Господь - Романо Гуардини

Однажды, рассказывает Матфей, собрались большие толпы народа. Увидев их, Иисус «взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря...»

То, что за этим следует, известно под названием Нагорной проповеди. Она изложена двумя евангелистами: Лукой в шестой главе его Евангелия, Матфеем в пятой, шестой и седьмой. И тут и там изображено одно и то же событие. У Луки это – отдельный, четко очерченный текст: достопамятное благовествование на горе, которое должно было глубоко запечатлеться в сердцах слушателей, начинается заповедями блаженства и заканчивается притчей о двух людях, из которых один построил свой дом на прочном камне, а другой – на зыбком песке. У Матфея же само событие служит исходным пунктом для целого ряда поучений и указаний, которые прозвучали из уст Иисуса, по всей вероятности, в тот же период и возникли из того же основного настроения радостной полноты, но по разным другим поводам.

Оба текста открываются фразами, которые начинаются со слов:

Блаженны вы... У Луки их четыре и они гласят:

Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие.

Блаженны алчущие ныне; ибо насытитесь.

Блаженны плачущие ныне; ибо воссмеетесь.

Блаженны вы, когда возненавидят вас люди, и когда отлучат вас и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого

За последним же возвещением – «возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь; ибо велика вам награда на небесах: так поступали с пророками отцы их», – следуют противоположные картины, четыре возвещения горя:

Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение.

Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете.

Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете.

Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо!

И заключительный аккорд: «ибо так поступали с лжепророками отцы их»

Мы имеем все основания спросить себя, что означают эти четыре восклицания. В них вырисовывается нечто, превосходящее и опрокидывающее все, к чему мы привыкли. Что же это?

Матфей также приводит эти четыре заповеди, но придает им несколько иное звучание, больший духовный смысл, и добавляет к ним еще четыре:

Блаженны нищие духом; ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие; ибо они утешатся. Блаженны кроткие; ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся.

Блаженны милостивые; ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем; ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы; ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду; ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.

Радуйтесь и веселитесь; ибо велика ваша награда на небесах

Добавленные фразы звучат возвышенно, и мы не станем утверждать, что их уровень нам доступен; и все же добавленные, на первый взгляд, кажутся более понятными, чем первые. Так, например, блаженными называются кроткие – те, у которых в душе настала тишина, смиренные и добрые. Стало быть, они предстают пред Богом в состоянии самоотречения, ясности и покоя. Такие «наследуют землю». В будущем порядке вещей они будут господами. Их поведение не слабость, но ставшая кроткой сила, которая способна господствовать, исходя из истины.

Милостивые названы блаженными, ибо они найдут милость у Бога. Любовь к ближнему и любовь к Богу неразделимы: «Возлюби Господа Бога твоего... возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф 22.37-39). Также нераздельны и та любовь, которую Бог дарует людям, и та, с которой человек должен относиться к своим ближним: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф 6.12). Любовь, о которой говорит Христос, подобна живому потоку, исходящему от Бога, проходящему через людей и к Нему возвращающемуся: образ святой жизненной связи, простирающейся до человека, от человека до его ближнего и от верующего до Бога. Кто прерывает связь в одном каком-нибудь месте, разрушает все. Кто в чистоте осуществляет ее в одном месте, дает простор всему. Блаженными названы чистые сердцем, потому что они Бога узрят. Эта чистота сердца означает не только свободу от смятения чувств, но и внутреннюю чистоту вообще, добрую волю перед Богом. О такой настроенности говорится, что она позволяет видеть Бога, ибо познанию Бога мало способствуют усилия одного разума. Этот взгляд ясен, когда глаз чист; чистота же глаза коренится в сердце. Познанию Бога не много содействует напряженное рассуждение: необходимо, чтобы сердце стало чистым. Наконец, блаженны миротворцы, ибо обнаружится, что они – сыновья Божий. Бог есть Бог мира, потому что Он – Бог силы и благости. Достичь истинного мира так же трудно, как легко развязать борьбу. Борьбу порождает узость и противоречивость самого существования; чтобы строить мир, подлинный по самой своей сути, необходима глубокая, освобождающая и преодолевающая сила. Те, кто способен на это – Божиего рода.

Эти слова божественно велики, и мы не осмелимся даже помышлять о том, что они могут относиться к нам. И все-таки они звучат понятнее четырех других изречений. В чем же смысл этих последних?

Говорили – и в ходе изложения мы однажды уже касались этого, – что Иисус встал на сторону слабых и что в этом проявилась Его собственная внутренняя принадлежность к ним. Будто бы в Нем присмирела древняя властная сила Его крови, переполнявшая Давида, Соломона и более поздних, непокорных царей. Говорят, что Он был утончен, благ и хрупок и поэтому встал на сторону гибнущей жизни, на сторону бедных, гонимых и угнетенных, обреченных на страдание и лишения. Лучший ответ на это: тот, кто так думает, должен открыть глаза и по-настоящему увидеть Иисуса. О силе и слабости нужно судить не только по тому, чего человек достигает сам своим духом и кулаком, но пусть он увидит, что есть сила более высокая, – правда, ставящая под сомнение более низкие слои бытия.

Толкование, о котором шла речь, исходит из вполне определенных предрассудков не очень высокого порядка. Здесь могло бы напрашиваться другое, по крайней мере непосредственно продиктованное сердечной теплотой: в отношениях Иисуса к людям главное – это чистая Божия любовь, и потому именно, что она – любовь, она направлена на тех, кто особенно нуждается в ней, – на терпящих нужду, скорбящих, гонимых. Но и это толкование не проникает еще в самую глубину. К ней мы приблизимся только познав всю глубину христианского благовестия. В одиннадцатой главе Матфей говорит: «В то время, продолжая речь, Иисус сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам. Ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение» (Мф 11.25-26). Здесь дело касается очевидно чего-то настолько великолепного и мощного, что сердце Иисуса изливается через край. Весь Его внутренний мир приходит в движение, ибо ведь сказано сразу за этим: «Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть. Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем; и найдете покой душам вашим» (Мф 11.27-29). Не та же ли здесь тайна, что и в заповедях блаженства? Сознание, что ниспровергаются мнимые ценности, чтобы воздвигнуть подлинные?

Иисус приходит не для того, чтобы добавить к ряду прежних постижений человечеством истины еще одно, не для завоевания новой высоты над теми высотами, которые уже были увидены, не для выдвижения нового идеала, не для установления нового мирового порядка, для которого пришло время. Нет, – но Иисус приносит святую реальность из небесной полноты, являющейся сферой Самого Бога. Из Божиего сердца Он проводит поток жизни в жаждущий мир. Он «сверху» открывает новое существование, которое не может быть порождено самим тварным миром и строится по такому распорядку, который «снизу» представляется смутой и ниспровержением.

Чтобы приобщиться к этому, человек должен раскрыться. Он должен высвободиться из тесноты привычного существования и пойти навстречу грядущему. Он должен преодолеть глубоко укоренившийся взгляд на мир как на нечто единственно данное и самодовлеющее; он должен признать, что это – не благое существование, но запятнанное и отверженное Богом. Кому такое высвобождение должно даваться с особым трудом, легко определить: тем, кто благоустроен в этом мире, людям сильным и творческим у тем, которым принадлежит своя доля в величии и богатстве земли. А это – именно богатые, пресыщенные, радостные, всеми уважаемые и восхваляемые, и потому горька их участь, горе им! Бедные же, скорбящие, терпящие лишения и гонимые блаженны не потому, что их состояние якобы блаженно само по себе; просто им легче понять, что существует нечто большее, чем мир. Ибо они начинают ощущать недостаточность земли и, наученные своей нуждой, скорее устремляются к иному.