Что мне делать без тебя? - Ирина Лобановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олеся вскочила и метнулась к аптечке. За сегодняшний вечер ей приходилось второй раз спасать своих верных и прекрасных рыцарей. В себя Карен не приходил довольно долго, хотя, вероятно, время казалось вечностью одной Олесе. Она в отчаянии терла Карену виски, брызгала в лицо водой, растирала грудь, пробовала даже неумело делать искусственное дыхание…. Ничего не помогало. Когда Олеся уже решила, что погубила ребенка и нужно вызывать врачей и милицию, Карен открыл глаза и с трудом улыбнулся.
— Я, кажется, сильно напугал вас, Олеся Гле… — начал он и запнулся.
Выяснилось, что он пока не мог назвать ее иначе, хотя прежнее обращение звучало попросту глупо.
— Карен, — сказала Олеся и замолчала, не в силах продолжать. — Карен, — повторила она и тихо заплакала, как плакала совсем недавно.
— Ну вот, снова вы плачете, — растерянно и смущенно прошептал мальчик. — И опять из-за меня….
— Нет, вовсе не ты, — ответила Олеся, — вовсе нет…
Смуглые руки вдруг снова потянули ее к себе. Отступать от своих желаний и намерений мальчик не собирался в любом состоянии.
— Карен, — в третий раз жалобно повторила Олеся, — тебе только что было плохо… Ты совершенно не думаешь о здоровье…
— Конечно, — согласился он. — Я думаю только о тебе… О чем я еще могу сейчас думать?
Время потеряло для них свой бег и стало совершенно незаметным.
…Немного поспав, Карен проснулся таким же бодрым, каким пришел сюда вечером, и снова потянулся к Олесе. Она недоумевающе пробормотала в полусне:
— Сколько же можно? Успокойся!
— Никогда! — лаконично и твердо ответил сын Джангирова. — Я думаю, что можно сколько угодно! Лишь бы ты мне разрешала…
Назвать ее по имени он пока еще все-таки не мог.
Дома у Карена творилось что-то невообразимое. Родители, о которых он и не вспоминал, были на грани сумасшествия. Испуганный Левон забился в угол дивана и наблюдал оттуда все происходящее. Дуся металась от окна к дверям, прислушиваясь к шагам на лестнице, и то и дело повторяла зареванной, опухшей от слез Маргарите, что мальчик вот-вот появится, что с ним ничего не могло случиться, потому что Бог не допустит, чтобы с таким мальчиком… Дальше она умолкала, а Марго начинала рыдать с новой силой. Ашот, который старался спокойно и терпеливо ждать прихода сына, полагая, что тот просто где-то задержался и не сумел по какой-то, необъяснимой пока причине позвонить, за полночь тоже начал терять присутствие духа.
В панике Маргарита, воспользовавшись тем, что Ашот ушел ненадолго к себе в кабинет, набрала домашний номер квартиры Малаховых. К телефону подошла Эмма.
— Эмма Дмитриевна, извините, я так поздно, — сбивчиво, путаясь в словах, прерываемых слезами, начала Рита, — но у нас пропал мальчик… Я просто не знаю, что мне делать… Его мобильник отключен…
Эмма встревожилась.
— Не волнуйтесь, Маргарита Петровна. С Кареном ничего страшного не случилось, я уверена. В школе было все абсолютно нормально. Минуту, я сейчас расспрошу мужа. Он, правда, болен, но я попробую…
Глеб привез Валерия домой не так давно. Он был еще слаб и бледен, но чувствовал себя значительно лучше. Эмма, конечно, потребовала врача.
— Я предлагал, дорогая, ему своего прекрасного доктора, но он не желает ни в какую, — зарокотал поэт. — Упрямец, каких свет не видывал. Мой кардиолог — прелестный человек, просто очаровательный!
— А какой он врач? — спросил, укладываясь на подушку, Валерий. — Главное все-таки врач, а не человек, пусть будет каким угодно грубияном.
— Значит, ты уже мне не доверяешь, — обиженно констатировал Глеб. — А если инфаркт? Что тогда? Не делай больших глаз, Эмма, в жизни всякое бывает.
— Я не тебе не доверяю, а врачам, — спокойно объяснил Валерий. — Молодые таблетку от клизмы не отличают, а постарше выучивают какую-нибудь одну болезнь, по выбору, и только ее одну и называют. Кто хорошо знает про аллергию, у того все аллергики, кто освоил остеохондроз — у того все со смещением позвонков. На кого попадешь. Откуда вдруг инфаркт?.. Чушь!
Витковский внезапно взорвался.
— Заладил одно и то же! Ты любишь на чем-нибудь зацикливаться: то на вечных проблемах, то на полном отрицании всего и вся! Бросаешься из крайности в крайность, как мальчишка! Твой Семен куда смышленее тебя.
Семен, разбуженный суетой и шумом в доме, бродил по коридору, изредка приоткрывая дверь и заглядывая в комнату. Ему ужасно хотелось спать, но тревога за отца, пусть даже довольно далекого от него, побеждала и сон, и усталость. Мать тщетно пыталась отправить его в постель. Ничего не добившись, она махнула рукой и пошла проводить Глеба, который, в свою очередь, тоже ничего не добившись от Валерия, собрался уезжать. Его давно ждала недовольная новая избранница.
— Эмма, дорогая, я позвоню завтра и заеду, — сказал Витковский в передней, галантно целуя Эмме толстую руку. — Думаю, ничего страшного нет. Он просто устал и переволновался. А врача все-таки надо…
Глеб уехал. Эмма вернулась к мужу. В отличие от Олеси, она сегодня не задавала никаких вопросов, и это устраивало Валерия. Ему хотелось хоть на короткое время забыть обо всем. Если, конечно, получится. Эмме удалось даже заставить мужа немного поесть и выпить теплого молока — она почему-то упорно считала теплое молоко лекарством от всех болезней. Сломленный усталостью Семен отправился спать. И тут позвонила Маргарита.
На цыпочках, боясь лишний раз потревожить Валерия, Эмма вошла в спальню. Муж лежал так тихо, что, казалось, спал или, по крайней мере, дремал. Эмма затихла у порога, раздумывая, как ей лучше поступить, но Валерий пошевелился.
— Это меня? — спросил он, имея в виду телефонный звонок.
Разговора он не слышал.
— Нет, нет, — торопливо сказала Эмма. — Звонит Джангирова. Она очень беспокоится, пропал Карен…
Малахов с трудом перевел дыхание. Ну, вот и случилось то, чего он боялся и чего давно со страхом ждал. Пропал не Карен, пропал он, Валерий…
— Я успокоила ее, как могла. Объяснила, что в школе было все хорошо. А когда ты видел его в последний раз?
Что лучше сказать? Может быть, правду? В половине девятого во дворе у Олеси? Правду… Кому она нужна, эта правда…
— Перед выходом из школы, — спокойно отозвался директор. — По-моему, он был с Диной и еще с кем-то из девочек. Наверное, они отправились гулять и припозднились…
— Вероятно, — вздохнула Эмма. — Хотя на Карена слишком непохоже… Несчастная мать!
Как раз на Карена это очень похоже. Валерий осторожно потер левый бок.
Маргарита терпеливо ждала на другом конце провода. Ашот неслышно подошел к ней и ласково взял за плечи.
— С кем ты разговаривала, рыжая?
В его глазах было столько заботы и тревоги, что Марго, увидев их, снова разрыдалась и положила трубку, не дождавшись ответа.
— Я… с Малаховой… заболел, — бессвязно прорвалось у нее сквозь слезы, — позвони… в милицию…
И Маргарита протянула мужу телефонную трубку. Ашот в задумчивости повертел ее в руках.
— Возможно… Только не в милицию. У меня есть кое-кто значительно выше. Дуся, пожалуйста, сделай Рите теплую ванну и успокаивающий чай.
Дуся с готовностью бросилась к Маргарите и увела ее с собой. Ашот бросил взгляд на сына.
— Тебе лучше лечь спать, — с необычной нежностью сказал он. — Ты видишь, мама расстроена, не добавляй ей лишних волнений.
— Карен найдется, папа? — спросил Левон, послушно вставая.
— Конечно, найдется, — набирая номер, уверенно ответил Ашот. — И очень скоро.
Но скоро не получилось. Заснул уставший Левон, упала на кровать, наглотавшись успокоительных таблеток, Маргарита, только Ашот продолжал сидеть возле телефона, да Дуся неслышной тенью скользила по комнатам, опасаясь беспокоить окаменевшего хозяина. Ближе к утру Джангиров вызвал водителя, собираясь куда-то, и тут входная дверь тихонько стукнула. Ашот бросился в переднюю. На пороге стоял Карен, живой и здоровый… Вот только лицо у него было непонятное, в утренней первой дымке, сквозь которую ничего не разглядеть.
— Ты извини, папа, я не смог предупредить о задержке, — ровным голосом, как ни в чем не бывало, произнес Карен. — Мобильник разрядился. В следующий раз я постараюсь сообщать, когда вернусь.
— В какой еще следующий раз? — прохрипела за спиной у Ашота Маргарита, вскочившая с постели. — О каком следующем разе ты говоришь?! Где ты был, Карен?! Почему ты совершенно не думаешь ни обо мне, ни о папе, ни о Левоне?! Посмотри на меня! Посмотри на Дусю, она плачет!
— Это от радости, Риточка, от радости, — Дуся заливалась счастливыми слезами. — Мальчик нашелся, Господь смилостивился над нами!
Карен внимательно, с некоторой долей мужского презрения и превосходства, окинул взглядом отекшую растрепанную мать, ревущую Дусю, озадаченного отца и бесстрастно попросил:
