Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста - Татьяна Юрьевна Сергеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда за окном появилось круглое утреннее солнце, Ласкари затушил все свечи. Голова Петра была готова, и он накрыл её мокрым покрывалом. Мари сидела в кресле, закрыв глаза, устало сложив перепачканные глиной руки на коленях, закрытых жёстким фартуком. Шевалье налил воды в небольшой медный таз, и опустился на пол перед Мари. Он пристроил этот таз на её фартуке и осторожно погрузил в воду сначала одну утомлённую руку девушки, потом другую… Мари так устала, что даже не пошевелилась, только ресницы её слабо вздрогнули — она спала.
Как всегда, на Пасху на Сенатской площади поставили качели. Они были самые разные, расписанные яркими красками, украшенные разноцветными флагами. Народ особенно любил круглые, а ещё были маховые, подвесные… На деревянных горах, расположенных между качелями, тут и там, грохотали по желобам небольшие коляски, на которых с хохотом и визгом скатывались желающие. Со всех сторон гремели весёлая музыка и песни, разносчики, перекрикивая друг друга, на каждом шагу предлагали всяческие бирюльки и лакомства, в цветных шатрах вокруг площади торговали горячительным, а в специально построенных балаганах выступали паяцы, гаеры и фокусники…
— Робята, робята, хотите жить богато, покупайте нитки, зашивайте дырки!.. — неслось над площадью.
На бульварах и тротуарах, что тянулись вокруг площади, важно прогуливались люди побогаче, одетые в честь праздника пышно и нарядно. Купцы гуляли с жёнами и детьми, все в дорогих русских одеждах. В дорогих экипажах проезжали самые богатые люди Петербурга. Дети с любопытством высовывались из окон карет. Дамы от них не отставали, утопая до ушей в собственных кринолинах.
Оставив экипаж в стороне, Пётр Иваныч Мелиссино с племянницей, Фон-Визин и Андрей гуляли в праздничной толпе вокруг площади. Дарье Дмитриевне была предоставлена полная воля — она то появлялась рядом с ними, то вдруг опять исчезала куда-то. Андрей, конечно, из виду её не выпускал, старался быть рядом, качался с ней на разных качелях, ловил в толпе… Но, в конце концов, потерял совсем и вернулся к компании мужчин, чинно прогуливающихся по бульвару.
— Бог с ней, Андрей, пускай себе веселится… — Махнул рукой Мелиссино, увидев его обескураженную физиономию.
— Не обидел бы кто…
— А ты что, нашу Дарью Дмитриевну не знаешь?!
А тем временем племянница его стояла перед Дедом-раёшником и с любопытством слушала, как он выкрикивал.
— Все сюда! Горе — не беда! За медный пятак покажу всё и так… «Сказ о том, как грек де Ласкари три раза женился, да всех трёх жён за неполный год со свету сжил»…
— Что такое? Очень интересно! — Удивлённо вскинула глаза Дарья Дмитриевна.
Народ повалил к балагану, девушку подхватила толпа, и она оказалась совсем близко у балкона… Вскоре началось представление, и оно оказалось таким интересным, что Дарья Дмитриевна забыла обо всём на свете.
Фальконет тоже не усидел в мастерской. За годы, проведённые в России, он полюбил русские праздники, и, как всякий художник, находил в них свои особенные краски и обаяние. Ласкари без видимой охоты вызвался сопровождать его.
— Мне нравится этот русский праздник, я нигде такого веселья не видел… Чтобы так широко, от души… Вон сколько людей смотрит…
— И медведя кучами смотреть собираются… — Буркнул в ответ мрачно настроенный шевалье.
Фальконет, думая о своём, остановился, и внимательно, в который раз за эти годы! осмотрел площадь.
— Неужели, дорогой Марин, мы дождёмся, того момента, когда мой Пётр Великий на этой площади появится? Я совершенно ясно вижу стоит он вот здесь, напротив Сената… Вокруг него не будет никакой ограды, зачем сажать императора в клетку?
— Пока что это только мечты Ваши… — Резонно заметил Ласкари. — Главная задача — Гром-камень сюда доставить…
Фальконет встрепенулся.
— Я нисколько не сомневаюсь в успехе… Дорогой мой Марин, Вы молоды, талантливы, ловки… Умеете людей на дело объединять… Я верю в Вас, как ни в кого другого… Вы просто должны эту злосчастную механику придумать — кроме Вас некому сдвинуть с места мою эмблематическую скалу…
— Сдвинуть три миллиона футов?! Мне?! Русская императрица, совсем сошла с ума: она хочет видеть на этой площади Вашу скалу нетронутой, дикой, поросшей мхами…
Ласкари сегодня был явно не в духе — он и сам думал об этом беспрестанно, но что он мог придумать, не зная даже основ механики!
Фальконет вздохнул.
— Скала хороша сама по себе, она должна придать много характера монументу… Но, коли водрузить моего бедного Петра прямо на необтёсанный камень, будет он чем-то вроде воробья на корове…
Потеряв окончательно в толпе Дарью Дмитриевну, Мелиссино, Фон-Визин и Андрей, не спеша, кружили по площади, ожидая её неожиданного, как всегда, появления.
— Ну, ловка девка! — Громко хохотал Пётр Иваныч. — От трёх мужиков сбежала… Ты чего сегодня такой молчаливый, Андрей? Андрей, слышишь меня? Влюбился, что ли?
Андрей встрепенулся, оторвавшись от своих мыслей.
— Нет, Пётр Иваныч, не влюбился я, задумался просто…
— Ишь ты «задумался»… Думай, думай… Думать-то всегда полезно. — Он повернулся к Фон-Визину. — Вы, Денис Иваныч, сделайте милость, покараульте здесь моего умника, а то он такой задумчивый, что тоже в толпе, не ровён час, потеряется… А я пойду Дарью Дмитриевну поищу….
Мелиссино поспешил к балагану, Фон-Визин озабоченно взглянул на Андрея.
— А ты, и вправду, друг ситный, словно не в себе сегодня… Случилось что?
Андрей резко развернулся к нему.
— Вы помните, Денис Иваныч, как в нашем театре и в Эрмитаже на сцене превращения и провалы делаются? Помните?
— Чего же не помнить? У тебя там всё на шарах катается…
Андрей всё больше оживлялся, начал размахивать руками, объясняя.
— Вот-вот…
