Даррелл. Тетралогия (СИ) - Мельцов Илья Николаевич

Взгляд десяти человек скрестился на наших фигурах. Молодые парни в одинаковой сине-черной форме внимательно разглядывали нас, ожидая что же скажет Леонид и тот не заставил себя ждать:

— Группа, вам прислали пополнение, так что теперь у зеленых не будет численного преимущества. Зовут его Даррелл и он дворянин. — По группе прокатились удивленные шепотки, которые тем не менее быстро затихли под строгим взглядом куратора. — Очень надеюсь, что проблем это не вызовет. Ждан, какие кровати свободны?

— Три последние, что возле стены, — отрапортовал высокий, мускулистый парень, указывая направление рукой.

— Даррелл, занимай место и переодевайся. Твои вещи я унесу на склад. Не думаю, правда, что они тебе пригодятся в ближайший год.

В тот момент, когда я проходил мимо замерших пацанов, то буквально чувствовал, как спина дымится от взглядов. И что-то добра я в них не ощущал ни на грамм. Кто-то глазел с откровенной злостью, кто-то со страхом, некоторые отворачивались, стоило только мне взглянуть в ответ.

Остановившись возле узкой железной кровати, я положил на нее сверток с одеждой и не особо смущаясь, начал переодеваться. Интересно, Леонид специально решил смутить меня, заставив оголиться перед всей группой или здесь так положено? В любом случае ситуация меня не напрягала. В тридцать лет уже как-то не особо переживаешь увидят ли тебя кто-нибудь голым. Тем более если это сверстники.

Черные штаны из мягкой ткани и синяя то ли кофта, то ли толстовка сидели вполне неплохо, хоть и были слегка великоваты. Видимо Вероника слегка ошиблась с размером, что, впрочем, был поводом наведаться к девушке еще раз. Обувью служили довольно легкие кожаные ботинки, которые предполагалось носить вместе с высокими носками, хорошо хоть не портянками. Наматывать их я конечно не разучился, но особого желания вновь вспомнить прелести этого аспекта армейской жизни не испытывал.

Из личных вещей у меня по сути остался дневник Даррелла с вложенным в него самолетиком, квадратный амулет да изображение семьи Фишеров. Все остальное Леонид забрал, бросив напоследок:

— Подъем в семь. До отбоя еще три часа. Распорядок дня узнаешь у Ждана, он старший в вашей группе. И запомни, здесь ты такой же, как и все, скидок на происхождение не жди. Любые нарушения дисциплины будут пресекаться.

Куратор вышел, оставив меня под прицелом настороженных глаз. Ну а мне предстояло влиться в этот уже сформировавшийся коллектив.

Любая группа людей, проживающих совместно, имеет четкую иерархическую структуру, а уж подростки тем более. Здесь можно практически с первого взгляда выделить кто есть кто. Как правило, имеется один, реже два лидера, вокруг которых сбивается костяк приближенных, дальше идет основная масса — середнячки, не дающие себя в обиду, но и главенство вожака не оспаривающие. Ну и отверженные — люди на самом дне этой социальной пирамиды. Конечно, социологи могут расписать все гораздо подробнее, но мне и моих знаний хватало, чтобы ориентироваться в подобных ситуациях.

Самый плохой способ знакомства с группой людей, уже притертых друг к другу — набрать в рот воды, забиться куда-нибудь в угол и постараться стать незаметным. Сделай так и гарантированно станешь изгоем, а то и объектом издевательств.

Как подсказывал мой жизненный опыт, наиболее грамотный подход — показать дружелюбность, познакомиться со всеми, может быть сделать какие-нибудь подгоны, которых у меня конечно не было. Этой стратегией я и решил воспользоваться, и сразу после ухода Леонида обратился ко всем присутствующим:

— Куратор все верно сказал, меня Даррелл зовут, вот только я не особо-то и дворянин. Мать — обычная женщина, к тому же я память неделю назад потерял и нихрена не помню об этом мире. С кем можно обсудить, что тут и как?

Но ответом мне было угрюмое молчание. Пацаны проигнорировали мой вопрос, а затем начали собираться группами по несколько человек, явно обсуждая мое прибытие. Слов я не разобрал, но вряд они говорили что-то хорошее.

Игнор со стороны одногруппников мне совсем не понравился. Не думал я, что все будет так печально. К тому же, мне нужно было узнать, как тут вообще все устроено, чтобы не начать косячить в самом начале пребывания в интернате. Так что, положив вещи на узкие полки шкафа, я отправился прямиком к Ждану, возле которого стояли трое парней не запоминающейся наружности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Увы, разговора не получилось. Я ожидал чего угодно — грубости, презрения, прямых угроз, но нет. От меня отшатывались как от прокаженного и подойдя к Ждану ситуация не поменялась — старший группы явно чувствовал себя неуютно рядом со мной и, не ответив на прямые вопросы, просто ретировался, выйдя в коридор, бросив на меня озлобленный взгляд, ну а за ним уже последовали три его друга.

Ситуация складывалась прескверная. Я конечно ожидал, что влиться в коллектив будет сложно, но не до такой же степени! Как же проще было на Земле. Подошел к мужикам, рассказал пару анекдотов, начальство поругал, дороги обсудил и все — свой в доску парень.

Так ничего и не добившись, я вернулся к себе и наткнулся на изучающий взгляд соседа по койке.

— Боятся они тебя, — громче чем надо произнес мелкий лопоухий паренек цыганской наружности. Чернявый, смуглый с каким-то плутоватым выражением лица.

— А ты, значит, не боишься? — Спросил я.

— Не а. Мне батюшка вообще всегда говорил, что я своей смертью не умру. Повесят, говорит, тебя за твой язык когда-нибудь. А вот хрен ему — не дождется, старый, я еще на его могиле спляшу. Меня Витькой звать.

— Даррелл, — протянул я ладонь для рукопожатия, чем вызвал замешательство пацана. М-да, от старых привычек трудно избавиться, а в этом мире такой способ приветствия был не принят. — Так говоришь, боятся они меня?

— Конечно. Ты ж барчук! А у нас тут все простые. Обидишь тебя ненароком, а потом приедет твой папаша и голову снесет как бабка капусту.

— Так ведь здесь все равны, — вспомнил я слова директора. Все-таки идея классового неравенства еще не устаканилась в моей голове.

— Ты это Ждану расскажи, — усмехнулся Витя, — у него барин отца насмерть зарубил, за то, что он в хозяйском лесу тетерева без разрешения добыл. А чего у тебя рожа такая удивленная?

— Говорю же, память потерял, для меня твои слова как откровения свыше. В доме, где я жил, к слугам вроде как неплохо относились.

— Так это городские, там же культурные все. Образованные. А в деревнях не так. Встанет барин с утра злой и все, хоть прячься, хоть из дому сбегай — мало никому не покажется.

— И вы терпели все это?

— А куда деваться? Земля-то в аренде, а сбежишь — долг повесят. Слышал я правда, что в одной деревне решили сжечь барина вместе с имением. Ну так не живет в той деревне больше никто. Против магии особо не повоюешь. Так что приходится терпеть. Ну ничего. Я вот выучусь, на войну схожу, дворянство получу и домой приеду. На коне! Нет. На автомобиле! Я тут один в городе видел, пока сюда ехали, он ведь без лошади! Сам едет!

Восторги Витька я не особо разделял, и все еще пытался осмыслить услышанное о жизни в деревнях. Если все сказанное правда, то ненависть, которую я заметил в глазах парней вполне понятна.

— Вы давно в интернате, — сменил я тему.

— Нет, — махнул рукой парень, — месяц всего. Жрецы всегда, как дороги подсохнут начинают по деревням ездить. Знаешь, как я обрадовался, когда мне сказали, что во мне дар есть.

— Понятно. И многому вас уже научили?

— Да куда там…

Парень начал рассказывать о том, что из себя представляет местная жизнь. Картина рисовалась следующая. Каждый год в интернат прибывало от сорока до шестидесяти подростков. Традиционно мальчиков было больше и их разбивали на две группы, которые в течении следующих лет соревновались друг с другом. Для удобства каждая группа получала свой цвет, отражаемый в униформе. Девушки шли несколько особняком, и зачастую учились отдельно от основной массы курсантов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все обучение длилось три года, каждый из которых заканчивался месяцем практических занятий, проводимых в чуть ли не боевых условиях. Выпускники первого года, как правило, помогали ловить контрабандистов, второго — уже участвовали в боевых действиях на наиболее спокойных направлениях. Ну и после третьего года обучения все выжившие шли в регулярную армию. Именно выжившие, зачастую, из пятидесяти первогодков до финиша доходила едва ли половина.