, дамы и господа, что если вас обкрадывают, то исключительно для наполнения карманов вора, а не для того, чтобы вернуть вам похищенное. Тут я вспомнила, что в сумке лежал ключ от квартиры, а в нижнем ящике стола я держала пятьдесят долларов, поднесенные мне миссис Блэйд, и кое-какую мелочь. Стремительнее горной серны я скользнула к столу, выдвинула ящик и заглянула в него. Все деньги лежали на месте.

– Нет, с этим надо разобраться, – решительно сказала я себе и взяла сумочку со стола. Внутри лежал только кошелек, и я сразу же поняла, что он не мой, хоть и похож на тот, который я носила с собой. Пудреница, ключ от квартиры, платок, помада, коробочка с леденцами и еще кое-какие мелочи бесследно исчезли. Поколебавшись, я открыла кошелек. В моем должны были находиться двадцать два доллара с мелочью – недельная зарплата плюс остаток от предыдущей. В том кошельке, который я держала в руках, лежало больше полутора сотен долларов разномастными купюрами. Похоже, у грабителя, укравшего мою собственность, неожиданно прорезалась совесть, и он решил возместить мне моральный ущерб.

– Мне надо выпить, – сказала я вслух, чтобы успокоить себя, сделала шаг и чуть не свалилась, наступив на апельсин. Чертыхнувшись, я подобрала апельсины и цветы, закрыла окно, сходила на кухню, выпила воды и вернулась. Спиртного у меня все равно не было, да я его и не любила.

Еще раз тщательно осмотрев чудесным образом вернувшуюся ко мне сумку, я заметила с внутренней стороны ремня небольшое темное пятно, которого прежде там не было. Я села за стол и принялась думать. Потом я заметила, что забыла про цветы, налила в вазу воды, поставила их в вазу и водрузила ее на стол. Двадцать два доллара, превратившиеся в сто пятьдесят, по-прежнему требовали объяснения, как и открытое окно, и деньги в ящике, которыми не пытался завладеть незваный гость. О том, как у меня выхватили сумку, я рассказала миссис Миллер, полицейскому, который сделал все, чтобы от меня избавиться, Сэди и миссис Блэйд. Сумки не возвращаются к хозяевам сами по себе; это очевидно. Я почувствовала, что сложившаяся ситуация требует от меня немедленных действий. Посмотрев зачем-то на розы, я вытащила из ящика стола ножницы, взяла сумку и принялась кромсать ее на мелкие куски. Меня бросало то в жар, то в холод, пару раз я едва не ткнула себя ножницами в палец, но наконец дело было сделано. Куски кожи я завернула в рекламные листовки, листовки засунула в пакет из-под апельсинов, а его закрутила в газету. Прежде, чем лечь спать, я проверила все окна, а наутро вынесла сверток с кусками разрезанной сумки и бросила его в мусорный бак, находящийся в сотне шагов от моего дома.

14

Когда на следующий день я вышла в обеденный перерыв из здания редакции, я сразу же увидела возле своей машины полицейского, который сверял ее номер со своей книжечкой.

– В чем дело, офицер? – спросила я, подходя к нему.

– Вы владелица этой машины? – спросил он. – Мисс Коуро… – Он запнулся.

– Коротич, – подсказала я. – Да, это я. Так в чем дело?

– Прошу вас проследовать за мной. С вами хочет побеседовать детектив.

Я оглянулась. Ну конечно, неподалеку на тротуаре стояли репортеры, с которыми я не то чтобы часто общалась, но все же они меня знали. Не очень-то хорошо для карьеры, когда на глазах ваших коллег вас берет за жабры полиция, и тут уже не имеет никакого значения, виновны вы в чем-то или нет.

– Он симпатичный? – спросила я. На душе у меня скребли кошки, и оттого я ляпнула первую глупость, которая пришла мне в голову.

– Что? – Полицейский вытаращил глаза. – Вы про мистера О’Доннелла?

– Ну да, если детектив – это он. Наверное, мне стоит накрасить губы, как вы считаете?

– Идемте, я вас отвезу, – сказал полицейский, когда обрел дар речи. – Сразу же видно, что вы из газеты. – Он усмехнулся и покрутил головой.

Сев в полицейскую машину, я залезла в сумочку и стала старательно искать тюбик с помадой, которого там не было, потом достала дешевенькое зеркало и принялась придирчиво рассматривать себя. Полицейский поглядывал на меня настороженно. Что-то я явно сделала не так, но что именно?

– Странно, – сказал он наконец. – Вы даже не спросили, за что вас задержали.

Ах ты, черт побери.

– А меня разве задержали? – Я сделала большие глаза. – Мне казалось, при аресте должны зачитывать права… или что-то такое.

– Ну, когда кому-нибудь говоришь, что с ним хочет побеседовать детектив, свидетель обычно напрягается, зачем он нам понадобился, – объяснил мой собеседник.

Свидетель, значит. Я перевела дух.

– Так ведь я недавно была у вас, – сказала я. – У меня выхватили сумку на улице. Разве вы не из-за этого меня искали? Я подумала, что мою сумку нашли…

– Да вы что, – усмехнулся полицейский. – О’Доннелл уже не работает в отделе краж. А даже если бы работал, он бы не послал за вами из-за какой-то сумки.

– А где сейчас работает О’Доннелл? – спросила я, стараясь говорить как можно небрежнее.

– В отделе убийств.

– Ничего себе! И зачем же я ему понадобилась?

– Он сам вам все скажет.

Я вспомнила, что именно Фрэнк Горман и Роджер Экер рассказывали о детективах, работающих в убойном отделе. Если мои коллеги употребляли выражение «не такой тупица, как остальные», его можно было смело считать комплиментом и заносить в личное дело. В любом случае я сильно сомневалась, что мне предстоит приятный разговор.

Участок, как и в прошлый мой визит, был наполнен людьми, которых я в обычной жизни предпочитала избегать. Присутствовали тут и задержанные пьяницы, и бродяги, и какая-то старуха с трясущейся головой, которая визгливым голосом кричала полицейскому, что она не Босуэлл и не Бостон, а Боделейн. Какой-то молодой детектив двумя пальцами отстукивал на машинке документ, не обращая внимания на шум и гам, царившие вокруг него. Судя по скорости, с которой он печатал, он должен был дойти до последней строки к концу месяца.

– Куда теперь? – спросила я у своего провожатого, который маячил возле меня, как тень.

– Идите за мной, – буркнул он.

Мы поднялись по лестнице, миновали узкий коридор, и полицейский постучал в дверь, на которой красовалась карточка с именами трех человек. Фамилии О’Доннелл среди них не было, и я подумала, что он, вероятно, поступил в убойный отдел совсем недавно.

– Войдите! – донеслось из-за двери.

Мой провожатый распахнул ее, и я вошла. Кабинет был крошечный, на двух человек, и как в него умудрились втиснуть третий стол, остается для меня загадкой. На вешалке висели плащ, шляпа и черный зонт, а у окна стоял и прихлебывал кофе из чашки поджарый малый в темно-серых брюках и жилете, поверх которого вилась тонкая золотая цепь. Когда он повернулся, я сразу же его узнала. Это был тот самый молодой черноволосый детектив, который разговаривал с выставившим меня за дверь Майерсом.

– Вот, доставил, как вы и просили, мистер О’Доннелл, – сказал мой провожатый, откашлявшись.

Обычно ирландцы крупные, плечистые ребята, светловолосые или рыжеватые, с неистребимыми чертиками в глазах, но попадаются среди них и такие, как детектив О’Доннелл. Если не присматриваться, его можно было спутать с испанцем или итальянцем, но у ирландцев обычно кожа гораздо светлее, и к ней плохо пристает загар.

– Спасибо, Джо, – сказал детектив О’Доннелл. – Можешь идти.

Говоря, он окинул меня быстрым взглядом – профессиональным и, если говорить начистоту, не слишком приятным. Такой все вбирающий, все примечающий взгляд бывает только у двух категорий: у сыщиков и карточных шулеров, которым жизненно важно узнать все, что можно, о человеке за предельно краткий промежуток времени.

– Детектив Майкл О’Доннелл, – представился мой собеседник, ставя чашку на стол. – А вы…

Чтобы не услышать, как в очередной раз коверкают мое имя, я назвала его сама.

– Садитесь, мисс, – сказал детектив, указывая на стул, втиснутый между столами. Я села и принялась стягивать перчатки. Обычно я снимаю их быстро, но на этот раз я решила не торопиться. О’Доннелл тем временем убрал пиджак со спинки своего стула, сел за стол, поставил на него локти и соединил кончики пальцев, на безымянном блеснуло обручальное кольцо. Он тоже решил не торопиться, внезапно поняла я. Ладно, попробуем узнать, что именно ему от меня нужно.

– Как я понимаю, речь пойдет не о сумке, которую у меня вырвали на улице? – спросила я.

– Кто вам сказал? – равнодушно уронил О’Доннелл.