Своя рыба и река - Александр Белокопытов

Сбегал я за тулупчиком, пододел он его - хорошо подошел, впору. "А винтовка у тебя где?" - спрашивает. "Нет винтовки, - отвечаю, - ружье охотничье есть, двустволка". - "Так неси, что ты за вояка без ружья?" Принес я ружье, повесил на плечо, встал наизготовку, приказания слушаю. "Молодец! - похвалил он. - Надо медаль тебе дать. Ну, теперь и ехать можно. Машину-то подавай, на войну поедем!"

Делать нечего, подал я машину - "Жигули" свои подогнал. "Куда ехать воевать-то?" - спрашиваю, а я уже серьезно собрался и главное - жену не предупредил, ладно, думаю, приеду, расскажу, вот моя-то удивится... А ей чего не скажи, она на все удивляется. "Ты пока поезжай, - командует он, - я скажу, куда надо. Ты только мимо милиции потихоньку проезжай, чтоб не арестовали за правонарушение".

Ладно, проехал я мимо милиции потихоньку, чтоб не арестовали. А он на переднем сиденье сидит в тулупе, важно смотрит, усы сверху, ну точно генерал! Выехали за деревню, на мост. Он говорит: "Тут останови и жди, никуда не уезжай, я сейчас за папиросами сбегаю, а то в кабинете забыл, в столе лежат". Сказал так, вылез из машины и как был в тулупе - бултых в воду через перила... и был таков! А внизу - полынья, аккурат в нее и попал. А я за тулупчик переживаю: тулупчик-то добрый был.

Сам стою, жду, мне же приказано. Час, однако, простоял, а его нет. Гляжу, милиция едет, ГАИ... И ко мне сразу: "Ты что это машину раком поставил и двери нараспашку? Мост - это стратегический объект!" - "Да вот налима жду, генерала, он за папиросами пошел". - "Ты что, водки с пивом выпил? А ну, дыхни!" Я дыхнул. "Да нет вроде, трезвый... Ладно, мы тебя пока арестовавыть не будем, ты сам завтра утром в милицию приезжай, мы у тебя права заберем, за правонарушение".

Приехал я домой. Жена на меня: "Где был?" - "Да ездил, налима, генерала, отвозил..." - "Какого генерала?" Так и так, все я ей рассказал... Она - руки в боки. "Да ты когда налима-то ловил, вспомни? Вот дурак так дурак, а ну, дыхни!" Я дыхнул. "Так ты с утра пьян, свинья!"

Побежала, поглядела: все ли на месте... И опять на меня: "Так ты, козел, и самогонку выпил, я же ее на лекарство берегла! И еще пельменями закусил!" А что я могу возразить, - ничего, съел-то генерал, а я отвечай. Она не отстает: "А тулуп где?" - "Опять же, - говорю, - генерал надел, мундира то у него нет, не голому же ему на войну идти" - "Ну ты у меня сейчас повоюешь, вояка!" - схватила она кочергу и на меня. Я - в двери и на улицу... Убежал к куму, там ночевал.

Утром пришел, она вроде маленько успокоилась. Только счет мне предъявила: и самогонку, и пельмени, и тулуп, чтоб с процентами вернул. А тулуп мне и самому жалко, ведь он почти новый был.

А в милицию я не поехал с правами, ну их к лешему. А то ведь, правда, могут забрать, а так, может, и не вспомнят. Вроде пронесло. Не вспомнили. Так что у меня одна радость: я хоть милицию обманул, обвел вокруг пальца, первый раз в жизни.

ЕРШ-СЕРЖАНТ

Поймал один ловкий рыбак ерша, радуется: ну, пойдет в уху! А ершу не до смеха, брыкается он, трепыхается на крючке, не хочет лезть в бидон, хочет обратно в реку. Весь скользкий, в соплях, и колючки расшеперил, угрожает. Никак рыбак изловчиться не может, ссадить его с крючка да в тюрьму отправить. А тут еще ерш давай орать, возмущаться:

- Ты кто такой сам-то есть?! Чего ты ко мне пристал! Ты хоть в армии-то служил?

- Нет, не служил, - отвечает рыбак, - у меня рука сухая, меня не призвали, в запасе оставили.

- Ну вот, а я сержантом был, гонял вашего брата в три шеи, все у меня по струнке ходили! Даже рядовым не был, а гляди, что вытворяет, командует тут! Ну-ка, ссади меня немедленно и в реку пусти, я, может, еще до капитана дослужусь, а ты мне всю карьеру портишь!

- Так я хотел уху из тебя сварганить да похлебать.

- Ишь ты какой шустрый! В уху... Иди-ка вначале в армии послужи, под ружье стань!

- Так у меня рука сухая, я - комиссованный.

- А у меня хвост мокрый и ничего, послужил, до сержанта дослужился, может, еще и капитаном стану. А ну, ссаживай меня немедленно, смирна-а-а! Лечь-вста-а-ть!

Испугался рыбак, встал по стойке смирно, а потом ложиться и вставать начал... А заниматься-то ему этим не очень ловко, одна рука то у него сухая, - весь упарился.

- Вот так, - кричит ерш, - получил! А то я еще налиму скажу, он у твоей коровы все молоко высосет. Она придет на водопой, он у ней и высосет! Ты сметану-то любишь?

- Люблю, а как же.

- Вот и останешься без сметаны! А жена тебя еще на гауптвахту посадит, на пятнадцать суток. Ссаживай, кому сказал!

Делать нечего, убедил его ерш-сержант. Ссадил он его кое-как с крючка и обратно в реку отправил. Ну и ладно, какая из ерша уха? Сопли одни. Надо пескарика ловить, в пескаре - жира много, мясо - нежное, уха как из стерляди получится.

А сам еще подумал: "Что-то много нынче в реке армейских развелось, надо в военкомате приспроситься, а то, может, военные действия ожидаются?"

ЩУКА-ИНСПЕКТОР

Жила одна щука в реке и уже немолода была, а только до прапорщика кое-как дослужилась. Да она и в школе плохо училась, круглой двоечницей была. А работала она инспектором по делам несовершеннолетних, наверное, по блату пролезла. И такой усердной в работе была, злой и наглой, что все вокруг только охали.

Чуть только свет, утро, а она уже тут как тут со своей инспекцией, начинает инспектировать всех без разбору, только шум стоит! Сильно ее все боялись. А как наинспектируется, погладит себе брюхо довольно, ляжет на кочку и пузыри пускает... А вечером то же самое - инспекция проклятая! Никакого спасения мальцам нет.

Собрались они как-то сразу после инспекции, пока щука на отдыхе, кто в живых остался, и стали думать, как эту наглую щуку приструнить. А то скоро их здесь совсем не останется. Написали они тогда записку одному справедливому рыбаку, а он, когда рыбу ловил, всегда маленьких отпускал. Написали, что совсем их щука-инспектор своими инспекциями замучила, что скоро совсем в реке молоди не останется, некому тогда будет в больших вырасти. И еще указали под какой корягой у нее кабинет с диваном. И на сушу ее переправили.

Прочитал рыбак записку. "Так-так, - подумал, - плохо дело, если мальцов совсем не останется, тогда и в больших некому будет вырасти. Совсем река опустеет. Надо ее разжаловать в рядовые, и еще ниже..."

Придумал он хитрую блесну - маленькую, беленькую такую, как чебачок, и вращается она туда-сюда... Пошел он на реку, закинул ее поближе к коряге и выхватил щуку-инспектора, и в сумку ее кинул. Так и разжаловал ее в рядовые, и еще ниже, чтоб неповадно было. В реке, как и на берегу, все по справедливости должно быть.

КОШЕВКА

Были у меня в детстве санки маленькие, игрушечные, - кошевка. Сама зеленая, а по бокам красными и белыми цветами расписана. Ох и красивая кошевка была! Только кого же в нее запрячь?

А у Юрки, соседского дружка моего, кот был: крупный серый и весь из себя важный. Решили мы его запрячь. Притащил Юрка кота, стали мы запрягать, за веревки его к санкам привязывать. А кот вырывается, фыркает, не поймет, что от него хотят, он же не лошадь.

Ну все же запрягли мы его, поехали... А он ехать не желает, прыгнуть в сторону норовит, все веревки нам перепутал, в общем, горе одно, а не поездка получается. А потом и совсем из рук вырвался и давай по квартире носиться... Страшно ему в кошевке-то быть, а мы поймать не можем. И на беду подполье было приоткрыто. Он со страху и сиганул в подполье, только санки загремели... А потом и банки! Там банки со всякими вареньями да соленьями стояли. В общем, сколько - не помню, но поколотил он там что-то изрядно. Нам вечером взбучка была хорошая. И санки все кот поизбил, пока за собой таскал, кое-где краска пооблетела и трещины пошли, ремонтировать пришлось после первой поездки.

С Юркой мы много времени вместе проводили, и не то что рядом жили, а нас еще пластилин объединял, с ума сводил. Мы, как из школы приходили, сразу на пластилин набрасывались - лепить. Солдат лепили и лошадей, помногу, счет на сотни шел, армии целые получались. Я все больше солдат делал, а у него лошади здорово выходили, как настоящие. А у меня почему-то лошади никак не лепились, на собак были похожи. Ох и злился я на Юрку, мял своих лошадей и ему завидовал! А потом мы целые бои и сражения разыгрывали...

А устав от игр, ложились на диванчик, поспать. У нас тогда диванчик был маленький, горбатенький, с роликами, перетянутый не один раз, а пружины кое-где все равно горбом выпирали, но нам он очень мягкий казался. Надевали на головы шапки зимние, козырьки опускали, будто ночь наступила, и так лежали, обнявшись.

Ох и хорошо мы тогда жили! Всяко лучше, чем сейчас. Потому что взрослых забот у нас не было. Нас тогда родители спиной и грудью прикрывали. А мы это не очень ценили, ценили, конечно, тоже, только все как должное принимали, больше о себе думали.

Юрка давно Юрием Николаичем стал, серьезным человеком, а теперь еще и с пчелами дружит. Но иногда я вдруг узнаю в нем того, прежнего... А он всегда к кошачьим дракам неравнодушен был. Как услышит, что неподалеку коты заорали, так сразу все бросает - и туда... Таким и сейчас остался. Сидим, курим, разговариваем, вдруг из кустов - дикий ор кошачий, душераздирающий... Он опрометью соскакивает - и туда. Я ему: "Куда?" А он: "Погоди... Потом... Коты дерутся!" - и бежит на котов поглядеть. Любит их свары наблюдать.