Восьмой грех - Ванденберг Филипп

— Все происходит на удивление быстро, вы не находите?

— Слишком быстро. Я в любом случае буду там, понаблюдаю издали.

— Вы что, серьезно считаете, что можете увидеть на кладбище убийцу Марлены?

— Нет! Конечно нет! Просто мне интересно, как все будет происходить. Кстати, на похоронах можно познакомиться с интересными людьми.

Лукас уловил в словах Катерины иронию.

— Я бы тоже охотно поприсутствовал, — после паузы сказал Мальберг. Он взглянул на часы. Было около часа дня. — Так где, вы говорите, состоятся похороны?

— На Кампо Верано, у базилики Святого Лаврентия, за городской стеной. Но тогда вам нужно немедленно выезжать. Я буду ждать вас недалеко от главного входа.

Мальбергу пришлось ехать на такси через весь центр, мимо вокзала Стационе Термини, где образовалась пробка. До места он добрался за час.

У кладбища было много народа. Похороны начинались через полчаса. Катерина заметно нервничала. Мальберг не мог понять почему.

— Я хочу вам кое-что показать. — Катерина взяла Мальберга под руку и подвела к табличке, висевшей у главного входа. На ней было написано, где и когда состоятся погребения. — Вы видите? — спросила Катерина, пока Мальберг пытался отыскать имя Марлены в списке.

Мальберг кивнул.

— Вы уверены, что похороны будут именно здесь?

Указательным пальцем журналистка ткнула в надпись:

«14.00, неизвестный, 312 Е».

— Неизвестный? — Мальберг вопросительно взглянул на Катерину. — Почему неизвестный?

— Значит, кто-то заинтересован в том, чтобы похоронить Марлену Аммер тайно. Пойдемте!

Квадрат 312 Е находился в дальнем конце кладбища. Пройдя мимо роскошных фамильных склепов богатых римских семей и мимо множества памятников, они нашли нужное место.

Катерина крепко схватила Мальберга за рукав.

— Вон там!

Метрах в пятидесяти они увидели более десятка одетых в черное людей, собравшихся у открытой могилы. Святой отец в стихаре, в сопровождении двух причетников, куривших ладан, произносил елейную речь. Издалека трудно было разобрать слова.

До Лукаса и Катерины, стоявших за памятником, долетали отдельные фразы:

— Она не была плохим человеком, даже если ее облик говорил обратное… Разве Мария Магдалена, грешница, не была верным спутником Господа нашего?.. Кто из вас без греха, пусть первым бросит камень…

Краем глаза Мальберг заметил, как Катерина достала из сумки фотоаппарат и вставила карту памяти. Потом она навела объектив и, установив корреспондентскую съемку, сделала несколько десятков фотографий.

— Не спрашивайте меня, зачем я это делаю, — прошептала она, предвосхитив вопрос Мальберга.

Лукас внимательно разглядывал людей, провожавших Марлену в последний путь. И вдруг он занервничал. Двое из похоронной процессии бросились ему в глаза.

— Я не пойму, — сказал Лукас. — Я такого еще никогда не видел.

— Будет лучше, если мы уйдем отсюда, прежде чем нас заметят.

Катерина обернулась и оцепенела: перед ней стоял долговязый молодой человек в темном костюме с треугольным лицом. Он угрожающе смотрел на них.

Катерина молниеносно спрятала фотоаппарат за спину.

— Я хочу, чтобы вы немедленно прекратили снимать, — сказал мужчина высоким голосом, который совсем не соответствовал его внешности.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — ответила Катерина, справившись с волнением.

— Это сугубо личное мероприятие, — настаивал незнакомец, — и я не хочу, чтобы вы здесь фотографировали. Дайте немедленно карту памяти!

Катерина не спешила. Но, взглянув на Мальберга, который утвердительно кивнул, она не торопясь открыла камеру и передала чип мужчине. Тот зажал его большим и указательным пальцами и раздавил, а остатки положил в карман пиджака. Потом он скрестил руки на груди и заявил:

— А сейчас убирайтесь отсюда, пока я лично не позаботился об этом!

Мальберг и Катерина подчинились приказанию, тем более что участники похоронной процессии уже обратили на них внимание.

Уходя, они услышали, как незнакомец прошипел им вслед:

— И запомните раз и навсегда: иногда правду лучше похоронить вместе с человеком!

— Как вам это нравится? — спросил Мальберг, когда они покинули кладбище и вышли на улицу.

Со стороны Катерины не последовало никакой реакции. Но спустя какое-то время она сказала, покачав головой:

— Меня не покидает чувство, что это репортаж всей моей жизни.

Глава 14

Лаборатории замка Лаенфельс были оборудованы различными приборами и инструментами так, что любой университет мог бы позавидовать: высокоскоростная вычислительная машина размером с платяной шкаф, электронный микроскоп и центрифуги, компьютерный томограф последнего поколения, термолюминесцентная опытная установка и дюжина мониторов с высоким разрешением во всех комнатах, соединенных между собой. Лаборатории плавно переходили одна в другую и занимали весь верхний этаж неприступного замка.

В это утро все было не так, как обычно: никакой спешки, никакой работы — только покой и тишина, царившие повсюду.

В средней лаборатории перед монитором компьютера сидел профессор молекулярной биологии Ричард Мьюрат, возле которого собрались все остальные: цитолог Дулацек, занимающийся генеалогией Джо Вилленборг, токсиколог профессор Мазик, химик Эрик ван де Беек и гематолог Ульф Груна.

Войдя в лабораторию, Аницет бросил взгляд на Мьюрата, потом быстро, не говоря ни слова, уселся за свой компьютер. Никто, казалось, не заметил его появления. Как завороженные, мужчины продолжали смотреть на экран.

Плотно сжатые губы выдавали напряжение Мьюрата. Профессор пытался сопоставить два почти бесконечных ряда штрихкодов. И каждый раз, терпя неудачу, он мотал головой. Все видели, что Мьюрат был в отчаянии, потому что новые попытки не приносили результата. Наконец он отодвинул мышку в сторону и повернулся в хромированном кресле.

— А вы уверены, что это не мошенничество? — тихо спросил он, обращаясь к Аницету.

Впалые щеки магистра вмиг покраснели. Казалось, он вот-вот лопнет от злости. Аницет глубоко вздохнул. Но прежде чем он успел ответить, специалист по генеалогии Джо Видденборг положил руку на его запястье и спокойно произнес:

— Не поймите вопрос Мьюрата превратно. Профессор — один из тех ученых, которые оценивают свою специальность выше, чем реальность. Я уверен, что он смог бы доказать вам родство ежа с зайцем или наоборот, если бы только нашел для этого молекулярную гипотезу.

Доктор Дулацек, исследователь клеток, громко рассмеялся. Все как но команде посмотрели на него.

— Наука, — сказал Дулацек, — становится интересной и начинается там, где она для большинства людей заканчивается.

А Мазик, токсиколог, которому была адресована фраза и который держал в памяти тысячи смертоносных формул и мог даже хлебные крошки превратить в смертоносное оружие, добавил:

— Где заканчивается наука, начинается вера, и это, как известно, самая большая проблема человечества.

С этими словами Мазика согласились все присутствующие. Только Аницет оставался безучастным и по-прежнему смотрел на монитор. Каждый из ученых знал, что молчание Аницета опасно. Значит, в любой момент он может разразиться припадком бешенства. Этим и был знаменит магистр.

Аницет был единственным из «пылающих», о котором здесь знали достаточно много. Будучи кардиналом и одним из кандидатов на папский престол, он в последний раз проиграл, ибо выбор был сделан в пользу консервативного кандидата. Аницет не мог простить этого и поклялся отомстить Церкви.

Впрочем, о других жителях замка Лаенфельс можно было сказать то же самое: каждый из них, несмотря на высочайшие достижения в своем деле, оказался непризнанным и разочарованным. Все они потерпели неудачу в карьере и теперь были готовы посчитаться с человечеством по-своему.

Самый суровый закон, а в замке Лаенфельс были невероятно строгие законы, обязывал всех «пылающих» держать в абсолютной тайне свое прошлое.