Опасная находка - Стедман Кэтрин

«Эрин, ты слишком много размышляешь, прекрати, — думаю я. — Это нормально — радоваться хорошему».

Здесь все совершенно бесплатно. Мы устраиваемся на кожаных диванчиках в ресторане и заказываем легкий завтрак: свежие французские булочки с шоколадом и английский чай. Я смотрю на Марка. Мой потрясающий Марк читает газету. Он выглядит счастливым. Я оглядываюсь на других людей в этом зале. Первый класс каким-то образом наделил их таинственностью, загадочность сквозит в каждом движении, наполняя их своего рода величием. Или, возможно, это я приписываю им подобное, потому что чувствую себя так, словно забрела на поляну с единорогами.

Миллионеры на самом деле не похожи на миллионеров, правда? Илон Маск не похож даже на миллионера, хотя на самом деле он миллиардер.

Я смотрю на них, уткнувшихся в айфоны и попивающих эспрессо, и думаю. Думаю, всегда ли они путешествуют только первым классом. Или иногда смешиваются с другими людьми? В своей повседневной жизни? С пассажирами бизнес-класса? С людьми из эконом-класса? Я знаю, что такие люди работают на них, но общаются ли они друг с другом? И что они делают, чем занимаются? Как они получили столько денег? Каковы они в общении? Я вспоминаю Алексу, летавшую бизнес-классом по работе до того, как все случилось. Вот ее я каким-то образом могу представить здесь. Она влилась бы в этот круг даже в своей тускло-синей тюремной робе. И Эдди. Его я с легкостью могу представить здесь, призраком в тени одного из обитых кожей угловых столиков, с чашкой кофе в руке и взглядом, который без устали все сканирует, ничего не упуская. На его электронное письмо, полученное за день до свадьбы, я ответила звонком. И это был странный звонок. Я чувствовала, что он хочет что-то сказать, но на этот раз за ним, наверное, приглядывали. Его я определенно могу представить здесь. Но не Холли. Ее я здесь как-то не вижу, в отличие от Эдди и Алексы. Я думаю о том, выезжала ли она хоть раз из страны. Ощущала ли средиземноморское солнце? Не говоря уже о влажной жаре тропиков. Я сильно в этом сомневаюсь. Но, возможно, во мне говорят стереотипы, может, Холли все время путешествовала. И снова я испытываю чувство вины.

«Эрин, перестань так много думать, просто наслаждайся», — снова говорю я себе.

Впервые в жизни я поднимаюсь на борт самолета и поворачиваю налево, в то время как все остальные поворачивают направо. И, честно признаться, очень сложно не чувствовать себя особенной, пусть я и знаю, что заплатила гораздо больше денег, чем остальные, денег, которые у нас с Марком оказались лишь благодаря капризу судьбы и происхождения. Но я чувствую себя особенной.

— Это «Дримлайнер»[16], — шепчет Марк, наклоняясь ко мне.

Я понятия не имею, о чем он говорит.

— Самолет, — объясняет он.

— О, самолет у нас «Дримлайнер», — говорю я, лукаво щурясь и улыбаясь. — Не знала, что ты так увлекаешься самолетами.

Марк увлекается самолетами. Странно, что я никогда этого не замечала. Но я могу понять, отчего он скрывал это. Не самое сексуальное хобби для мужчины. Однако у него есть множество других чертовски сексуальных хобби, так что я ничего не имею против именно этого. Я делаю себе пометку в памяти: подарить ему на Рождество что-то связанное с самолетами. Может, иллюстрированное подарочное издание, из самых лучших. А еще я поищу для нас документальные фильмы о самолетах.

Наши с Марком места находятся в первом ряду по центру, и, господи, как же это не похоже на эконом-класс. В первом классе всего восемь сидений. Всего два ряда кресел на весь салон. И даже они не заполнены. В этом конце самолета очень тихо. Спокойно.

Разница такая же, как между натуральным и механизированным фермерством. Пассажирам эконом-класса предстоит провести одиннадцать часов в салоне, набитом битком, как клетка с курами на птицеферме. А мы, вскормленные чистым зерном цыплята свободного выгула, будем, счастливые, пастись в высокой траве. Хотя, может, это неподходящая метафора и мы на самом деле фермеры?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я утопаю в своем кресле, в его мягкой коже, пахнущей новым салоном авто. Боковые стенки кресла окружают нас так, чтобы я не могла видеть других пассажиров, скосив глаза, но они не настолько большие, чтобы скрыть от меня проходящую мимо стюардессу. Она обходит пятерых пассажиров и предлагает нам шампанское в высоких охлажденных бокалах, пока люди занимают места и убирают ручную кладь.

Мы исследуем свои гнезда, наш дом на следующие одиннадцать часов; стена, разделяющая наши кресла, опущена, и теперь мы вместе разбираемся со множеством всяческих устройств. В спинку сиденья, расположенного передо мной, вмонтирован плоский экран телевизора, там же есть небольшой буфет и отсекающие шум наушники. А еще заботливо уложен комплект с умывальными принадлежностями и пометкой «первый», набор мелочей, которые странным образом напоминают мне о детской игрушечной кухне, которую мне когда-то подарили. Когда я еще играла в куклы. Над подлокотником я нахожу складной (и довольно объемный) обеденный столик на одну персону. И да, я в восторге от этого! Я пью шампанское в девять сорок утра, еще бы я не была в восторге. Я в восторге от всего! Отправляю свою сумочку в укромное отделение для ручной клади. Сумочка — подарок на свадьбу от Фреда. Он был счастлив принять участие в церемонии. Проводить меня к алтарю. И стоять там рядом со мной. Я знаю, что моя просьба много для него значила. Милый Фред. Фред и Нэнси. У них самих нет детей. Возможно, они станут и крестными, когда наступит время? Мне нравится эта идея. И я думаю, как отреагирует на нее Марк.

А потом мы поднимаемся в воздух.

Когда стюардесса выглядывает из-за ширмы и спрашивает, какого размера пижама мне нужна, мой рот полон шампанского. Я чувствую, как шея теплеет от стыда за то, что я пью сразу после завтрака.

— Маленькая. Спасибо большое, — выпаливаю я, проглотив.

Она улыбается и протягивает мне маленькую темно-синюю пижаму, обвязанную белыми лентами, с логотипом «Британских авиалиний» с левой стороны груди. Мягкая, уютная пижама.

— Когда захотите поспать, скажите мне, — щебечет она, — и я подготовлю для вас постель, хорошо?

После этого она скрывается из виду.

У меня всегда была проблема с бесплатным шампанским. Чудесным, чудесным бесплатным шампанским. Мне очень сложно от него отказаться. Если бокал наполняется, я его выпиваю. Это единственный случай, когда фраза «ты пожалеешь, если что-то оставишь» находит во мне отклик. Так что после трех бокалов и одного полнометражного фильма мне приходится сообщить стюардессе о том, что я хочу спать.

Я чищу зубы в огромной ванной комнате, где от ванны до унитаза — добрых три шага. Кровать выглядит чертовски привлекательно: толстое одеяло, пышная подушка, и все это на плоском ложе в салоне. Марк смеется надо мной за раздвижной стеной, пока я укладываюсь в постель.

— Просто не верится, что ты уже напилась. Мы с тобой женаты меньше суток.

— Я волновалась. А теперь тихо, я собираюсь выспаться, — говорю я, когда стена медленно скрывает от меня его улыбающееся лицо.

— Спокойной ночи, старая пьяница, — смеется он снова.

И я улыбаюсь себе. Уютно устроившись в своем уголке, я закрываю глаза.

И выдаю вполне впечатляющий результат — семь часов сна во время первого перелета. А когда мы приземляемся в аэропорту Лос-Анджелеса, я чувствую себя относительно хорошо отдохнувшей и, к счастью, совершенно трезвой. Я всегда плохо справлялась с алкоголем. Пара бокалов чего угодно, и я отключаюсь. Марк не спал в течение всего перелета, смотрел фильмы и читал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В аэропорту Лос-Анджелеса мы проникаем в зал для пассажиров первого класса уже «Американских авиалиний». Он впечатляет чуть меньше, чем тот, что в Хитроу, но ждать посадки на самолет до Таити нужно всего полчаса. Это довольно сложная пересадка. Ключевая точка нашего путешествия. Одиннадцатичасовый перелет до Лос-Анджелеса позади. И вот-вот должен начаться восьмичасовой перелет до Таити, после чего нас ждет сорокапятиминутный полет до Бора-Бора, а затем путешествие на личной яхте вокруг атолла до отеля «Четыре сезона».