Знакомство (СИ) - Раевский Александр

Геннадий Васильевич кивнул и на прощание сказал:

— Ты заходи, если скучно будет. Я тут до конца июня каждый день работать буду.

***

Как я и думал, Катя и не почесалась, чтобы подняться с кушетки, пойти на кухню и поставить разогреваться кастрюлю с борщом. Она валялась на животе головой к окну, болтая босыми ногами в воздухе и читала очередной параграф в учебнике химии. Рядом лежала раскрытая тетрадь, куда Катюша записывала карандашом вопросы, которые хотела задать Марго.

Я поставил кастрюлю на плитку, нарезал хлеба и пошёл в спальню. Катюша подняла на меня глаза и улыбнулась. Захлопнув учебник, она перевернулась на спину и потянулась.

В пионерском лагере

Остаток лета, почти до конца августа, я провёл в пионерском лагере. Мама записала меня на два сезона подряд. Как она выразилась, чтобы я не болтался попусту.

Заезд состоялся 3-го июля. На площадь перед Дворцом культуры подогнали три автобуса, куда всех нас болтающихся попусту и загрузили. Провожала меня мама, но за полчаса до отъезда подошла и Катюша. Она не выпускала мою руку из своей и заглядывала мне в глаза, что сильно нервировало маму.

В этом лагере я уже бывал. По понятным причинам дневник я с собой взять не мог и поэтому записываю по памяти свои приключения уже сейчас, осенью. В общем-то, если бы не одно странное происшествие, то и писать было бы не о чем. Всё, как обычно — побудки под звуки горна, линейки, маршировки под барабан и неумелую игру горниста, стандартные пионерские забавы после отбоя, такие как разрисовывание зубной пастой спящих, страшные сказки на ночь, чтобы крепче спалось, и так далее. В общем, рутина.

Записался в шахматный кружок и честно отходил туда аж две недели. Играть не научился, но правила игры и азы усвоил. Вернусь домой, будем с Надюшкой рубиться!

В этом лагере хорошо было то, что обязательных пионерских мероприятий было немного — такой себе Дом отдыха для пионеров и детей раннего комсомольского возраста — и, соответственно, оставалось много времени для собственных дел и игр на свежем воздухе.

В ста метрах от условного забора лагеря протекала маленькая речушка наподобие нашей Каменушки, в которой я и трое малышей из третьих и четвёртых классов, которых мне удалось мобилизовать, два дня подряд городили запруду. Бессмысленное занятие, потому что всё равно купаться в этой речке было невозможно, настолько студёной была в ней вода. Занятие бессмысленное, но как времяпрепровождение, вполне себе ничего. Купание можно себе и представить. Была бы фантазия.

Хорошо было и то, что ношение пионерской формы — чёрный низ, белый верх, плюс галстук, ограничивалось только формальными мероприятиями, которых действительно было немного. В остальное же время разрешалось ходить в чём попало. Я, например, носил клетчатую рубашку с короткими рукавами и шорты или спортивные штаны, в зависимости от количества комаров и температуры воздуха за бортом.

Золотая рыбка

Неподалёку от нашего спального корпуса была устроена хорошая волейбольная площадка, где собственно и началась эта необычная история. Точнее, события начали разворачиваться несколькими днями позже, но с главной героиней этой истории я познакомился именно там. Тогда я не знал её имени, только прозвище. Среди мальчишек она была известна как Золотая Рыбка, наверно, из-за слегка выпуклых больших, голубых глаз и шапки кудрявых волос золотистого цвета.

Я случайно попал в ту команду, в которой играла она. Нет, все же ещё пару слов о её внешности! Она старше меня. Как я позже узнал, она перешла уже в восьмой класс, так что это был её последний пионерский лагерь. Да и сюда она попала, по-моему, по ошибке.

Рослая, выше меня на полголовы, с округлыми бёдрами, тонкой талией и длинными ногами, она казалось уже по-настоящему взрослой. Особенно, если учесть её довольно развитую грудь. Если бы не эти глаза навыкате, она могла бы считаться даже красивой. Многие в лагере так и считали. На неё засматривались даже молодые парни из вожатых. Да и на меня её пухлые губы красивой формы, аккуратный небольшой носик и чистая кожа лица произвели сильное впечатление.

В волейбол она играла по-настоящему хорошо. Чувствовалось, что долгое время занималась им серьёзно. Впрочем, неважно! Важным было то, что я поймал себя на том, что не отрываю глаз от её попки, когда она, после очередного перехода подачи оказывается впереди меня. Это тоже было бы неважным, если бы она случайно не перехватила мой взгляд.

Увидев, куда я смотрю, она выпрямилась, развернулась и зло спросила:

— Эй, ты! Чего пялишься! Что тебе там — мёдом намазано? — и, презрительно скривив губы, добавила, — Малявка, а туда же!

Я сплюнул себе под ноги и, уперев руку в бок, нахально ответил:

— Больно нужно! У самих задница не хуже имеется! Играй давай!

Понятно, что я кривил душой, и моя собственная задница меня совсем не волновала, но на этом, собственно, всё в тот день и закончилось. Я перестал смотреть в её сторону, и она успокоилась.

Во второй раз я заговорил с нею пару дней спустя. Я бежал по аллейке сквера, когда заметил её. Она сидела на скамейке и держалась левой рукой за щеку. На глазах у неё блестели слезы. Уже пробежав мимо скамейки, я резко затормозил и повернулся к ней.

— Чего плачешь? Обидел кто?

Она махнула на меня рукой и с трудом выдавила уголком рта:

— Зуб болит… Отвали…

— Вообще-то, я умею заговаривать зубную боль. Думал, дай помогу, но если не надо… — я сделал вид, что собираюсь идти дальше.

— Стой! — она скривилась от боли. Левый глаз у неё слезился и даже веко подёргивалось, — Стой… Что, правда умеешь?

Я подошёл к скамейке и заглянул ей в глаза. Оба зрачка были сильно расширены.

— Правда, правда… — я протянул к ней руку, — Убери руку!… Убери, говорю!

Она осторожно убрала руку со щеки и с надеждой посмотрела на меня. Я кинул взгляд на свою ладошку и на всякий случай обтёр её об штаны. Осторожно положив её на горячую щеку, я быстро произнёс:

— Постарайся расслабить все мышцы. Особенно на лице. Чтобы было легче, думай о том, какая у меня тёплая ладошка. Не ссы, сейчас пройдёт!

Последнее я сказал нарочно, чтобы немного позлить её. Так легче отвлечься, по себе знаю. Она не отреагировала на моё «не ссы». Видимо, для неё это было сейчас не столь важным. Потом, наверно, назовёт меня грубияном.

Действовать начало быстро. Я поглядывал в её глаза и убеждался, что зрачки постепенно сужаются, возвращаясь к своему нормальному размеру. Собственно, на этом можно было бы и закончить, но я решил получить от этого и своё удовольствие. Теперь, когда боль ушла, я легонько поглаживал её щеку.

Хм, с реакцией у неё было и в самом деле всё в полном порядке! Она отстранилась, рукавом рубашки вытерла слезящийся левый глаз и сердито сказала уже вполне нормальным голосом:

— Дурак! Ты гладишь меня, а не лечишь!

Я ухмыльнулся:

— Сама ты дура! Если ничего в этом деле не понимаешь, так молчала бы.

Развернувшись уходить, я бросил через плечо:

— Пару часов болеть не будет, но я бы на твоём месте прямо сейчас сходил в медпункт. Пока!

— Постой! — она вскочила со скамейки и догнала меня, — Постой… Зачем в медпункт?

— Вот я же говорил, что ты дура, а ты не верила… — это была моя маленькая месть за малявку на волейбольной площадке, — Ты пойми, это только головную боль можно снять насовсем. Если зуб болит, то с ним, значит, что-то не в порядке. Его лечить нужно… ну или удалять. Иначе он снова заболит рано или поздно. Поняла, или картинку нарисовать?

— Поняла…. не дурнее некоторых! А если это просто случайно получилось? Например, от холодной воды.

Я пожал плечами и ускорил шаг:

— Ладно, пока!

— Постой! Тебя как звать?

— Сашка.

— А в каком корпусе ты живёшь?

— В третьем, возле волейбольной площадки.

— А в какой палате?

— В шестой. Зачем тебе?

— Ну мало ли… Вдруг снова заболит… Можно я приду?