Все, о чем вы мечтали - Иван Петров

  Б-бах... тах...

  Казалось, огонь плеснул прямо в глаза. Я реально видел, как пуля медленно вылетела из дула и, вдруг резко ускорившись, прошла слева у моего виска, впившись в кухонную перегородку.

  Меджидов, оттолкнувшись от меня, судорожно отдернул руки, сделав шаг назад:

  - Глухарь, ты совсем дурак, что ли!!! На х...я!!!

  Улыбчивый мент оскалился:

  - Ага, совсем. А теперь - руки вперед, щенок, и аккуратно, заметь - аккуратно, берешь его за рукоятку... вот, я платочек перехвачу... И даешь мне.

  Входная дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену. Влетевший с пистолетом перекошенным ртом выдохнул:

  - Что!!! Кто стрелял?!!

  И я, уже держа рукоятку оказавшегося таким тяжелым, проклятого ТТ, начал нажимать на спуск. Туго...

  Т-тах!!!

  Т-тах!!!

  Т-тах!!!

  Видя, как расширяются глаза, леденеет взгляд стоящего напротив меня Глухаря.

  Своего выстрела я не услышал. Просто все исчезло.

   Глава 6

  Я не знаю, что со мной происходит...

  Очнулся лежащим лицом в траве. Один глаз не открывается, но и вторым все видно. Открыл легко. Трава как трава.

  Больно, но к такой боли уже привык, жисть такая. И к сякой тоже привык. Терпеть можно. Все можно терпеть, куда деваться. Не одно так другое, чем-то сзади шарахнули, я вообще думал что пуля. В голову. Ан нет, живой... пока. На этой мысли меня почему-то вывернуло. Все, что сожрал - прямо в траву под лицо. Сожрал ох...енно много. Желудок идиот - в голове, трясущейся от истошных спазмов в брюхе, боль такая, что впору концы отдать. Фигурально.

  Герои в кино и наши дамы в классе в такой ситуации должны бы простонать:

  - О, господи, как же мне плохо...

  И этак ручкой... Воздушно.

  Б...ь, не герой я! Мне просто х...ево. Мордой в блевотине. И кровища из башки течет.

  Куда меня эти гады вывезли? Зачем? Решили, что мой трупешник лишний, не проверили и - за город, в лес. Могли бы хотя б прикопать...

  Жизнь-то налаживается, претензии пошли.

  Могли бы и добить... Тоже недоволен?

  Лежишь, как лягуха распластанная... Руки? Есть. Ноги? Есть. На травке...

  Опершись руками на землю, попытался привстать. Голова взорвалась. Темнота.

  А теперь очнулся - вонища! Блевотина уже присохла, но воняет страшно. И кто-то близко, рядом, жалобно так, тоненько стонет...

  Кто-кто! Я это! Сука. Сейчас все сбегутся, пожалеют... И голос-то какой противный.

  Ладно, попробуем привстать. Еще раз. Медленно...

  Эти идиоты даже до леса меня не довезли, бросили в поле. До леса... До леса еще метров сто.

  Пожалуй, полежу еще немного, чуть-чуть отползу. Куда мне торопиться?

  Длинный сегодня день...

  Классно меня отделали - не удивительно, что добивать не стали. Самая большая начинается на затылке, даже подальше, слева, и - через всю голову, ко лбу. Трогать не стал, рядом - по волосам - пощупал, там уже все в колтун запеклось. Вместо глаза какой-то клубок опухолей, через бровь тоже рана, кажется - со лба начинается. Пальцами проверять не решился, но, вроде, глазной жижи на щеке нет? Может такое быть, чтобы глаз вытек, а щека потом высохла? И слева, через рот, по скуле, но не сквозная. Зубы целы.

  Болит все, больше - внутри, в голове, особенно в затылке. Наверно, там рана глубже, оттуда били. А на морде и... глаз - это уже потом, сапогами. Руки, ноги, требуха - совсем не болят. Совсем, потому что копчик чувствуется, побаливает. Значит остальное целое. Не били по ребрам. Слабость от сотрясения, да еще и крови, наверно, много потерял. Здесь-то, вон - лужица небольшая, а в машине... Они что, не заметили, что из меня кровь течет? А из мертвого кровь течет?

  Дались тебе эти менты, что ты все про них...

  Убираться надо, уползать, вернуться они могут, вот что... Вот только... рубаху надо снять и - осторожно, на голову. Кровь остановлю, если продолжает... и вообще...

  Легко сказать - рубашку снять. А для этого надо куртку... А для этого надо сесть...

  Тихонечко... сначала перевернусь на спину...

  Солнце в зените. Господи, как тянется этот день.

  А теперь обопрусь локтями и, неся голову, как драгоценный сосуд, продумывая каждое движение, осторожненько... тихонечко...

  Я сел.

  ...

  А потом - встал.

  Сильно воняло кладбищенским трупным запахом, застарелыми носками. И все поле передо мной было покрыто трупами. Именно трупами - застывшие, изоманые позы, никаких сомнений. Ни одного движения, когда попытался его отсматривать. Колышущаяся трава - и в ней цветные и темные холмики, ближе и дальше, почти до самой кромки леса. Много, сотни. Сотня - точно, возможно больше, группами и отдельно лежащие. Я-то с самого края, рядом - двое, дальше группа, а потом уже они все.

  Когда сел - сразу увидел. А когда встал...

  Тетеньки, можно я в обморок упаду? Очень хочется.

  Б...ь! Ну что за жизнь! Зае...ало!

  В обморок падать не стал, но к ближайшему трупу полз на четвереньках. Ноги не держали. Что и хорошо. Удобно было блевать, голова меньше трясется. Там уже блевать-то нечем, больше тужился - вот что больно, опять кровь пошла. Парнишке смяли лицо чем-то вроде дубины. Нет, лица там не было, был багрово-черный провал, мясо вперемешку с костями. Чистый подбородок с приставшим к кровяному потеку длинным волоском. Не брился еще, а единственную волосину зачем-то оставил. И лоб - выше бровей, почти у самых волос. Короткие, обычная стрижка. Остальное - мясо. Все это затылком влипло в толстую лужу крови. Других ран не видно. Да и зачем?

  Короткая - до пояса, красная однобортная куртка со стоячим воротником, расшитая по груди рядами позолоченных шнуровых петель. Три ряда позолоченных пуговиц, на которые накинут этот шнур. Вся грудь, по вороту, на рукавах - все обшито золотым... Шитье позолоченное.

  Петли, пуговицы - как расстегивал?

  Вторая куртка тоже расшитая, еще и с черной меховой опушкой, зацеплена пропущенным через подмышку шнуром. Серые штаны с кожаной вставкой между ног. На кальсонных завязках сбоку - от пояса до пяток. Под ними... Под ними короткие черные сапоги без каблука. Вон, шляпа его валяется. Кивер. Разукрашенное ведро с козырьком и длинной блямбой сверху.

  И остальное. Барахло.

  Ножнички, щипчики, зеркальце, духи, помадка. Кстати, пригодились бы, кроме шуток.

  Верх - типо гусар, низ - типо... Голова че то не варит... Низ типо Паниковский. Босяк в сапогах и кальсонах. А туша подальше - типо купец-разбойник. И следующие тоже все разные. Типо армия из разнообразных павлинов, о единообразии и стандартизации понятия не имеющая. А я - типо в Армани, кроссовках и полосатых трусах белорусского производства. С головой, замотанной типо в тюрбан из нарезанных лент бывшей белой рубашки. Типо саблей.

  Сойдет здесь моя рубашка за батист?

  Но рост и комплекция, похоже, совпадают. Не проверишь - не поймешь. Типо.

  И я, вцепившись двумя руками, начал стаскивать сапоги. Сначала сапоги. Кроссовки потом сниму.

  Особенно, наверно, здорово выглядело - интригующе!!!, когда я лежал со спущенными, недозавязанными штанами на полуголом трупе (без штанов), трогательно уткнувшись носом ему в плечо. Верхнюю одежду с трупа я сдуру сразу не снял. Чтобы правильно, не напутав, идентично все одеть. Чтоб один в один, а то забуду. И, верхняя - сложнее, там шнуры... А потом, когда пыжился, возясь со штанами, опять потерял сознание.

  И вот, допустим, кто-то приходит - и чито он видит? Картина маслом!!!

  Обалдеть!... Что подумают люди?..

  Что подумал я, когда очнулся, можно не вспоминать - там один мат. Ну что я за мародер такой бестолковый. Стыдись, салага!

  Этот поц еще и обосраться успел. Не сильно, видимо, перед войной постился, берег себя от раны в брюхо, но - в соответствующем месте - оставил очень характерное пятно. Это для полноты картины, чтоб совсем уж меня добить, чтобы видел себя со стороны, баран!

  Типа - маньяк кончил по полной! Ату его, извращенца!!!

  Ладно, работаем, а то, действительно - кто-то появится...

  ... Повесят, однако...

  По залитому закатным солнцем, метающим лучики из-за каждого ствола, светлому лиственному лесу шел человек. Летний чистый залитый солнцем лес - это чудо. Темные громады дубов, как зубры, караулят его границы, напрягая могучие плечи, скалой выдвигая их из зарослей подлеска, угрожая врагам своей темнотой и силой. Липы, как благородные олени - разбрелись по чаще, пасутся, и здесь, и там, чутко охраняя свой молодняк. А березы, рябины, ольха - как неизвестные пока еще природе радостные звери, без всякого порядка, разбежались и живут где хотят, ни о чем не думая. Создают то предчувствие радости, ради которого и заходишь в лесную прохладу после асфальтовой сковородки шумящего и дымящего города. И птицы, и травка, и... вообще.