Вот это поцелуй! - Филипп Джиан

Фрэнку я об этом инциденте не рассказала. Сразу пошла в душ, а потом мы с ним позавтракали, и он отправился на факультет. Я не хотела поднимать шум.

Он вечно из-за чего-то нервничал, чего-то боялся. Мы были знакомы с одним преподавателем, профессором биологии, которого здорово избили, когда он вылезал из машины; бедняга год приходил в себя после этого и все равно вздрагивал при малейшем шуме, беспрестанно оглядывался, а его жена рассказывала, что по ночам он часто просыпается в холодном поту.

Вообще-то, как правило, преподаватели, которые спят со своими учениками, девчонками или парнями, в конце концов попадают в передряги, а те из них, что таскаются по темным улицам, членососы, чтобы не сказан, больше, люди определенного возраста, которых по-прежнему тянет на молодую плоть, рано или поздно получают по полной. Фрэнк принимал успокоительное, был молчалив, часто смотрелся в зеркало, жевал очень осторожно, запирал дверь на ключ и по окончании занятий тотчас же возвращался домой. Вот что он заработал: страх.

Я сказала ему тогда: «Фрэнк, послушай меня внимательно. Ты ведь знаешь, кто с тобой это сотворил. Не вешай мне лапшу на уши, ладно? Я ими займусь. Это моя работа. Я ими займусь, но я должна знать, кто это был. Ты должен мне сказать».

Но я из него так ничего и не вытянула. С другой стороны, я вовсе не собиралась умолять его сказать мне правду. Я не понимала, почему он молчал, но не хватало мне только каждое утро бросаться перед ним на колени. Тем хуже для него! Может, у него развяжется язык, когда еще раз отлупят… Лично я умываю руки.

Как он был привлекателен с этой своей седой прядью, несколько картинно ниспадавшей ней на лоб… Сознавал ли он, до чего хорош? Почему он на мне женился, мерзавец такой? Почему он на мне женился, гад ползучий, профессор хренов, с бегающими глазками, сидит себе попивает кофеек из чашки от «моего» сервиза, чертова, жутко уродливого сервиза, который он притащил через несколько дней после свадьбы? Так почему он на мне женился? А я, почему я вышла за него замуж? Совершили ли мы оба выгодную сделку? Искали ли в этом браке защиты, убежища? Я часто смотрела на него, когда мы сидели друг против друга в залитой солнечным светом кухне, на тарелках тосты, на столе банки с вареньем, и не раз себе говорила: «Черт, какую же дерьмовую, унылую, идиотскую жизнь мы себе устроили!» Ты слышишь, мой бедный Фрэнк? Я даже не знаю, чего ты хочешь, понятия не имею… И мне на это наплевать с высокой колокольни!

Мне тридцать два года, и я не знаю, как жить дальше. Иногда мне бывает худо. Иногда я жалею о том, что не содержу забегаловку где-нибудь в глухой дыре. Зря вылезла на простор. Но до встречи с Натаном мне было куда хуже, так что хватит ныть. Да, тогда мне было совсем худо, не то что сейчас. Сейчас мне бывает плохо не всегда, мне бывает плохо иногда, и я считаю, что это прогресс.

Фрэнк взглянул на часы и вскочил из-за стола. Надел пиджак и склонился над столом, чтобы поцеловать меня в лоб. Я улыбнулась ему. Дверь за ним закрылась. Я слышала, как он спускался по лестнице, и продолжала сидеть за столом, подперев ладонью щеку и жмурясь от нежаркого, ласкового солнца. Что мне еще оставалось?

По дороге я остановилась, чтобы разобраться с суши. Заодно купила немного себе и Натану, пока дожидалась того парня, что доставил заказ Дженнифер Бреннен вечером того дня, когда она умерла. Да, я такая, я ужасно педантична в работе, ничего не оставляю на волю случая. Итак, я сидела и попивала содовую со вкусом плодов пассифлоры.

С парнем мне не повезло: он ничего не знал, ничего не помнил и ничего особенного не заметил. Когда я попросила его показать мне лицензию, он все же вспомнил, что дочь Бреннена проводила его прямо на кухню и выглядела совершенно нормально. Потом к ним на кухню зашел какой-то молодой парень, белый, о котором разносчик суши не мог больше ничего сообщить, кроме того разве, что у него кепка была надета задом наперед; этот парень с ним и расплатился.

– Ты смог бы его опознать? – спросила я.

Мне известно, что для таких, как он, все белые – на одно лицо, но он ничего не сказал, а лишь слегка скривился.

– Я хотела бы получить более ясный ответ, если это возможно.

Его лицо было словно выточено из куска ледяного желтого мрамора. Мне жаль их женщин…

– Хорошо, послушай, я считаю до трех…

Ну кого он мог опознать, на самом-то деле? Я еще посмеивалась над ним, возвращаясь к машине. Смерть Дженнифер Бреннен наделала шуму и породила множество слухов, так что нам следовало шевелиться, пока нас в очередной раз не обзовут никчемными бездельниками. Ну и далеко ли мы продвинулись? Да топтались на месте, и все. Натан зациклился на Поле Бреннене? Херня! Пустая трата времени, поверьте.

Несмотря ни на что, я все же отправилась повидать дружка Дженнифер, мастера-телевизионщика. Я уже сказала, что я – педантичная зануда. Я это унаследовала от отца, который сам гладил наши простыни и носовые платки после того, как жена его бросила. Я попросила, чтобы шеф разрешил ему уделить мне минут пять, и увела парня (звали его Тони Ричардсен) на противоположную сторону улицы, на пустынную террасу, защищенную от палящих лучей матерчатым полосатым тентом; легкий ветерок надувал этот тент, как парус, хлопающий на морском ветру; столбики, которые поддерживали его, были украшены двухцветными спиралями. Я хотела знать… Я хотела знать, что он думает на самом деле, а не выслушивать эту чушь про отца, якобы приказавшего укокошить свою дочь; я хотела знать, может ли он меня хоть как-то просветить, вот что. Если он не заливает, если он действительно питал к этой девчонке нежные чувства, то сейчас самое время это доказать. Я ему сказала, что хочу докопаться до истины, всерьез, но для этого он должен мне помочь. Он должен помочь мне разобраться, ради нее, если он действительно питал к ней те чувства, о которых говорит.

У парня была густая шевелюра, похожая па темно-рыжую лошадиную гриву, и он то и дело мотал ею из стороны в сторону, бормоча ругательства, ударяя кулаком по столику, так что наши пивные кружки подскакивали. Нет, нет и нет! Черт! Никогда в жизни! Черт! Он не хотел ничего знать! Он стоял на своем, как скала. Его версия была такова: этот грязный убийца Пол Бреннен, чтоб он сдох, паскуда, один повинен в случившемся. Что у меня в голове вместо мозгов? И где у меня глаза? А? С кем я переспала, чтобы получить полицейский значок?

Он чуть не плакал и только поэтому не получил по физиономии, я думаю. Меня всегда трогает, когда я вижу привязанность одного человека к другому. Я ведь женщина.

– Но скажи мне, Тони, что за слухи ходят насчет Интернета? Якобы он через Интернет заключил контракт об убийстве своей дочери. Откуда это пошло, как по-твоему? Тони, от кого? Кто распускает эти слухи?

Вдоль улицы высадили молодые деревца. Это хорошо! Знак надежды…

Натана я нашла за рабочим столом. Он читал газету. Я поставила перед ним лоточек с суши.

– Знаешь, не нравятся мне эти дела с клонами. Что ты думаешь?

– Я ничего об этом не знаю, – ответила я.

– Ну как ты можешь так говорить? Ну, правда.

– Не знаю. Этот мир давно свихнулся…

– Возможно, нам придется сменить профессию. Понимаешь почему? Быть может, они уже среди нас…

Я поставила Натана в известность о двух своих утренних визитах. Во-первых, я думала, что мы должны в лепешку расшибиться, но узнать, кто же разделил с Дженнифер Бреннен ее последний ужин, даже если, по словам того придурка, это была всего лишь дружеская вечеринка. Во-вторых, я с сожалением была вынуждена ему сообщить, что его подозрения насчет Пола Бреннена основываются только на бешеной ярости нашего друга Тони – иначе говоря, ни на чем.

– Ни на чем? Хм… Ты полагаешь? Ты сама до этого додумалась?

– Но кто всерьез в это верит, кроме тебя?

– Представь себе, гораздо больше людей, чем ты думаешь. Зайди как-нибудь к Крис и открой пошире уши.

– Ну хорошо. Мне это как-то в голову не пришло.

– Ведь мы все-все проверили: ее записную книжку, расписание занятий – все. Мы целыми днями только проверками и занимались! Разве нет? Я преувеличиваю? И ты можешь назвать мне хоть одного подозреваемого? У тебя есть хоть какая-нибудь зацепка?

– Но ведь остаются еще люди, которые последними видели ее живой. Никогда не знаешь, что может всплыть…

– И что потом? Потом, когда тебе уже нечего будет предложить, когда тебе надоест топтаться на одном месте? Может, тогда ты согласишься послушать меня хотя бы пять минут…

Он встал и направился к кофейному автомату. На соседних столах трезвонили телефоны, стрекотали пишущие машинки, листки бумаги летали по воздуху, все окна были настежь, а все полицейские – в рубашках с короткими рукавами. Натан мрачно смотрел на меня из противоположного угла.

Позевывая, я разглядывала фотографии, в беспорядке валявшиеся у него на столе. Похороны Дженнифер Бреннен. Наши фотографы очень тщательно поработали, и мы корпели над их снимками долгие часы, тут Натан говорил чистую правду. Одного за другим мы идентифицировали всех родственников, друзей, знакомых, товарищей по политической борьбе и любовников этой девицы. Мы их всех проверили, и все напрасно! Мы допросили местных лавочников, консьержку, врача, мужчин, которых она принимала у себя, и тех, которых обслуживала в больнице, завсегдатаев парка, владельцев баров, тамошнюю обслугу и посетителей, трансвеститов и наркоманов и всех, кто только попадался нам под руку. Безрезультатно! Хотя у этой девицы была масса знакомых…