Письма Чехова к женщинам - Антон Павлович Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напишите три строчки [82] .
Ваша Л. Мизинова.А. П. Чехов – Л. С. Мизиновой
Конец октября 1896 г., Мелихово
Милая Лика, Вы пишете, что час нашего блаженства наступит через 310 дней… Очень рад, но нельзя ли это блаженство отсрочить еще на два-три года? Мне так страшно!
При сем посылаю Вам проект жетона, который я хочу поднести Вам. Если понравится, то напишите, и я тогда закажу у Хлебникова.
Приеду я в начале ноября и остановлюсь у Вас – с условием, что Вы не будете позволять себе вольностей.
Поклон фирме «Сапер и К°».
Ваш А. Чехов.Ольга Леонардовна Книппер-Чехова
Книппер-Чехова Ольга Леонардовна (1868–1959). Жена А. П. Чехова. О своем рождении и детстве вспоминала: «Я росла в семье, не терпевшей нужды. Отец мой, инженер-технолог, был некоторое время управляющим завода в бывшей Вятской губернии, где я и родилась. Родители переехали в Москву, когда мне было два года» (Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 612).
После ранней смерти отца Анна Ивановна Книппер, мать будущей актрисы, стала преподавателем, а затем и профессором Московской консерватории. Незадолго до свадьбы Ольга Леонардовна писала о ней Чехову: «Третьего дня мать пела на рауте… по желанию великой княгини, которая сама выбирала романсы. После концерта она с Сержем* подошли к маме… и первый вопрос великой княгини был: “Ваша дочь в Москве? Когда же ее свадьба? А как его здоровье?” …Великая княгиня очень осведомлялась о тебе» (26 апр. 1901 г.; Переписка А. П. Чехова с О. Л. Книппер. Т. 1. М., 1934. С. 399–400).
Театральное искусство осваивала в Филармоническом училище под руководством Вл. И. Немировича-Данченко. В Московском Художественном театре играла со дня его основания до последних лет. Была первой исполнительницей роли Аркадиной в «Чайке», Елены Серебряковой в «Дяде Ване», Маши Прозоровой в «Трех сестрах», Раневской в «Вишневом саде», Сарры в «Иванове».
Чехов впервые увидел ее на сцене в 1898 году, когда ставилась трагедия А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». А. С. Суворину он писал об игре О. Книппер: «Ирина, по-моему, великолепна. Голос, благородство, задушевность – так хорошо, что даже в горле чешется… Если бы я остался в Москве, то влюбился бы в эту Ирину» (8 окт. 1898 г.).
Отношения Книппер и Чехова продолжались недолго, около пяти лет, супружество их длилось и того меньше, три года. Виделись они редко и за это время написали друг другу несколько сотен писем; издание этой переписки, впрочем неполное, занимает три тома. Это очень разные письма очень разных людей. «Ты человек сильный, а я ничтожный совершенно и слабый. Ты все можешь переносить молча, у тебя никогда нет потребности поделиться», – писала она 28 августа 1902 года. У нее эта потребность была, ей хотелось и поговорить, и душу отвести, и утешиться; Чехов же ценил сосредоточенность, был немногословен, писал охотнее, чем говорил, о своей работе не умел говорить совершенно.
Чехов и его жена были людьми особенными, единственными в своем роде, людьми редкой и прекрасной судьбы. Дело не только в их одаренности, в том месте, какое им обоим – ему и ей – суждено было занять в истории русского искусства. Тут важна приверженность к своему делу, определявшая и характеры этих людей, и образ их жизни: у Чехова – затворничество писательского труда, у Книппер – сцена, репетиции, спектакли, кулисы.
И Чехов, конечно, хорошо видел эти различия, когда задолго до венчания отклонял всякое выяснение отношений: «…с серьезными лицами, с серьезными последствиями… Если мы теперь не вместе, то виноваты в этом не я и не ты, а бес, вложивший в меня бацилл, а в тебя любовь к искусству» (27 сент. 1900 г.).
Поэтому такое странное впечатление производят запоздалые упреки современных театроведов и литературоведов (зачем О. Л. не оставила сцену) и целые страницы, обеляющие ее. Приходится, помимо всего прочего, помнить о том, что Чехов в эту пору был уже неизлечимо болен и знал об этом так же хорошо, как и о том, что болезнь его небезопасна для окружающих.
Большая актриса может сыграть роль сиделки в какой-нибудь драме, и сыграет эту роль, вероятно, прекрасно. Но едва ли она, эта актриса, с ее привычкой к костюму и гриму, к условной сценической жизни и смерти, способна быть сиделкой на протяжении многих месяцев, может быть, лет, и не на сцене, без всякого зрительного зала. И будто бы Чехов, лучше других понимавший различие между обыденной жизнью и поэтической жизнью на сцене, мог согласиться на это и позволить своей жене бросить театр…
24 января 1903 года Чехов писал ей о молодости, которая пройдет через два-три года («если только ее можно еще назвать молодостью»), о том, что надо торопиться, чтобы вышло что-нибудь; слова в этом письме – «нам с тобой осталось немного пожить» – оказались вещими, потому что жить Чехову оставалось в самом деле немного.
A. П. Чехов – О. Л. Книппер
16 июня 1899 г., Мелихово
Что же это значит? Где Вы? Вы так упорно не шлете о себе вестей, что мы совершенно теряемся в догадках и уже начинаем думать, что Вы забыли нас и вышли на Кавказе замуж [83] . Если в самом деле Вы вышли, то за кого? Не решили ли Вы оставить сцену?
Автор забыт – о, как это ужасно, как жестоко, как вероломно!
Все шлют Вам привет. Нового ничего нет. И мух даже нет. Ничего у нас нет. Даже телята не кусаются [84] .
Я хотел тогда проводить Вас на вокзал, но, к счастью, помешал дождь.
Был в Петербурге, снимался в двух фотографиях. Едва не замерз там. В Ялту поеду не раньше начала июля.
С Вашего позволения, крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего.
Ваш А.ЧеховА. П. Чехов – О. Л. Книппер
17 июня 1899 г., Мелихово
Рукой М. П. Чеховой:
«Забыть так скоро, Боже мой…» – есть, кажется, романс такой? Я все ждала, что Вы что-нибудь напишете, но, конечно, потеряла терпение и вот пишу сама. Как Вы поживаете? Вероятно, Вам весело, что Вы не вспоминаете медвежьего уголка на севере. У нас лето еще не начиналось, идут дожди – холодно, холодно и потому – пусто, пусто, пусто… Хандрим, особенно иногда писатель. Он собирается в половине июля в Ялту, надеюсь, что оттуда он привезет Вас к нам непременно. Наша дача в Ялте будет готова только в половине сентября, так
