Отпуск в Средневековье - Андрей Писарцов

– За это ты мне дорого заплатишь, – могильным голосом сказал он. – Я подвергну тебя пыткам, которые до этого не применял еще ни на ком, потому как они слишком жестоки даже для меня!

– Ну, попробуй, начни, – заявил я с сарказмом. – Я добавлю тогда тебе еще один синяк под второй глаз, для симметрии.

– Не сейчас. Сейчас ты слишком слаб, – с сожалением сказал он. – Ты можешь отдать Богу душу при первой же моей пытке. Пока тебе надо набираться сил.

Затем, немного подумав, Пилогарт добавил, глядя на меня:

– Наверно, тебе надо давать больше еды, чтобы твое тело быстрее восстановилось.

– Ты сказал первую мудрую мысль за весь вечер, – усмехнулся я.

– С завтрашнего дня ты будешь получать в два раза больше хлеба и воды.

– Спасибо, Пилогарт, ты настоящий друг, – не без сарказма ответил я, однако палач воспринял мои слова всерьез.

– Будь же и ты мне другом и постарайся поправиться как можно быстрее.

– Обязательно!

– Когда луна опять станет полной, я приду снова, чтобы справиться о твоем здоровье. Однако если ты начнешь чувствовать себя лучше раньше, позови меня и я тотчас приду.

– Спасибо, приятель, – с наигранной растроганностью в голосе сказал я. – Ты теперь единственный человек, который заботится о моем здоровье и интересуется, как я себя чувствую.

– Не беспокойся, я не дам тебе умереть. Я постараюсь сделать все, что от меня зависит!

При этих словах он дружественно похлопал меня по плечу, от чего меня всего передернуло.

– Спасибо, Пилогарт, даже не знаю, как тебя благодарить за это.

– Твои слова страдания и вопли мучения – лучшая для меня награда. А сейчас мне надо идти. Я вскоре опять приду к тебе, не волнуйся.

– Я не волнуюсь, Пилогарт. Я буду с трепетом ждать того момента, когда ты снова вернешься. А сейчас иди, иди. Ты, наверно, уже опаздываешь на автобус.

«Когда этот псих уйдет отсюда?» – думал я. Общением с ним я уже был сыт по горло. В этот момент он накинул свой плащ, поднял с пола свой сундук и пошел к двери. Я с нетерпением ждал, когда его горбатая и уродливая фигура исчезнет с моих глаз. Однако в дверях он неожиданно застыл и задумчиво произнес:

– Знаешь, я еще не встречал такую жертву, которая так понимающе бы отнеслась ко мне, как ты.

«Этот ненормальный совсем не понимает шуток» – подумал я про себя, а вслух съязвил:

– Я тоже не встречал такого палача, как ты.

– Мне бы хотелось отблагодарить тебя.

– Ты отблагодаришь меня, если сейчас свалишь отсюда навсегда. Иди же уже. А то жена рассердится, что тебя так долго нет дома, и не будет тебя больше кормить.

– У меня нет жены… Однако я придумал, как тебя отблагодарить. Радуйся же! Я расскажу тебе сейчас о премудростях своего ремесла.

С этими словами он скинул свой плащ и уселся обратно на полено. Я понял, что этот свихнувшийся парень окончательно выжил из ума и, вздохнув, приготовился слушать его бред. Я решил, что пока он будет нести свою околесицу, я немного вздремну. Однако не тут-то было! Палач раскрыл свой сундучок, похваставшись при этом, что обтянут он человеческой кожей, срезанной им еще с живых людей.

– Я закрепляю обнаженного человека в своем станке собственного изобретения, – начал он рассказывать мне с увлечением, – В таком станке человек подвешен и не может пошевелить ни одной частью своего тела. Закрепив его таким образом, я срезаю с его ступней кожу. Человек кричит от боли, не догадываясь еще о том, что все его мучения впереди. Затем я освобождаю его из станка и заставляю его идти. Однако идти он не может. Так как ступни кровоточат и жутко болят, он падает на землю и опирается на коленки и ладони. Затем я его снова закрепляю в свой станок и обрезаю кожу на коленках и ладонях. При этом человек уже захлебывается от своего крика. Я его снова освобождаю и заставляю идти. Он опять не может. Так как ступни болят, он падает на землю на колени, однако тут его кровоточащие колени заставляют завыть от жутких болей и человек падает на бок. Затем я опять закрепляю его в станке, срезаю кожу на боку, и все повторяется заново. Для остроты мучений я люблю посыпать землю солью. Тогда человек от жгучей боли не может уже даже кричать и начинает сходить с ума. Пяти срезов кожи обычно достаточно, чтобы человек потерял сознание. Только таким образом срезанную кожу я применяю для своих поделок, ибо, впитывая в себя все неистовые мучения, которые испытывает при пытках человек, она начинает излучать страх и благоговение перед владельцем вещи, сделанной из такой кожи. Посмотри на мой сундучок – чувствуешь страх?

Я посмотрел на этот его чертов сундук, однако, кроме начавшей разбирать меня ненависти к нему, я ничего не чувствовал.

– Чувствуешь?

– Угу, чувствую, – пытался отвязаться от него я. – Ты классно меня отблагодарил, мне, правда, понравилось. Теперь ты можешь спокойно уйти.

– А теперь я покажу тебе свои инструменты, – не унимался этот фанатик.

С этими словами он начал доставать из своего сундука инструменты пыток, прилагая к каждому длинное описание всех зверств и издевательств над людьми, которые он ими выполнял. При этом я узнал такие ужасные пытки, по сравнению с которыми срезание кожи было бы просто приятным массажем. Закончив, он замолк. От услышанного меня тошнило.

– Ну, все, Пилогарт, ты меня отблагодарил на сто лет вперед. Теперь ты даже можешь сюда не ходить – настолько ты меня хорошо отблагодарил. Теперь иди домой. Уже, вон, стемнело.

Пока он рассказывал, день сменила темная ночь, и я с трудом различал его горбатый силуэт в заполнившемся темнотой сыром подвале. Однако, палач, казалось, не собирался уходить – он достал из своего сундучка большую свечку, поставил ее на пол и поджег от огнива. Пламя свечи начало тревожно биться, отбрасывая на каменные стены призрачные тени. В бликах свечи лысый горбун казался только что откопавшимся мертвецом.

– Да, мне пора уже идти, – загробным покойническим голосом сказал он. – Однако я тебе еще не рассказал о своих новых свежих пытках, которые я опробую на тебе.

То, что он начал рассказывать после этих слов, повергло даже меня в тихий первобытный ужас. Волосы на голове у меня встали дыбом, по спине пробежал холодок. Он увлеченно рассказывал, смотря мне прямо в глаза. Я пытался спрятаться от его сумасшедшего взгляда, но не мог. Тень палача от свечи расползлась на всю стену, нервно дергаясь за ним. Она двигалась, как-то странно, не в такт его движениям, было похоже, что вместо тени за спиной горбуна стоит сам сатана и дико хохочет, предвкушая мои мучения. Рассказанные до этого пытки начали казаться мне величайшей милостью, о получении которой я мог даже не мечтать.