Прикосновение - Дэннис Крик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В воздухе повисла пауза.
Отпевать.
Роберт подумал о том, отпевал ли священник свою жену сам или это делал кто-то другой? И, если отпевал он сам, то как он это выдержал?
− Вы можете спрашивать меня о чем угодно. Я постараюсь ответить на все ваши вопросы. Лишь бы это помогло в поиске моей девочки.
− Скажите, святой отец, у вас есть враги? Не обязательно в Ариголе, где угодно.
− Нет, − сразу ответил Питер Мона. − Никогда не было и нет.
− Откуда такая уверенность?
− Я знаю, о чем говорю. Кроме прихожан, я почти ни с кем не общаюсь. А среди них люди с добрыми сердцами, они никому не желают зла.
− Что ж, пусть будет так, как вы говорите.
− Я уверен в своих словах.
− Расскажите мне, что случилось в воскресенье.
Взгляд священника устремился в окно.
− Я вернулся домой под утро − дождь к тому времени почти закончился. Когда я увидел ее, мне сразу не понравилось то, как она выглядит. Она была очень бледная, ни кровинки на лице. И говорила как-то натянуто, с трудом. Я попытался отговорить ее от прогулки, предложил вызвать врача. Но она отказалась. Сказала, что чувствует себя прекрасно и ни в чьей помощи не нуждается. Удержать ее я бы не смог, даже если б запер все двери в доме. − Питер провел рукой по лбу, посмотрел на взмокшую ладонь.
− Во что она была одета?
− Белое платье, белые босоножки, как обычно. То, во что она одевалась последние дни.
− Вас не удивило, что в такую погоду она оделась так легко?
− Нет, она всегда одевалась так, как считала нужным.
Питер снова достал с полки бутылку, снова налил четверть стакана и снова одним лихим глотком опорожнил его.
− Гораздо больше меня беспокоила ее отстраненность. Но тут уж я ничего не мог поделать.
Священник покосился на бутылку. Та снова звала. Уже так быстро. И Питер знал, что каждый следующий ее зов будет сильнее предыдущего.
− Я ждал ее возвращения целый день, − продолжил он, опустив голову. − Вот и до сих пор жду. Встаю рано утром, иду в церковь, а сам продолжаю ждать. Молюсь по пути в церковь, молюсь в церкви… Возвращаюсь домой и лелею надежду на то, что вот сейчас позвоню в дверь, шагну на порог, а там она… Такая же милая, как всегда, такая же приветливая… в белом платье… стоит в дверях и ждет отца. − Питер осторожно сел на край дивана, − Но разочарование неизбежно: я возвращаюсь, а дом по-прежнему пуст.
− Она ушла без причины? Просто ушла и все? Может, что-то расстроило ее перед уходом? Может, на нее как-то повлиял разговор с вами?
− Господь с вами! − священник перекрестился. − Мы жили душа в душу. Я и голоса то на нее никогда не повышал. Да, иногда мы не разговаривали. Но это было так редко и связано исключительно с тем, что и ей, и мне надо было какое-то время побыть в одиночестве. Отдохнуть друг от друга. Так бывает у всех, кто долго живет вместе. К счастью, это быстро проходило. Мы снова возвращались к привычному ритму жизни. Снова общались, делились наболевшим, вместе радовались и огорчались. Вот и тогда, когда она уходила в лес, я не сомневался в том, что она вернется, и все будет, как прежде. Разве я мог предположить, чем закончится эта ее обычная прогулка?
− Может, не вы ее расстроили, а кто-то другой?
− Вряд ли, − без раздумий ответил Питер. − Не думаю, что кто-то еще мог повлиять на нее.
− А ее парень? Ведь у нее наверняка был парень?
− Нет, у нее не было времени на то, чтобы серьезно с кем-то встречаться.
− Расскажите мне о ней поподробнее, святой отец. Какой она была. Что у нее был за характер, чем занималась, как к ней относились окружающие?
− Моя дочь была ангелом. И это не пустые слова. Кроткая, но в то же время самоотверженная. Не простая, нет. Скорее, загадочная. Даже для меня. Благочестивая и умная. Некоторым она казалась странной. Господи, как же нелепо говорить о ней в прошедшем времени!
Она много читала, брала уроки вокального мастерства, увлекалась живописью, занималась вышиванием. То платье, в котором она ушла, было сшито ее руками. Можно сказать, что из маленькой девочки, которую мама с папой носили на руках, выросла образованная и умная женщина, ставящая превыше всего честность и смирение. Именно такой мы ее и представляли с Натали много лет назад. Именно такой мы ее и воспитали. Знаете, с каждым днем меня все больше терзает вопрос: почему? Почему Господь позволил кому-то забрать ее у меня… За что? За какие такие прегрешения?
Вопрос был адресован детективу, но Роберт промолчал.
− Кто-то говорит, что он забирает самых лучших потому, что они нужнее ему там, на небесах. А на земле оставляет тех, чьи души почернели от греха. Чтобы они испили всю чашу земных страданий до дна… как пью ее я. Изо дня в день, с утра до вечера. Недавно я поймал себя на преступной мысли, что могу возненавидеть Бога. У вас никогда не возникали подобные мысли? Нет? Наверное, вы не так любите его, как я.
Воцарившееся молчание влекло за собой долгие воспоминания Питера Моны. В течение этого времени священник словно впал в транс, не реагируя на ветер и солнце, светящее ему прямо в глаза. Казалось, он готов был вечно сидеть на диване у старого камина и вспоминать о дочери.
− На все воля Божья, скажете вы. И знаете что? Я соглашусь. Я не безгрешен, вы наверняка тоже. Другие. А вот она была ангелом, − выдохнул он и снова задумался.
− Святой отец, из множества версий, которые я прорабатываю, меня очень заинтересовала одна. Волки. Вы их когда-нибудь встречали в лесах Ариголы?
− Ерунда! Ни разу за всю свою жизнь я не встречал здесь волков! Ни разу.
− Но то, что вы их не встречали, еще не значит, что их здесь нет.
− Люди говорят, что одна женщина пропала недалеко от своего дома. Даже если допустить то, что волки нападают на людей, зайти в город они бы не осмелились ни при каких обстоятельствах.
Роберт нечаянно кивнул.
− Нет, вы серьезно думаете, что всех их съели волки?
− Вы сказали, ее прогулка – дело обычное. Как далеко заходила ваша дочь, гуляя по лесу?
Питер задумался.
− Не знаю. Она всегда гуляла в одиночестве. Говорила, что присутствие других людей мешает ей сосредоточиться.
− Сосредоточиться?
− Утренний лесной воздух помогал ей распеваться. Она распевалась перед занятиями вокалом. И, наверное, стеснялась того, что кто-то может застать ее за этим делом. Кстати, совершенно напрасно.
− Можно мне посмотреть ее комнату?
− Да, конечно. Она на втором этаже.
Они поднялись по узкой лестнице с вишневыми перилами и прошли в самый конец длинного коридора, где остановились у высокой двери из беленого дуба. Священник достал ключ, открыл дверь, и они вошли в спальню Мелиссы Моны.
Здесь, вопреки ожиданиям детектива, царила довольно аскетичная обстановка. Не было здесь ни бонсаи, ни люстры с плафонами-очагами. Односпальная кровать из массива бука, трюмо, женский шкафчик и одинокий древний стул − вот и все, чем могла похвастаться недавняя хозяйка. На трюмо возле поворотного зеркала стояла фотография, обтянутая черной лентой, − высокая красивая женщина в сиреневом платье и зонтиком за спиной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});