Великолепные Эмберсоны - Бут Таркингтон

С любовью, тетя Фанни

Одно предложение в письме Джордж перечитал многократно. Потом отправил послание в корзину к статье, а сам прогулялся по коридору общежития за экземпляром "Двенадцатой ночи". Разжившись пьесой, он вернулся в кабинет и освежил память, что, впрочем, ничуть не помогло ему понять странное замечание Люси. Тем не менее, его тоже потянуло к эпистолярному жанру, и он написал письмо — и это не был ответ тете Фанни.

Дорогая Люси,

Не сомневаюсь, ты очень удивлена, получив письмо от меня так быстро, тем более, с тех пор как я вернулся в колледж, это уже второе письмо в ответ на одно твое. Мне написали, в театре ты заметила, что манеры одного актера демократичнее, чем мои, но я не понимаю, почему ты так сказала. Ты знаешь мою жизненную философию, потому что я объяснил ее во время нашей первой поездки на санях, когда я сказал, что не со всеми разговариваю так, как с тобой, и не всем объясняю свою теорию жизни. Я уверен, что у способных рассуждать людей должна быть настоящая теория о жизни, и свою я давным-давно разработал.

Вот я сейчас сижу и курю мою верную вересковую трубку, наслаждаясь запахом табака и кампусом, лежащим за окном со свинцовым переплетом, и мир видится мне совсем иным, не таким, как в первый год в колледже. Я понимаю, каким я тогда был мальчишкой. Я уверен, что очень сильно изменился именно после поездки домой и нашей встречи. И вот я сижу тут с трубкой, а перед глазами проплывают воспоминания о вальсах, которые мы танцевали вечером перед разлукой, и о том, как ты обрадовала меня новостью, что вы останетесь в городе и, когда я приеду на летние каникулы, меня будет ждать друг.

Я счастлив, что друг будет ждать меня. Я способен на дружбу лишь с очень немногими и, оглядываясь на прошлую жизнь, понимаю, что бывали времена, когда я сомневался, что у меня вообще появится друг — тем более девушка. Сама знаешь, меня не слишком интересуют люди, потому что они мне кажутся пустышками. И здесь, в колледже, я не якшаюсь со всякими Томами, Диками и Гарри просто потому, что мы учимся вместе, впрочем, дома я тоже всегда тщательно выбирал, с кем мне встречаться, как во имя семьи, так и из природной предрасположенности не сближаться со всеми подряд.

Что ты сейчас читаешь? Я закончил "Генри Эсмонда" и "Виргинцев". Я люблю Теккерея, потому что он о дряни не пишет, а пишет в основном о хороших людях. По моим литературным убеждениям, писатель не должен рыться в грязи, а должен писать о тех, кого не стыдно ввести в собственный дом. Я согласен с дядей Сидни, как-то сказавшим, что не станет читать книгу или смотреть пьесу о людях, с которыми не сядет за один обеденный стол. Я уверен, у каждого должен быть свой кодекс и идеалы, но ты знаешь это из моего рассказа про мою теорию жизни.

Но письмо не место для глубокомысленных рассуждений, посему не стану углубляться в предмет. Из нескольких писем от мамы и одного от тети Фанни я узнал, что ты часто видишься с моей семьей. Надеюсь, ты иногда вспоминаешь о том, кого в этой семье не хватает. В Нью-Йорке я купил серебряную рамку для твоей фотографии, и теперь она стоит на моем столе. Это единственная девичья фотография, для которой я всё-таки купил рамку, хотя, признаюсь честно, у меня уже были фотографии других девушек, но все они были только мимолетными увлечениями, и я частенько спрашивал себя, а способен ли я дружить с женским полом, который я всегда находил пустым, пока не подружился с тобой. Когда смотрю на твою фотографию, говорю себе: "Наконец-то я встретил не пустышку".

Моя верная трубка выкурена. Я встану и набью ее, а потом, в клубах душистого табачного дыма, буду сидеть и предаваться всё тем же мечтам и думать о добром друге, ожидающем моего приезда в июне на летние каникулы.

Друг, пишет тебе твой друг, Д.Э.М.

Джордж не был обманут в своих упованиях. Когда он приехал домой в июне, его ждал друг, по крайней мере, она так обрадовалась, увидев его, что первые несколько минут казалась взволнованной, раскрасневшейся и необычно тихой. Их сентиментальная дружба продолжилась, хотя иногда его раздражали как ее стремление сделать их отношения менее сентиментальными, так и эта ее "высокомерность". По правде говоря, она частенько вела себя с ним как любящая, но взирающая немного свысока старшая сестра, и Джордж подозревал, что подобное снисхождение вызвано не только восьмимесячной разницей в возрасте.

Люси с отцом жили в отеле "Эмберсон", пока Морган строил мастерские на западной окраине, и Джордж ворчал по поводу ветхости и старомодности гостиницы, хотя это и было, "конечно, лучшее место в городе". Он даже вступил в спор с дедом, заявив, что всё благосостояние Эмберсонов "пойдет ко дну, если вовремя не спохватиться". Он разглагольствовал о необходимости перестройки, ремонта, обновления и тяжб. Но Майор даже не пожелал выслушать внука, недовольно прервав словами, что у него и без Джорджа хлопот предостаточно, а потом исчез в библиотеке, нарочито громко запершись там на ключ.

— Впадает в детство! — пробормотал Джордж, качая головой, и подумал, что Майору жить-то осталось недолго. Однако этот вывод опечалил его всего на пару мгновений. Конечно, никто не вечен и неплохо бы передать имущество в руки тому, кто не потерпит всей этой ветхости, над которой смеет потешаться рвань. Ведь совсем недавно, во время визита к Морганам, Джордж попал в неловкое положение. Придя к ним в комнаты, увешанные красным бархатом и обставленные позолоченной мебелью, он столкнулся в мистером Фредериком Кинни, и мистер Кинни повел себя нетактично. Придав голосу веселость, он выразил сочувствие тем, кто из-за недостатка в городе гостиниц вынужден жить в "Эмберсоне", но соперник воспринял слова мистера Кинни не как шутку, но как личное оскорбление.

Джордж вскочил с багровым от гнева лицом.

— До свиданья, мисс Морган. До свиданья, мистер Морган, — сказал он. — С удовольствием зайду к вам в другой раз, когда в гостях будут более учтивые люди.

— Слушай! — взорвался рыжеволосый Фред. — Даже не пытайся выставить меня грубияном, Джордж Минафер! Ни на что такое я не намекал, я просто забыл, что владелец этого старья твой дед. И даже не пытайся говорить, что я грубиян! Я не…

Но Джордж уже покинул комнату с видом горячо негодующего человека, и возмущение Кинни пропало втуне.

Мистер Кинни ушел почти сразу после Джорджа, а когда дверь закрылась за его спиной, расстроенная Люси повернулась к отцу. И с горечью обнаружила, что он хохочет.

— Даже не знаю… даже не знаю, как я сдержался! — выдохнул он и, насмеявшись до слез, начал слепо искать кресло, с которого поднялся, чтобы неразборчиво пожелать мистеру Кинни доброй ночи. Нащупав подлокотник, он обессиленно сел, продолжая издавать бессвязные звуки.

— Папа!

— Как в старые времена! — выдавил он объяснение. — Отец этого самого Фреда Кинни и отец Джорджа, Уилбур Минафер, вели себя в этом возрасте точно так же — да что уж там, и Джордж Эмберсон, и я, и все остальные! — И несмотря на то что уже изнемог, начал передразнивать: — И даже не пытайся говорить, что я грубиян! С удовольствием зайду к вам, когда в гостях будут более учтивые люди… — Он уже не мог продолжать.

В каждом возрасте свои поводы повеселиться, и Люси, так и не поняв, что рассмешило отца, вытерпела сцену с некоторой грустью.

— Папа, по-моему, они вели себя ужасно. Разве нет?!

— Просто… просто мальчишки! — простонал он, утирая слезы. Но Люси даже не улыбнулась и начала яриться:

— Я могу простить беднягу Фреда Кинни. Он потерял самообладание, но Джордж… — ох, Джордж вел себя непозволительно.

— Трудный возраст, — заметил отец, немного успокоившись. — Девочкам в этом плане легче, чем мальчикам, может, помогает врожденная сметливость или что-то в этом роде. — И он вновь зашелся хохотом.

Она подсела на подлокотник его кресла.

— Папа, ну почему Джордж ведет себя так?

— Он вспыльчив.

— Это да! Но почему? Он делает, что хочет, не думая о мнении других. Так почему же он заводится от мелочей, хоть каким-нибудь боком касающихся его или кого-то и чего-то, что с ним связано?

Юджин погладил ее по руке.

— Это одна из величайших загадок человеческого самолюбия, дочка, и я не стану притворяться, что знаю ответ. Всю свою жизнь я вижу, чем заносчивее человек, тем легче его задеть. Те, кому плевать на мнение остальных, и те, кто считает себя выше всех, легче всего срываются, когда что-то идет не так, как им хочется. Самовлюбленные и высокомерные люди не выносят даже малейшего намека на критику. Она просто их убивает.

— Папа, ты считаешь Джорджа самовлюбленным и высокомерным?

— А, он еще мальчик, — успокоил Юджин. — В нем много хорошего — вопреки всему, ведь он сын Изабель Эмберсон.