Сражение за будущее - Владислав Карабанов

Несмотря на хлопотность контроля за информационными потоками, явно не по его статусу, Привольский предпочитал сам давать направление, не доверяясь порученцам даже из тех, у кого был статус наблюдателей. История с Березисом, Кацишвили и Утинским не должна была повториться. Можно лишний раз допустить вольность премьеру, но ни в коем случае не СМИ. Надо чтобы они дышали, но под жёстким присмотром.

Вежливо попрощавшись, Бёрнст подхватился с места и двинулся к выходу, оставив Аркадия Семеновича ждать нового посетителя.

Ждал он много кого. Главным из гостей был, разумеется, Римаков, уже доложивший о выполнении порученного ему, в Ираке. Пророчества сбывались! Ритуал, каждые семь лет исполняемый в ожидании Этого, был проведен и оставалось только ждать, когда цикл замкнется и Это свершится. После столетий безуспешных поисков обретена, наконец, главная Святыня их народа - Экура-Ме, связывающие аннунаков с их Богом. Близится полнолуние, время проведения заключительного обряда открытия Экура-Ме - моста миров. И когда они будут распечатаны - вновь, спустя тысячелетия Наинна сюда вернется и всё будет так, как когда-то. Не надо будет прятаться и таится, изображать из себы кого-то другого, на потребу этим авдам. Пока же надо было заняться текущими делами - пусть невообразимо мелкими, но из-за тупости слепых исполнителей требующих личного участия.

Но до Римакова должен был прийти владелец и главный редактор одного из бывших коммунистических изданий - Андрей Александрович Паханов, возглавлявший газету «За Советскую Родину», или сокращенно «ЗаСР». Андрей Александрович шел просить денег на развитие своей газеты, просить сущие пустяки - миллион долларов.

Стоящий у окна хозяин кабинета мысленно улыбнулся качеству проработки своей «легенды» - никто, даже этот извращенец с телевидения, бывавший в святая святых Гамеша, не знал и не догадывался о истинных масштабах его власти. Президент Конгресса Предпринимателей - это была достаточная должность, чтобы иметь в стране несколько офисов, связи, позволяющие делать те или иные назначения - и, разумеется, соответствующую социальному статусу охрану.

Еще «Аркадий Семенович» мог подбросить немного денег тем или иным партиям или изданиям. Немного - вовсе не потому, что было жалко. Просто серьезные деньги имели как следствие привлечение к себе критической массы серьезных людей - креативных политиков, аналитиков и журналистов. Скопление креативных, энергичных людей где-либо выводило систему из равновесия, тогда процессы становились неуправляемыми. Ни в СМИ, ни в политике такие люди были не нужны - они были просто опасны. Гораздо спокойнее было дать тому же Паханову каких-нибудь тысяч сто - исключительно чтобы удержать редакцию на плаву и дать немного на пьянку сидящим там старым и не очень маразматикам. Свою задачу загаживать поляну информационным мусором они выполняли исправно, потому еще раз прокрутив в уме возможные расходы Паханова, Гамеш, он же «Аркадий Семенович» остановился на сумме в сто двадцать тысяч долларов и самой ласковой улыбкой на губах приготовился встречать нового посетителя.

Артефакт, привезённый Дубровиным от Шумалинского, акварели Велияры и информация, содержащаяся в книгах Захарии Ситчина, соединившись, произвели подобие информационной революции. Казалось, приоткрылась какая-то дверь. То, что пряталось в непроглядном тумане, можно было уже различить. Контуры, пока, силуэты, но понятно где искать. Информации хватало, чтобы всё заново осмыслить и внести корректировки в понимание реальности. На лице Надея проскальзывала улыбка, в глазах отражалось торжество охотника вышедшего на след добычи.

- Мы на верном пути, - как-то коротко сказал Надей после поездки к Олтарю, куда он приходил по зову духа Огнеслава. Больше Надей о той поездке не говорил ничего, и никто лишний раз не тревожил его лишними расспросами. Сказал он только, что скоро к Олтарю им предстоит ехать всем вместе - ему, Войдану, Колояру и Дубровину.

Дубровин, сам не осознавая как, почувствовал себя среди этих людей абсолютно своим, как будто знал их тысячу лет и тоже проникся атмосферой воцарившегося подъёма.

По неписанной традиции, все разговоры в доме у Надея длились далеко за полночь. Днем у него были дела, как и у всех посещавших его людей, вечер же всегда начинался с длинного ужина, редко заканчивавшегося раньше десяти вечера. Про алкоголь в этом доме, похоже, даже не ведали, зато их неотъемлемой частью было жареное на углях верченое мясо, которое комбинировалось с зеленью, овощами и продуктами кухни соседей с Кавказа, с которой Надей считал своим долгом познакомить приезжавших к нему людей.

В основном это касалось, конечно, гостей из центра России, где русские традиции кулинарии были утеряны, если не сказать - выбиты огнем и мечем. Холопами, поедающими кашу с постными щами было куда проще управлять, чем свободными земледельцами, рыбаками и охотниками, на столах которых никогда не переводились рыба, мясо и всевозможная птица. Ну а туда, куда «рука Москвы» не дотянулась - свободные земли русского Юга, Сибири, северного побережья, туда явились бородатые топтуны, начавшие парить народу мозги каким-то «постами».

В итоге же всех этих мероприятий и сложилось представление о национальной русской кухне как о жидком вареве, мало чем отличающемся от тюремной баланды: им потчевали холопов, им потчевали бегавшим непонятно зачем по Альпам чудо-богатырей, им же кормили и «многонациональный советский народ», больше русскую его часть.

К счастью для себя часть этого «многонационального народа», а ранее - подданных Российской Империи - сидела у себя в горах и тщательно хранила свои кулинарные традиции, совершенствуя их, передавая из поколения в поколение. По мнению Надея не было ничего плохого в том, чтобы с этими традициями немного ознакомиться. Что он в меру сил и делал для гостей, параллельно восстанавливая и нашу, русскую кулинарию, с энтузиазмом посвящая этому всё немногое свободное время.

От любимого его блюда - верченого мяса, гости были всегда в восторге, что и не удивительно. Он сам его тщательно выбирал, покупая только у лично ему известных продавцов на сочинском рынке и зная, можно сказать, пищевую родословную животных с самого рождения - чем и где кормили, чем поили. Всё это было крайне важно.

В качестве примера Надей всегда приводил советскую «баранину» из старых околевших животных, которую партия и правительство сливало в магазины - после того как на несчастном баране уже и шерсть от старости повылазила. Воспоминания об этом ужасе у многих гостей Надея были еще свежи, поэтому контрольной дегустации не требовалось. Они просто сажал их в машину и вез в горы - чаще всего в Абхазию, где в каком-нибудь маленьком, затерянном среди гор своеобразном «кавказском ранчо» - пацхе, гостеприимный хозяин за умеренную плату готовил друзьям Надея шашлык.