И время остановилось - Кларисса Сабар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Налей же им по паре капель грушевой наливки, Ненетт, – бросила Марселина дочке, прежде чем скрыться у себя в комнате.
От вкуса спиртного Аурелия скривилась.
– Ну, как себя чувствуешь? – спросила она у девочки, стараясь незаметно отодвинуть стакан. – Не боишься рассказывать стихотворение перед всеми?
Ее сестра так переживала, как бы дети не произвели плохое впечатление, что Аурелия ожидала того же от учеников. В этот праздничный день мэр намеревался произнести речь, по завершении которой на ярмарочной площади будет посажено дерево свободы. Поскольку Европа переживала серьезные потрясения, правительство дало четкие указания: сто пятидесятую годовщину революции следует отпраздновать в как можно большем числе коммун. А раз уж это событие совпало с окончанием учебного года, у Мари и директора школы родилась идея привлечь к участию детей. Один из них прочтет Декларацию прав человека, а другие продекламируют несколько стихотворений.
Посмотрев на Аурелию, Аннетт тряхнула подстриженными в короткое каре волосами.
– О нет, мадемуазель! Я не из робких, и потом, ваша сестра с нами все хорошо разучила.
– Вот и отлично, девочка моя, – одобрительно отозвался Леандр. – Ты такая умная, что наверняка получишь самый лучший приз.
В глазах девочки мелькнул гордый огонек.
– Я надеюсь получить книгу, – доверительно сообщила она. – Мадам Мари сказала, что у меня хорошие шансы.
Марселина вернулась на кухню. Она сменила крестьянскую одежду на чистые блузку и юбку.
– Не забудьте про яйца, месье Моро, – кивнула она на корзинку, стоящую на подоконнике. – И вот, – добавила она, надев на голову дочери шляпку, украшенную лентой цветов французского флага, – это дополнит твой наряд.
Аннетт с сияющими глазами повернулась к Аурелии:
– Как я вам, мадемуазель Аурелия?
– Ты восхитительна.
Аннетт хихикнула от удовольствия.
– Ну что, поехали, – сказал Леандр.
Подойдя к машине, Марселина снова разволновалась.
– Все в порядке? – спросил Леандр.
Фермерша вытаращила растерянные глаза.
– Так ведь… Мне-то можно и не ехать.
Тыча в машину пальцем, она добавила:
– Эта ваша машина… Я отродясь на таких не ездила.
– Я не буду гнать, – пообещал Леандр. – До города всего пять километров, доберемся в два счета.
– Может, и так, но что люди подумают? Лучше я пешком пойду. Арендаторша в хозяйской машине! Не место мне там, месье Моро, еще решат, что я нос задрала…
Леандр разразился добродушным хохотом.
– Черт возьми, ну вы даете! Если кому-то что-то не понравится, пусть обратится прямо ко мне, я найду, что ответить. А сейчас давайте поспешим, будет досадно, если Аннетт опоздает на церемонию.
Двадцать минут спустя Аурелия с отцом уже сидели в первом ряду, отведенном для почетных жителей городка. Они заняли местечко для Готье, мужа Мари, а семья мэра, который был другом детства Леандра, расположилась на другом конце ряда вместе с директором кожевенного завода, его женой и младшей дочерью. Марселина присоединилась к группе местных жительниц неподалеку, оставив Аннетт в компании других школьников, сгрудившихся за сценой. Разодетая толпа заполнила все ярмарочное поле. Все семьи были здесь: булочник и его шестеро детей, чета бакалейщиков, рабочие и даже врач. Одетые в свои лучшие платья и пиджаки, все рассаживались по скамейкам, приветствуя друг друга и обмениваясь комментариями об успехах своих детей. Все восемь учеников, которых деревня представила к экзамену на получение аттестата, успешно его сдали, а это кое-что да значит!
Аурелии хотелось бы проникнуться всеобщим приподнятым настроением, но ей это никак не удавалось. Патриотический порыв ощущался почти физически благодаря флагам, присутствию мэра и ветеранов войны, и это возвращало ее мысли к подслушанному разговору между отцом и родителями Жюльена.
Не выдержав, она наклонилась к Леандру и тихо спросила:
– Папа, будет война?
Отец резко выпрямился на стуле, словно его в зад ужалила оса. Он явно не ожидал подобного вопроса. Оглянувшись по сторонам, он достал сигарету из серебряного портсигара и закурил.
– Полагаю, до тебя дошли слухи, – наконец сказал он.
Не желая нарываться на выговор за то, что они с Жюльеном подслушивали у дверей, она просто кивнула.
– Боюсь, что так, – признал он. – Фотографии жителей Праги, которых вынуждают выполнять нацистское приветствие при встрече с солдатами, ужасают… С моей точки зрения, это не предвещает ничего хорошего.
Девушка сглотнула.
– То есть?
– Весьма вероятно, что Гитлер готовится к вторжению в Польшу, несмотря на пакт о ненападении. А в таком случае наша страна непременно объявит войну. И я знаю многих, кто будет рад сойтись с ним в бою.
Несмотря на эти тревожные слова, Аурелия постаралась совладать с охватившим ее беспокойством.
– Наша армия сумеет дать им отпор, если они вздумают напасть на нас, правда? Это не должно затянуться надолго.
Его большая ладонь сжала ее плечо успокаивающим жестом.
– Не думаю, что они дойдут до того, чтобы захватить нас, мы остановим их раньше. Что бы ни случилось, дорогая, здесь тебе ничто не угрожает.
Их разговор прервало появление Готье. Тридцатилетний сын бывшего начальника вокзала был высоким красивым мужчиной с мягким взглядом. Он заведовал почтовым отделением городка, и все так прониклись к нему сочувствием после безвременной кончины его родителей, умерших один за другим от сердечного приступа, что теперь он и шага не мог ступить, чтобы его не окружили знакомые.
– Право слово, похоже, сюда съехался весь кантон! – пошутил он. – Я уж думал, не доберусь до вас!
– Папе тоже пришлось пожимать огромное количество рук, – развеселилась Аурелия. – Сложно остаться незамеченным, если рядом знаменитый шансонье.
Леандр скромно отмахнулся.
– Да ладно тебе! Большинство из них помнят меня младенцем, они просто подходили узнать, как дела.
Готье протянул Аурелии кулек с леденцами, купленными у кондитера неподалеку. Девушка взяла конфетку и дала ей растаять на языке, наслаждаясь кисло-сладким лимонным вкусом.
– Хорошие, – одобрила она. – А папа купил булочки для Лулу в лотке Шаркуна.
Так прозвали булочника из-за его немного шаркающей походки.
– Вы его слишком балуете, – вежливо запротестовал Готье. – Он и так уже порядочная обжора.
– Должен же он хоть что-то унаследовать от своего деда! – отшутился Леандр. – Кстати, о Шаркуне: похоже, его сыночку уже не терпится промочить горло в «Чик-Чирике».
Аурелия и Готье машинально повернули головы к Толстому Беберу, сыну булочника. Парню еще не было и двадцати, а он уже слыл отъявленным пьянчугой. Устроив на скамье все сто сорок килограммов, он, скрестив руки на груди, то и дело поворачивал свою отечную физиономию в сторону улицы, ведущей к бару.
– У него «Перно» сочится из всех пор, – заметил Готье. – В тот день, когда он унаследует бизнес отца, булочки станут уже не так хороши.
– Или, наоборот, это только придаст им вкуса, – хохотнул Леандр и перевел разговор на бал, который должен был состояться вечером в открытом ресторанчике на берегу.
К большому разочарованию Аурелии, ни о каком походе туда не могло быть и речи из-за ужина с директором кожевенного завода, запланированного ее отцом. Вечер обещал быть тягостным. Ей совсем не нравилось семейство Тардье – манерных и претенциозных буржуа. Прошлым летом их старший сын Шарль попытался за ней приударить, но девушка оставалась совершенно холодна и никак не реагировала на его ухаживания. Этот нервный парень с телосложением борца был ей очень неприятен.
– Я бы лучше пошла потанцевать, – объявила она.
Леандр взглянул на нее и ответил тоном, не допускающим возражений:
– Не сомневаюсь, однако настаиваю, чтобы вечером ты осталась с нами. Тардье пользуются большим влиянием в округе.
Аурелия не стала скрывать своего разочарования. Насколько лучше ей было бы в Париже, где она могла веселиться вместе с Мадлен!
– Вашей дочери хочется развлечься, – вмешался Готье, – это нормально в ее возрасте. Вчера приехал передвижной цирк, они будут давать представления на протяжении трех недель. Можно сходить как-нибудь вечерком, что скажете?
– Прекрасная мысль, – одобрил Леандр, очевидно забыв, что его дочери уже не пять лет.
Неожиданно присутствующие разразились аплодисментами. Октав Рабье, мэр Шатийона,
