Писательские дачи. Рисунки по памяти - Анна Масс

Открыл Америку. Я и без него знаю, что ни к чему не способна. Кто был по-настоящему талантлив — это мой брат Витя. Насколько он талантлив, настолько я бездарна. Какая несправедливость, что он умер, а я живу, тупая, «чирикающая» жалкие стишки. Не живу, а влачу жалкое, тепличное существование.

Нередко теперь уже одна, без родителей, наврав маме, что иду на вечерние занятия в Университет, шла по папиному пригласительному билету на какой-нибудь закрытый просмотр в какой-нибудь из творческих клубов. В ЦДРИ на Эстрадный театр Владимира Полякова, в ЦДЛ на Ансамбль верстки и правки «Литературной газеты», душой которого был Зиновий Паперный. Меня пропускали, и я дефилировала среди избранной публики с чувством тоже некой избранности, но избранности нечестной, фальшивой. Все равно я была никто, сбоку припека. Не Золушка, прошедшая во дворец под видом принцессы, а одна из ее сводных сестер, глупых и спесивых.

Вокруг кипела интересная жизнь — выставка Пикассо, «Клоп» в театре Сатиры, фестиваль индийских фильмов. Оттуда, из-за приоткрывшегося «железного занавеса», приезжали джазовые ансамбли, певцы, пианисты. Приехал английский театр Питера Брука, и, простояв день в очереди, я купила билеты на «Гамлета». Спектакль ошарашил. Особенно поразил Пол Скофилд, исполнитель роли Гамлета, его голос, пластика.

Все равно оставалось чувство, что это — лишь иллюзия настоящей жизни. Потому что настоящая жизнь — это соучастие, а я всего лишь зритель. Нет какого-то стержня, стимула, точки приложения собственных сил, и всё, что я вижу, хоть и задевает, но — по касательной. А я хочу быть внутри. Пусть не в центре, даже лучше, если не в центре, потому что по характеру я — не ведущая, а ведомая, но только бы — внутри круга. Как стать участником, как попасть внутрь с моей зажатостью, неверием в себя?

Отец прав: я влачила тепличное существование. Мечтала о смелых, решительных поступках, а в жизни всего боялась. Отчасти эту боязнь нагнетала мама:

— Как?! Ты хочешь идти пешком три километра до автобуса?! На ночь глядя? Я тебя не пущу! Мало ли что! Ну и что же, что не одна! А с кем? С Инной и Севой? Нашла защитников! Я спрошу у Саши Дыховичной, у них, кажется, есть место в машине.

(Наш шофер, Анатолий Семенович, обслуживал нас через день.)

И я покорно еду в машине, а Инка и Севка идут пешком под дождем, и я им зверски завидую! Я хочу с ними! Хочу преодолевать трудности! Испытать себя на прочность! «В жизни всегда есть место подвигам, и те, кто не находят их для себя, те просто лентяи или трусы, или не понимают жизни…»

1 октября 55 г.

Сегодня, когда я в полдесятого вечера возвращалась от Ёлки, ко мне подошел пижонского вида тип и сказал, что он идет за мной от остановки, что я ему очень понравилась, и начал долго и красиво распространяться о том, что не важно, где познакомились, а важно, каков человек, и что если девушка видит, что человек интеллигентный, то отчего бы ей с ним и не познакомиться. Что он пять лет назад окончил институт Востоковедения, любит музыку, играет на фортепьяно («немного хуже Цфасмана»), знает хинди и английский, живет в Малом Лёвшинском, дом 12 и пригласил в пятницу в гости на вечеринку (!!!). Если же я одна стесняюсь, то чтобы взяла с собой подругу, по возможности такую же симпатичную, как я (!!!).

Проводил до ворот. Попросил телефон. Я дала. Конечно, никуда я к нему не пойду, еще чего, к первому встречному идти на квартиру. Хотя надо сказать, что он вел себя не нахально, и вообще.

Пришли родители, и когда я им для смеха рассказала про этот инцидент, мама закатила мне страшнейший скандал. Утверждает, что он вор и договорился с Федькой-рецидивистом ограбить нашу квартиру. Что ему понравилась не я, а мой костюмчик с погончиками. Он сразу увидел, что я наивная дурочка из обеспеченной семьи, и решил поживиться. С какой стати порядочный человек будет знакомиться поздно вечером на улице? «Надеюсь, ты не дала ему наш телефон?» А когда я призналась, что дала, — вообще впала в истерику. Как будто это не телефон, а ключ от квартиры.

Все-таки я дура. Развесила уши.

4 октября 55 г.

Умеет мама нагнетать ужас. Первая хватает телефонную трубку и всем, кто меня спрашивает, даже если женский голос, отвечает, что — не туда попали. Мне запрещено ходить по Малому Лёвшинскому. Выходя на улицу, вжимаю голову в плечи и оглядываюсь на ходу: вдруг он меня подстерегает?

Коварного ночного соблазнителя я больше не встречала. А с испытанием на прочность получилось так: на летние каникулы студентов многих ВУЗов по призыву партии отправляли на целину. Шурку Червинского, к этому времени студента архитектурного института, партия тоже призвала. Сам он не очень-то стремился, а его мама вообще была в ужасе. А моя мама (вероятно, в пику Шуркиной маме) сказала: «Что за глупости! Всего на два месяца! Со студентами! Это же так интересно! Если бы у Анечки была такая возможность, я бы ее с радостью отпустила».

Права старуха Изергиль — в жизни всегда есть место подвигам! Я помчалась в деканат и записалась добровольцем на целину.

Что началось! В квартире густо запахло валерьянкой. На меня были спущены все родные и знакомые, не забыт был и дядя Константин Осипович, тот, который дружил с Университетским начальником по линии спорта. Все принялись убеждать меня, что целина это не место для девушки, что я надорвусь, заболею, умру, что меня искалечат, а то и что похуже, и вообще, мало ли что. Я орала: «Но ты же сама сказала, что с радостью отпустишь! Другие же едут, и я поеду! Ничего со мной не случится!»

— Хорошо, поезжай! — опасно тихим голосом сказала мама. — Но знай, что когда ты вернешься, меня уже не будет. Я умру. Ты этого хочешь? Тогда поезжай.

Странно: в Коктебель она меня одну отпустила, даже сама уговаривала. Конечно, Коктебель не целина, но тоже — мало ли что? Я могла там в море утонуть в конце концов. Может, мама надеялась, что я охмурю какого-нибудь писательского сыночка из «нашего круга»? Жаль, что и тут я не оправдала ее надежд.

С целиной кончилось прозаически: оказалось, что вечерников вообще не берут. И так слишком много желающих. Когда, недели через две после моего героического порыва, меня вызвали в партбюро филфака и предложили поехать в колхоз — полоть, у меня уже иссяк весь энтузиазм. Так что я представила справку с места работы и уехала на дачу.

Поселок, 1956 год

Поселок строился. По сторонам улиц протянулись глубокие траншеи и земляные отвалы — прокладывался водопровод. На участках рыли отстойные колодцы. К 1956 году несколько домов было построено, и в них можно было жить не только летом, но и зимой. При каждом доме была котельная. Топили углем. Доставать уголь (как и все остальное) было большой проблемой, но, объединившись, как-то справлялись и с этим, запасаясь впрок. У наиболее преуспевающих членов ДСК появился обслуживающий персонал — истопники, домработницы.