Коронованная распутница - Елена Арсеньева

– Пойдем, – решительно сказал Иоганн после минутного раздумья. – Я тебе помогу.

Катерина только всхлипнула, не в силах сказать ни слова. Да и никакие слова тут были не нужны.

Они крадучись вышли в сени. Кругом царила тишина.

– Надо подняться наверх, – прошептал Иоганн Крузе. – Вон там лестница. Идем туда. Я пойду первым, погляжу, что и как на дворе. Если все тихо, поднимешься ты.

Он сделал несколько шагов, но тут же замер на ступеньках и, отпрянув назад, схватил Катерину за руку:

– Тихо. Кто-то идет!

Они замерли, и Катерина отчетливо услышала наверху топот копыт. Потом прыжок, как будто человек соскочил с седла. Вслед за этим раздался легкий свист, как будто кто-то подавал условный знак, сообщая о своем прибытии.

Вот он, ее убийца, подумала Катерина, в свою очередь стискивая руку Иоганна, но не издавая ни звука.

Похоже, Иоганн тоже смекнул, что лучше помалкивать, потому что приложил палец другой руки к губам и потянул Катерину за собой. Бесшумно ступая, они свернули под лестницу, а потом Иоганн втолкнул Катерину в какой-то чуланчик – темный, как и изба Татьянихи, и так же освещаемый лишь отблесками пламени из маленькой печурки.

– Это мое жилье, – шепнул чуть слышно. – Тихо!

Призыв был излишним – Катерина перестала дышать.

Они затаились в самое время – тот человек, что приехал на лошади, начал спускаться по лестнице.

Он шел осторожной, но твердой поступью, и Катерина мельком подумала, что, наверное, ее убийца молод и силен. Может быть, он даже красив…

При этих словах – молод, силен, красив – Катерина внезапно вспомнила того, кого любила. Увидит ли она его еще когда-нибудь? Ощутит ли нежность его поцелуев и блаженную грубость его объятий? Почувствует ли это несказанное счастье – принадлежать ему, смешанное со смертельным страхом – быть застигнутыми, разоблаченными, а значит…

– Черт подери! – воскликнул в это время человек, который спускался по лестнице. – Хозяин, да где ты?!

Услышав этот голос, Катерина едва не лишилась сознания, потому что… потому что это был он! Тот, о ком она только что подумала!

Ее тайный любовник, ее тайная любовь…

История Виллима Монса

В том, что он – избранник Фортуны, Виллим уверился в самом раннем детстве. Ведь его сестра, красавица Анна, стала фавориткой русского императора! Сам-то Виллим, честно говоря, никакой особой красоты в Анхен не видел: так себе куколка, довольно бесцветная, сухопарая, с фарфоровыми голубыми глазками, которые иной раз, словно чашка чаем, наполнялись злобой и хитростью. Но Петр видел в них только небесный свет и влюбился в Анхен еще прежде, чем стал государем. Взойдя на престол, он не забыл первую любовь. Все на Кукуе, в Иноземной слободе, где жила семья Монс, знали: если бы государя не женили чуть не силком, мальчишкою, на какой-то там русской Дуньке, он взял бы в жены Анхен и сделал бы ее царицей! Но в начале правления Петра престол под ним то и дело покачивался, сотрясаемый то стрелецкими бунтами, то недовольством бояр, то народными волнениями, поэтому все, что он мог, – это сослать свою царицу Дуньку, Евдокию Лопухину, в монастырь. А к тому времени, как он окончательно прижал Россию к ногтю, выяснилось, что Анхен ему изменила. Вернее, изменяла довольно давно. Вскрылось дело случайно: ее любовник, саксонский посланник Кенигсек, умудрился свалиться в воду и утонуть там, где воробью было по колено. Ну утонул так утонул, таким кенигсекам, по мнению Виллима, в базарный день цена пятачок за пучок. Беда состояла в том, что при посланнике обнаружились любовные письма Анхен!

И кончился фавор неверной красавицы (еще следовало благодарить судьбу, что ее живою оставили или в монастырь не заточили, подобно той злосчастной царице Евдокии!), и иссяк ворох благодеяний, которые сыпались на семейство Монс, словно пух из перины сказочной фрау Хильды, госпожи Метелицы, – пух, который обращался в золотой дождь… Было от чего приуныть! Брат и сестра Виллима, Филимон и Матрона (русские называли ее на свой лад Матреною), в самом деле приуныли, хотя их государев гнев не коснулся: Филимон получил капитанский чин, Матрона была пристроена за государева любимца Теодора Балка. И все равно: они знай сокрушались о прежних баснословных временах, когда русский царь у них во-от где сидел! При этом они показывали сжатые кулаки: Филимон – увесистый, пудовый, Матрона – сухонький, подернутый веснушками.

Виллим о былом не сокрушался. Он всю жизнь, с малолетства, был баловнем женщин, которые называли его за редкостную красоту истинным Купидоном и осыпали нежностями и подарочками (последние он предпочитал первым, однако виду такого не показывал, а в конце концов стал находить и в дамских нежностях весьма много для себя удовольствий!). Фортуна, Судьба – она тоже женщина. А какая женщина может остаться равнодушной к очаровательным черным глазам и надменно-чувственным губам Виллима? Таких он еще не встречал. Недаром одна из гадальных книг, к которым он столь часто обращался, пророчила: «Ты будешь отменный гений, но недолго проживешь (на эти слова Виллим не обращал внимания, считая их ошибкой печатника книги); достигнешь великих почестей и богатства; будешь настоящий волокита, и успех увенчает эти волокитства…»

За Фортуной Виллим волочился изо всех сил, и она являла ему свое расположение на каждом шагу. Правда, исполнять свою волю эта властная дамочка поручала мужчинам. Генерал Кейзерлинг оказал ему протекцию при приеме на военную службу, генерал Боуэр, очарованный его красотой и умом, взял его к себе в адъютанты, Павел Иванович Ягужинский, любимец Петра, к молодому Монсу тоже благоволил. В конце концов Виллим попался на глаза государю…

Можно было опасаться, что неприятные воспоминания Петра о его сестре сослужат дурную службу Виллиму. Однако Петр совершенно выкинул из головы и сердца неблагодарную Анхен и, восхитившись сметливостью, проворством и удальством ее брата, взял его к себе адъютантом. Должность была почетная, но хлопотная и вовсе не денежная. Майн либер Готт, на всю оставшуюся жизнь запомнил Виллим ледяной ветер, который сквозил в его карманах и кошельке! Именно в те дни он дал себе клятву, что рано или поздно станет богатым, по-настоящему богатым, человеком, и делал для этого все, что можно и чего нельзя. К примеру, частенько запускал руку в хранившиеся у него деньги сестрицы Анны. И это было только начало… Про себя он втихомолку решил, что никакие химеры и предрассудки, вроде совести, гордости, чести, порядочности, никогда не станут ему поперек дороги!

Между тем женщины его обожали! К примеру, толстуха Анна Иоанновна, племянница государя, герцогиня Курляндская, весьма обласкала Монса, который одно время находился в Митаве по делам. Сквозить в карманах наконец-то перестало, ну а то, что скудные средства герцогини стали еще более скудными, его мало заботило. Вот еще! О себе надо было думать! К тому же когда толстая уродина не самой первой молодости затаскивает в свою постель юного красавца, она должна за это заплатить. И хорошо заплатить!