Слаще жизни - Лаура Паркер

– Ты говоришь, что в случившемся есть твоя вина. Но разве из-за тебя этих гусей засосало в двигатели? – тихо спросила она.

Он резко повернулся в ее сторону, его лицо выражало крайнее удивление.

– Тебе не приходило в голову, что меня могло заинтересовать, как произошла эта авиакатастрофа? Я пошла в библиотеку и прочитала все, что писали газеты, – призналась Эва. – Вот я и спрашиваю, как ты их подвел? – После каждого вопроса она бросала взгляд на дорогу. – Разве это ты завалил самолет? Ты выбирал, кому жить, а кому умереть? Разве ты струсил и сбежал? В чем ты их подвел?

Ник покачал головой, лицо исказилось в гримасе. Видно было, с каким усилием он сохраняет самообладание.

– Все не так просто.

– Я читала, как ты спас жизнь трем другим пассажирам, хотя у тебя самого была повреждена нога. – Не обескураженная его хмурым видом, Эва продолжала еще уверенней: – Миссис Роберте рассказывала мне: ты получил такую сильную контузию, что первые три дня, проведенные в больнице, даже не знал, где находишься.

– Я не хотел знать. – Его голос потерял свою обычную звучность. Он отвернулся и снова стал смотреть через ветровое стекло, но Эва понимала, что на самом деле он смотрит внутрь себя.

Она глубоко вздохнула, сердце ее разрывалось от сочувствия к нему. Но он не нуждался ни в ее слезах, ни в жалости.

– Ник, логическим путем ты тут ни к чему не придешь. То, что случилось, не поддается никакой логике и никаким меркам добра и зла. Это был ужасный, непредсказуемый несчастный случай. Ты любил свою жену и ребенка. Твое горе было таким долгим и глубоким… Но послушай, Ник… – Она подождала, пока он повернется в ее сторону. – Их нет, а ты есть. Разве ты хотел бы, чтобы твоя жена прожила последние шесть лет так, как прожил их ты, – в одиночестве и без любви?

– Конечно, нет. – Какое-то воспоминание на секунду смягчило следы боли на его лице. – Дженет любила жизнь. – Он едва заметно пожал плечами. – Она захотела бы, чтобы я продолжал жить.

– Ну так и продолжай, – негромко сказала Эва.

Он повернулся к ней, его взгляд постепенно возвращался из прошлого в настоящее. Слабая улыбка сняла гримасу боли и вернула прежнюю форму красиво очерченным губам.

– Не знаю, за какие заслуги провидение послало мне тебя, Эва.

Она улыбнулась.

– Насколько я помню, ты пытался отказать мне в работе. Мне пришлось штурмовать цитадель и требовать признания.

– Да, верно. И с тех пор ты берешь штурмом мои укрепления одно за другим. – Он поднял руку и дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони. – Продолжай в том же духе. – Его пальцы скользнули вниз по ее щеке к шее и легким как перышко прикосновением охватили ее. – Мне надо, чтобы ты всегда была рядом.

Как бы поежившись, Эва зажала его пальцы между щекой и плечом, ощущая бурную радость оттого, что преодолено опасное препятствие.

– Может, тебе надо быть поосторожнее с просьбами?

А то вдруг получишь то, что просишь.

– Я на это рассчитываю… и на тебя, Эва. – Он откинул свою посеребренную голову назад, на кремовый кожаный подголовник, и закрыл глаза. Однако его рука осталась там, где была, ласково напоминая о том, что между ними возникла новая связь. – Я на это рассчитываю, – устало повторил он.

Он заснул так быстро, что Эва даже не стала отвечать. Она знала, что ею одержана безмерно трудная, но необходимая победа над его прошлым. Теперь все, что бы ни случилось, будет касаться лишь настоящего и, может быть (может быть!), будущего.

– Он никогда и не любил меня. Я была просто частью его «жизненных планов», причем, как оказалось, наименее ценной.

– И поняла это, когда было уже поздно? – Ник смотрел, как Эва жует зеленый салат.

Они сидели в уютном уголке сельского торгового центра, в нескольких милях от резервации индейцев чероки, расположенной в Великих Дымных Горах, что на западе Северной Каролины. Когда-то в этом здании помещался сельский магазин, где продавали корма и зерно. Теперь здесь был торговый центр прикладного искусства, где в многочисленных киосках торговали изделиями местных индейских и деревенских ремесел, коллекционными предметами фермерского быта и антиквариатом. Они оказались здесь совершенно случайно, после того как Ник проспал в машине почти весь день. Где-то между обсуждением того, покупать или нет боевой головной убор ручной работы, и поглощением чая со льдом и салатов зашел разговор о замужестве Эвы.

Эва задумалась над ответом.

– Мне тогда только исполнилось двадцать лет. Я выросла в маленьком городке, в семье с небольшим доходом. Билл Ролстон был, что называется, мечтой каждой женщины – красивый, умный, вундеркинд от электроники, работающий на фирме в Хартфорде, и богатый. Мы познакомились на вечеринке у общих друзей. Он был на несколько лет старше. Мне ли было бросать вызов его высокомерию и самоуверенности? Тем более что он использовал свое немалое обаяние, чтобы произвести на меня впечатление.

Она сокрушенно усмехнулась.

– Он казался мне идеалом. К тому же терпеливо слушал все, что бы я ни говорила, при каждой встрече старался расположить к себе. Разумеется, я влюбилась. Это была большая ошибка.

Эва увидела, как рука Ника, лежавшая на столе, стала приближаться к ней. Она пыталась остановить этот жест сочувствия, слегка покачав головой. Но он не отступил. Взглянув ей прямо в глаза, он сказал:

– Расскажи мне об этом.

Она невольно засмотрелась на складную фигуру сидящего напротив мужчины. Внезапно ее поразила мысль о том, что Билл и Ник во многом похожи: оба красивы, умны, богаты. Но здесь сходство и кончалось. Билл оказался неспособен на настоящее чувство, был начисто лишен самокритичности, сочувствие было ему чуждо. Те почти незаметные, но определяющие признаки характера, отсутствовавшие на приятном лице Билла, в изобилии проступали сейчас на лице Ника. Нет, у самовлюбленного человека не могло быть глаз, выражающих такую силу, такую печаль, такую нежность. Она сама не раз наблюдала выражение, можно сказать, воинственного сопереживания у него на лице, когда он считал, что какое-то стоящее дело приносится в жертву «политической целесообразности», или видел, что кого-то обманывают или используют. В этот момент он сопереживал ей.

Она ощутила, как ее сердце захлестнула теплая волна. Он смотрел на нее с таким сосредоточенным вниманием, словно ожидал последних важнейших подробностей коммерческой сделки, а не пустяковых фактов очень короткого и несчастливого замужества.

Гоняя по тарелке лист одуванчика, Эва старалась вспомнить ту молодую и несчастную жену, какой она была когда-то. Но эти воспоминания были такими далекими, что казалось, будто не она, а кто-то другой прожил ту жизнь.