ТРАМПЕАДОР - Антонио Арлетти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но мой турок мгновенно перевоплотился в бродячего торговца фруктами. На окрестных холмах разбили свои лагеря разведывательные партии тех компаний, которые первыми завладели богатыми залежами нефти: бельгийской, английской, французской, голландской, немецкой и, наконец, правительства Аргентины. Сравнительно неподалеку от этих лагерей маленькие отряды геологов ищут нефть в горах, и часто местное начальство весьма слабо осведомлено об их существовании.
Семь дней мы рисковали свалиться и сломать себе шею на коварных горных тропинках и крутых склонах. Сгибаясь под тяжестью ящиков, мы ходили от дома к дому, от барака к бараку, от одной нефтяной вышки к другой. Продажа фруктов в пустыне с доставкой на дом.
Спокойный любезный Хосе с милой улыбкой прямо с грузовика расхваливал свой товар. В мои обязанности входило снимать ящики, относить в дом, а если фрукты приходились покупателям не по вкусу, снова водружать ящики на машину. Случалось это довольно часто, ибо тамошние хозяйки были весьма разборчивыми. Впрочем, нередко Хосе удавалось убедить даже их, что это не обычные фрукты из садов у Рио-Негро, а отборные «do Brasil»[22].
Поздно вечером, намаявшись за день, я заваливался спать прямо в кузове, на ящиках.
У меня зрела мысль послать ко всем чертям Хосе с его фруктами и завербоваться в разведчики нефти. Отговорил меня один мудрый румын.
Я познакомился с ним в таверне за бутылкой вина.
Нам обоим в тот вечер хотелось выпить, и мы быстро стали друзьями. Должен, правда, заметить, что мой новый друг напивался каждый вечер. Он сказал, что здесь можно жить и работать, только приехав всей семьей. Одинокие очень скоро от одиночества и тоски начинают пьянствовать, теряют человеческий облик и превращаются в своего рода солдат иностранного легиона. О справедливости его слов говорили и похожие на казармы бараки, и грязные комнаты, которые ни разу не прибрала женская рука, и тоскливое безделье по вечерам.
Румын убивал свободное время в таверне, осушая бутылку за бутылкой. В строго определенное время он затевал с барменом спор о том, как должен выглядеть памятник неизвестному эмигранту.
Квартиры, где эмигранты жили целыми семьями, были куда приветливее и чище. Даже в неказистых снаружи домиках имелись все современные удобства, а от вещей веяло домашним уютом.
Ровно неделю я входил в эти дома, ставил ящики на кухне или в кладовой и слышал слова благодарности на самых разных языках от пухлых голландских хозяек, юных француженок, тоненьких мальчуганов, всегда готовых мне помочь.
К северу от Комодоро-Ривадавии есть маленькая бухта, Баия-Солано, где небольшая колония предприимчивых рыбаков-итальянцев ловит рыбу не совсем обычным способом. Каждое утро они выходят в море на баркасах; пузатые баркасы тянут длинный и крепкий линь, на который насажены крючки.
Поймав акулу весом сорок-пятьдесят килограммов, рыбаки продают ее торговцам, которые добывают из нее рыбий жир. (Хосе на обратном пути выдавал акулье мясо за сушеную треску.) Продав поддельные бразильские фрукты, Хосе погрузил в кузов поддельную треску и со спокойной душой повел грузовик назад, в Баия-Бланку.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА!
Однако вернемся к нашему путешествию. Встреча двух рек прошла без особых эмоций. Вскоре стало ясно, что нам не грозит никакая опасность. Реки обнялись радушно, но не слишком крепко. Легкий всплеск, негромкий шум прибоя, любезное рукопожатие, жидкие хлопки волн — все скромно, без помпезности и грохота. Даже скалы, громоздившиеся на правом берегу новой реки, мешая обзору, не смогли причинить нам серьезных неприятностей. Зажатая меж скал, вода бурлила и пенилась, словно в гигантском котле. Мы, понятно, угодили в этот котел и приняли обильную водяную баню. Но наши страхи оказались преувеличенными. Снова прыгать с высоты нам не пришлось. Точно желая выказать свою добрую волю, река потекла куда медленнее. Ее воды были более прозрачными и холодными, чем воды Кольон-Куры.
Когда высоко в небе взошло солнце, мы подплыли к излучине и увидели, что между берегами реки протянут стальной канат. У самой воды лепились справа два маленьких деревянных дома, слева — четыре хижины из веток и глины. Мы направились к правому берегу.
Все эти «могучие» сооружения' гордо именовались селением Пасо-дель-Лимай, а стальной провод предназначался для парома.
И хотя Пасо-дель-Лимай лишь отдаленно напоминал селение, мы были счастливы. Причин для этого было две: нам удалось без трагических инцидентов проплыть по самой опасной из рек, и мы наконец сумеем достать муку. Наши запасы муки кончились пять дней назад, и все это время мы обходились одними галетами, с тоской вспоминая об испеченных в золе лепешках и розовеющих на медленном огне блинчиках. Они были столь аппетитными, что мы никак не укладывались в норму.
Ближний из двух домов был приспособлен под почту. Мы с трудом отыскали в одной из комнат единственного служащего, припавшего к радиоприемнику. При нашем появлении он, не оборачиваясь, завопил: — Война! Вспыхнула война!
В его голосе слышалось торжество человека, первым сообщившего эту ошеломляющую новость.
Впрочем, не исключено, что он просто обладал воинственными наклонностями.
Так мы узнали о начале войны в Корее. Мы ждали любого приема и, учитывая наш внешний вид, не удивились бы, даже если бы нас встретили ружейными выстрелами, но ни я, ни Франческо не предполагали услышать этот радостный вопль. Как два зверя, попавших в капкан, мы в первый момент подумали о бегстве, но тогда нам не удалось бы разрешить проблему блинчиков. Волей-неволей пришлось остаться. Молча, с затаенным страхом прислушивались мы к словам диктора.
Что еще успели натворить люди за пять недель нашего путешествия?
Захваченные беседой с природой, сами ставшие нераздельной частицей этой природы, мы успели забыть, что в мире существуют войны.
Умолкнувший радиоприемник властно вернул нас к действительности. Когда молодой чиновник наконец обратил на нас свой взгляд, в нем светилось явное подозрение: а не диверсанты ли мы, получившие задание взорвать почту?
Франческо постарался успокоить его самой добродушной из своих улыбок.
— А нельзя ли все же достать муки в окрестностях? — спросил он, пристально глядя почтовому чиновнику в глаза.
Молодой чиновник ответил, что он очень, очень сожалеет, но ни у него, ни у метеоролога, ни у паромщика с того берега муки нет.
Выяснилось, что почтовый грузовик опаздывает из-за сильного снегопада на несколько дней, и у них вышли почти все припасы. Только этого нам не хватало!