Валя offline - Анна Никольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мама тоже, всё-таки…
Я стояла за кулисами и смотрела на них в щёлку — на этих чужих родителей. Взявшись за руки, они глядели на сцену счастливыми глазами, а их дети — все в одинаковой форме — улыбались и пели фальшивыми голосами гимн нашей школы. Что-то про мудрых сов и любовь к своей Родине. Я представила, как точно так же, взявшись за руки, сидят мои мама с папой. Мама красивая, похожая на Наташу, и папа в костюме. И смотрят они не на меня, как я там пою, а друг на друга. И я совсем не ревную, ну ни капельки! Даже наоборот.
Я не могу дождаться, когда же появится Максим.
Ой, вот он!
Максим: Привет! Чем занимаешься?
Валя: Привет, фильм на ютубе смотрю.
Не рассказывать же Максиму, что я жду его уже целый час и смотрю «Топ-моделей» по телевизору.
Максим: Интересный?
Валя: Угу, про обитателей саванны.
Максим: А мне дома обитателей хватает. У нас три собаки — отец завёл.
Валя: Супер! Ты раньше не говорил. А какая порода?
Максим: Мраморные доги, чемпионы. Мать с ними по всему миру на выставки мотается.
Я представляю маму Максима с тремя мраморными догами у ног. Она в длинном платье со шлейфом и тоже вся мраморная, как скульптура.
Валя: Отец завёл, а мать мотается. Лол.
Максим:))) Слушай, мне от Динки приглашение пришло(@[email protected]) Это что, прикол?
Валя: Нет. Ты придёшь?
Большая и тёплая птица у меня в груди замирает.
Максим: К тебе — да.
YES!!! Yes! Yes! Yes!
Валя: (^_^) Буду тебя ждать с нетерпением.
«Буду тебя ждать с нетерпением — бред какой-то! Что я несу?!»
Мы ещё долго болтали с Максимом. Он рассказал, какие у него жутко строгие предки. Моя мама по сравнению с ними — новорождённый ягнёнок. Но Максим обязательно что-нибудь придумает и придёт. Потом он спросил, кто ещё будет, и я рассказала. А потом он вдруг взял и ни с того ни с сего написал: «Будешь со мной встречаться?»
И я ответила: «Да». Сухое короткое «да», как в каком-нибудь психологическом тесте из «Лизы». Хотя всё во мне просто бурлило и клокотало! А потом таяло. Но, кажется, Максим это понял — то, что я чувствую. Понял даже через экран, потому что после этого его как будто прорвало. Он написал про то, как я ему сразу понравилась ещё тогда, в самый первый день, но особенно, когда увидел меня в художке в футболке со Спанч Бобом (он запомнил, вот чёрт!) И про то, как он всё не решался об этом так прямо сказать — глаза в глаза. И, наверное, вообще бы не решился, поэтому очень обрадовался, когда я наконец появилась в Сети. И как забросил всех своих геймеров, включая Чижа, чтобы каждый вечер болтать со мной. А теперь, когда на носу каникулы, и вообще, раз будет эта вечеринка, он хочет, чтобы я официально стала его девушкой. Потому что примерно представляет, что там могут устроить Динка, Чиж и компания, и не хочет, чтобы меня кто-нибудь случайно обидел…
Я слушала его, вернее, читала то, что он пишет, и птица во мне расправляла свои сильные крылья. Максим — он такой… Совсем как папа — настоящий, честный, в нём есть спокойствие и достоинство. Наверное, таким и должен быть мужчина. Я не знала точно, каким, но чувствовала, Максим именно такой. Надёжный, он никогда не предаст.
В тот вечер, за день до Нового года, я поняла: птица, которая поселилась во мне с тех пор, как я узнала Максима, и была той самой птицей — Морской.
* * *— Лиза, почему ты больше никогда не смеёшься?
— В моих костях скопилось слишком много грусти, — говорит бабушка. Она сидит на берегу и гладит какую-то бездомную псину. У псины под носом родинка, как у Мерилин Монро.
— В человеке полно чувств: грусть, любовь, ненависть, горечь, радость, страх, злость, желание, стыд, вина, сожаление… И ни одно из них он не в силах контролировать.
— А почему в сказках по-другому? Со всякими же сказочными героями не так?
Лиза улыбается одними глазами.
— Из меня бы получилась классная героиня. Просто в моей жизни было так мало удивительного… Вот если бы в ней были ведьмы, и драконы, и принцы, тогда — да. Тогда совсем другое дело… А так ведьмой приходится быть самой.
* * *— Прикинь, все смогут! — кричит Дина в трубку. — Все, кому мы разослали приглашения — до единого! Хотя вру: Ксюха не придёт — у неё с пэрентсами не срослось, но это фигня! Главное, у нас будет целых восемь парней!
— Классно, — говорю я гробовым тоном.
Мама ещё не в курсе моих планов. Я дотянула до последнего. Просто я не знала, как начать разговор. Я трусила.
— С Максом говорила?
— Он вчера предложил встречаться…
— Ааааа! — Дина орёт так, что я чуть не глохну. — В «сп» позвал?!
— Нет, но это не важно.
— Не позвааал… — разочарованно тянет она. — Это плохо. А может, его проверить?
Что-то холодное вспархивает возле сердца. Касается и тает. Я даже не понимаю, что это. Какой-то трепет, похожий на сигнал тревоги. На предупреждение. Один болезненный спазм — и всё забывается.
— Не надо никого проверять. Давай мы сами разберёмся.
— Как хочешь. Слушай, я же всех на всякий пожарный обзвонила: короче, у родителей все отмазались, шампанское принесут — по бутылке с носа. Настька — ещё суши на всех. Хотя зачем эти суши — все же сытые придут, из-за стола!
— Ну да.
«Придут и встанут перед закрытыми дверьми».
— Главное — ракетницы найти! Чижевич, вроде, обещал, но что-то я уверенности в его голосе не почувствовала.
— А это не опасно? Может, без салюта обойдёмся?
— Ты что! В этом же самый кайф! Ладно, я Женьку напрягу, пусть на китайский рынок смотается. У тебя всё готово? Елку нарядила? Давай я к тебе приеду — вместе нарядим?
— У нас домработница ещё здесь, ко мне пока нельзя.
— Не наработалась ещё? Отправляй её давай! Везучка ты всё-таки, Валечка! Меня бы родители ни за что одну не оставили. А твои молодцы — доверяют… Ладно, я почапала — мне ещё подарки родокам упаковывать! Будем на связи! С наступающим тебя, Валечка! Гудбасики!
Я вешаю трубку. Из телевизора хихикает Максим Галкин, мама смеётся вместе с ним, готовит на кухне печёночный паштет. Хочет сразить своего Коконова — чтобы сразу наповал! Платье купила на два размера меньше — всё худеет. Постройнела, похорошела. Вот только ради кого, спрашивается?
— Мам, можно, я не пойду к Петру Сер… к дяде Пете?
Дядя Петя — это новый прикол Коконова. Это он заставил меня так себя называть. Кажется, мама не в восторге от этой идеи, но деликатничает.
— Никаких «не пойду»! — кричит она с кухни. — Нас там ждут!
«А мне плевать, что кто-то там ждёт! И вообще, это тебя там ждут, а не меня! Да этот Коконов, этот твой Колбасник, этот дядя Петя спит и видит, как я свалю в Англию, а он сюда, на всё готовенькое переедет! А меня, между прочим, ждут совсем в другом месте! Меня Максим ждёт!» — кричу я в голове, но мама меня, понятно, не слышит.
А слышит она вот что:
— Мам, ну пожалуйста! Я лучше дома посижу…
— Ты что, хочешь испортить нам праздник? — спрашивает мама. Она стоит на пороге руки в боки, и лицо у неё непоколебимое.
По этому непоколебимому лицу я понимаю, что всё пропало. Если вечеринка сорвётся, тогда… О том, что будет тогда, я предпочитаю не задумываться. Потому что, если вечеринки не будет, мне тоже лучше уже тогда не быть.
Совсем.
Потому что это будет конец всему, а это гораздо хуже какого-то конца света.
Меня вдруг начинает всю трясти, а руки становятся деревянными. Я пробую пошевелить пальцами, и у меня не получается.
— Что с тобой? — подозрительно спрашивает мама. — Ты почему такая бледная? Тебе плохо? — непоколебимость слетает с её лица, как осенний лист.
— Что-то знобит, — говорю я, и самое интересное, что это чистая правда. Я нисколечко не вру.
Мама тоже это понимает: она пятнадцать лет в школе, и липовыми простудами её не проведёшь.
— Ложись.
Она молча достаёт из секретера градусник и вставляет его мне под мышку. Пока я измеряю температуру, мама не сводит с меня глаз. А я молюсь. Молюсь Морской птице, хоть это и кощунство, наверное. Я прошу, нет, умоляю её, чтобы, когда мама посмотрит на градусник, на нём была высокая температура.
— Тридцать восемь и два, — говорит мама.
И я ликую! Ликую!!
— Странно, где это ты могла простыть?.. Ты в школе вчера что-нибудь ела?
— Бутерброд с икрой — на утреннике.
— Всё понятно. Тебя не тошнит?
— Тошнит, — говорю я, хотя меня не тошнит. Только познабливает.
Мама уходит на кухню, а я, чтобы хоть немного успокоиться, разглядываю клетки на покрывале. Чёрные и белые. Клетки как клетки, ничего особенного. Хочется, чтобы Лиза оказалась сейчас рядом — обняла меня и сказала, чтобы я ничего не боялась, что всё будет хорошо.