Самый темный вечер в году - Дин Кунц

Когда подошла Эми, четыре собаки уже радостно обнюхивали другу друга, Рената протянула ей бинокль, который принесла из дома, выполняя полученную по телефону просьбу.

Поднеся бинокль к глазам, Эми сфокусировала его на палисандровой роще, приблизив к себе «Лендровер».

Деревья затеняли автомобиль, оставляя на ветровом стекле лишь несколько световых пятен, не позволяя разглядеть лицо мужчины (если это был мужчина), который сидел за рулем.

— Тот самый человек, который бил жену? — спросила Рената.

— Не знаю. Скорее всего, нет. Не мог он так быстро выйти из тюрьмы.

Эми села на одеяло, положила бинокль рядом с собой.

Шесть собак-призраков с интересом наблюдали за происходящим. Ни одна не подошла, чтобы пообщаться со вновь прибывшими женщиной и тремя ретриверами.

— Как дела у них? — спросила Эми.

— Лучше. Пусть медленно, но определенно лучше. Если не бытовой хулиган, то кто?

— Может, у меня появился тайный поклонник.

— Тебе анонимно посылают конфеты и цветы?

— Тайные поклонники больше этого не делают, Рената. Нынче они похищают тебя, насилуют, а потом расчленяют бензопилой.

— Столько радости принесла сексуальная революция.

Глава 16

Верной Лесли припарковал заметно тронутый ржавчиной «Шеви» в двух кварталах от бунгало Эми Редуинг.

Старый седан давно уже требовал внимания, но Верной не считал необходимым привести его в божеский вид. Дыры в обивке сидений ремонтировал липкой лентой. И никогда не мыл, так что корпус был покрыт толстым слоем грязи.

Долгое время «Шеви» его раздражал, но за последний год — ни разу, потому что в другой жизни ему принадлежал спортивный автомобиль стоимостью в сто пятьдесят тысяч долларов, рядом с которым «Феррари» выглядел полным отстоем.

Запирать седан он не стал. Никто не мог позариться па такую развалюху.

Уверенный, что никто его не заметит, Вернон прямиком направился к дому Редуинг, поднялся на заднее крыльцо.

Тридцати девяти лет от роду, ростом в пять футов и восемь дюймов, с круглыми плечами, приличным животиком, редеюшими русыми волосами, карими, невыразительными глазами, липом, самой заметной частью которого был срезанный подбородок, он прекрасно знал, что люди смотрят не на, не мимо, а сквозь него.

По роду его деятельности невидимость была только в плюс. Работал Вернон Лесли частным детективом.

Редуинг поставила на дверь хороший замок, не барахло, на которое полагаются многие люди, но Верн справился с ним менее чем за минуту.

Кухня встретила его веселыми цветами — белым и желтым. Годом раньше он позавидовал бы хозяйке этого уютного дома.

Теперь, в новой жизни, ему принадлежал роскошный современный особняк, построенный на обрыве, под которым расстилался Тихий океан. Больше он никому не завидовал.

Департаменты транспортных средств и налогов и сборов не сомневались, что Верной Лесли живет в маленькой двухкомнатной квартире в зачуханном районе Санта-Аны. Они понятия не имели, что под именем Вон Лонгвуд он наслаждается совсем другой жизнью.

Вон Лонгвуд никогда не обращался в ДТС за водительским удостоверением, никогда не платил налогов. Он не оставлял следов, по которым власти могли бы его найти.

Опустив жалюзи на окна, Верн встал на стул, чтобы обыскать настенные полки. Потом занялся полками и ящиками столов и буфетов.

Все, что брал в руки, возвращал на прежнее место. Его клиент не хотел, чтобы Эми Редуинг узнала об обыске.

Обычно, проведя незаконный обыск, Берн любил воспользоваться туалетом, воспользоваться основательно, не спустив при этом воду. Этот штрих он полагал своим фирменным знаком, каким была для Зорро буква Z.

Учитывая, что других признаков проникновения в дом не оставалось, хозяину приходилось предполагать, что он сам пренебрег правилами гигиены.

В данном случае Берн, однако, не собирался оставлять что-либо в доме. Даже если бы Редуинг и подумала, что забыла спустить воду, реакция собак могла заставить ее насторожиться.

Верн не любил собак, прежде всего потому, что еще не встретил ни одной, которой он бы понравился. Люди смотрели сквозь Верна, а вот собаки одаривали долгими, суровыми взглядами и приглашали поближе познакомиться с их зубами.

В средней школе у него была ручная крыса, Чизи. Из крыс получаются отличные домашние любимцы, ласковые и милые. Он и Чизи отлично проводили время, много чего доверяя друг другу. Эти воспоминания он сохранил в сердце.

Около кухни находился туалет. Верн с трудом подавил желание воспользоваться им.

В туалете он не нашел ничего интересного, если не считать собственного отражения в зеркале над раковиной.

Большую часть жизни зеркала Верна не привлекали. Если на то пошло, он их избегал.

Но в эти дни, глядя в зеркало, он видел не Вернона Лесли, а симпатичного плейбоя Вона Лонгвуда, с шапкой густых волос и синими глазами.

Вернувшись на кухню, он прошерстил пиццы, пакеты с овощами и контейнеры с мороженым, которые хранились в морозильной камере. В кладовой проверил каждую открытую Редуинг банку и коробку, чтобы убедиться, что содержимое соответствует надписи на этикетке.

Когда кто-то хочет спрятать напоминания о прошлой жизни, он зачастую выбирает место, заглянуть в которое неопытный сыщик и не подумает. Вот Верн и убедился, что в коробке с крекерами именно крекеры, а в контейнерах с шоколадно-карамельным или клубничным мороженым именно мороженое, а не связка любовных писем.

Не то чтобы он искал любовные письма. В другой жизни Эми Редуинг определенно не хватало ни любви, ни счастья.

И наоборот, Берн, будучи Боном Лонгвудом, наслаждался сексом чуть ли не четыре раза в день, а его потрясающий автомобиль мог летать, подобно самому Бону.

Глава 17

Рената называла их собаками-призраками, потому что они представляли собой лишь тени тех собак, которыми должны были быть.

Использовались они для получения потомства на щенячьей ферме, содержали их в ужасных условиях, кормили отвратительно, обращались жестоко.

Сук вязали при первой течке, обычно в шесть месяцев, а потом дважды в год. Через два или три года, если стресс от такой жизни приводил к тому, что течки больше не было, их пристреливали или оставляли в одном из собачьих приютов округа.

В данном случае полиция нашла эту щенячью ферму и закрыла ее. Одиннадцать сук и четырех кобелей конфисковали. Больных и запуганных, их не могли передать в семьи, а потому этих собак ждало немедленное усыпление.

«Золотое сердце» взяло на себя заботу обо всех пятнадцати, и их привезли к Хаммерсмитам, на «Ранчо последнего шанса», как называли это место в организации.