Четыре жизни. 1. Ученик - Эрвин Полле

Заканчивались школьные годы. По всем параметрам шёл на медаль. Но весной 1958 г. «хрущёвские толчки» повлияли и на эту сферу. Пресса сознательно начала «игру на понижение» престижа медали при окончании школы. Отменены преимущества медалистам при поступлении в институт, 80 % мест первокурсников отводилось лицам, отработавшим не менее двух лет.

Школьные годы заложили серьёзный интеллектуальный базовый фундамент, позволивший продолжать обучение в любом направлении, за исключением искусства, азы которого на периферии преподаются просто безобразно. Скажете, нужен талант. Но талант проявляется, когда для этого создаются условия. Впрочем, на эту тему можно спорить бесконечно и каждый останется при своём мнении.

Выпускные экзамены длились 3 недели, первые 2 недели где-то между гороно и облоно «таскали» моё сочинение, в конце концов, поставили 4 (интересно, в 10-м классе учились 5 немцев и все были лучшие в русском языке). Последний экзамен химия, получаю 4. Вдруг узнаю, что по тригонометрии выставили годовую четвёрку (чушь полная!), очевидно последние две оценки, чтобы снять споры по медали. В результате, вместо золотой медали вообще ничего. Дальше выпускной вечер и всё! Крупный жизненный этап позади!

Уважаемый читатель! Возможно, кому-то покажется излишней детализация школьной поры, но появление каждой новой школы в судьбе ребёнка — свидетельство серьёзных перемен в жизни семьи. И в то же время, импульс к восприятию новых впечатлений, выработке способности к самостоятельному мышлению. Воспоминание по теме. 9-й класс. Как-то вызывает к себе директор школы Силуков и обвиняет меня в том, что не расту. Тогда я не совсем понял его мысль. Ведь появился в 8-м классе с уровнем интеллекта на голову выше подавляющего большинства одноклассников. Спустя много лет осознал причину скачкообразного расширения собственного кругозора. Приход в каждую новую школу являлся стимулом, способствующим развитию. Работало самолюбие нового ученика. Действительно, ещё в Ягодном учителя говорили, что в 5-м классе (интернат) я учился лучше, чем в 6-м, когда жил с родителями. Так было в 8-10 классах и в университете, где сначала блеснул вступительными экзаменами, первым колхозом, общественной активностью, затем запустил учёбу и выполнял только обязательные занятия. В будущем тенденция не изменилась. Очевидно, серьёзные перемены жизненных реалий для моего характера являются активным стимулом интеллектуального роста.

Студент

1958–1963 гг.

Вскоре после выпускного вечера отправил документы в Томский мединститут, оказался в результате студентом химического факультета университета, мог бы стать студентом механико-математического факультета или какого-нибудь другого. Три железнодорожных пересадки (Уштобе, Новосибирск, Тайга), общий вагон, более двух суток в пути, и 19 июля 1958 г. оказался в Томске. Чемодан в камеру хранения и сразу в приёмную комиссии мединститута. Неприятный сюрприз. Сдачу экзаменов определили мне во втором потоке после 10 августа (не указал в заявлении, какой иностранный язык изучал в школе), поэтому общежитие не положено. Езжайте домой, к экзаменам вернётесь, получите общежитие.

По иерархическим ступенькам мединститута дошёл до ректора (академик Торопцев) с просьбой разрешить сдавать экзамены в 1-м потоке. В кабинете ещё несколько человек. Торопцев глубокомысленно и «уважительно» спрашивает: «А почему Вы не поехали в Ташми, Казми?» Тогда я даже не понял, что речь идёт о Ташкентском и Казахском мединститутах. Сейчас я нашёл бы что ответить. Отвратительна ситуация, когда семнадцатилетний мальчик стоит перед вальяжно развалившимися профессорами и объясняет, что хочет учиться в Томске (только-только разрешили немцам выезжать из Казахстана).

Что делать? Посоветоваться не с кем. Не могло быть и речи о возврате в Текели. Пара дней на вокзале, затем удалось устроиться в коммунальной гостинице по ул. Розы Люксембург. В комнате человек 20. По вечерам все собирались в холле «на телевизор». Телевизор «Луч» с малюсеньким экраном. Для меня это было первое знакомство с ТВ. Говорили, что Томск — третий город СССР после Москвы и Ленинграда, внедривший телевещание. Телевизор работал с 18 часов, холл гостиницы наполнялся заезжим людом, кто успел, притащил стул из комнаты проживания. Через час в холле не продохнуть, люди, не отрываясь, смотрели на чудо второй половины 20-го века, телевизионный экран, на котором чередовались старые кинофильмы и концерты. Позже, в студенческие годы передачи ТВ практически не смотрел, общежитский «ящик» без конца ломался, а до телевизора (собственного или напрокат) в комнате студенты дожили лет через 30.

Пора вступительных экзаменов приближалась. Днём ходил на консультации в мединститут. А как жить после экзаменов, общежития не обещают даже первокурсникам? Эти мысли не давали покоя. И, наконец, 31 июля последний день приёма документов забираю аттестат зрелости в мединституте и прихожу в приёмную комиссию университета. Время 17.30 (работают до 18:00), а я размышляю: мехмат или химфак. Победил химфак, т. к. завтра утром на мехмате надо сдавать математику (у меня не было с собой даже учебников, в мединституте математику не сдавали), а на химфаке химию.

Хорошо помню атмосферу около экзаменационной аудитории. Появляется Женя Чернов, приехавший в Томск из Кузбасса. Массивный парень, тёмный (сложная смесь армянских и славянских кровей), мрачный, в крупных очках в роговой оправе выплывает из экзаменационной комнаты, недовольный четвёркой по химии. Вокруг трясущиеся абитуриенты, преимущественно, вчерашние школьники, пытаются узнать, что экзаменаторы спрашивают дополнительно. Женя молчит, недовольно трясёт головой.

Спрашиваю: «Почему недоволен, ты же производственник (набор — 50 человек, 80 % мест резервировано абитуриентам с рабочим стажем не менее двух лет)?

Ответ-вопрос, типичный для Жени и через полвека: «А ты Некрасова читал? А Глинку?» Я не понял даже, о чём идёт речь, так как никогда не слышал эти фамилии применительно к химии. Позже узнал, это однофамильцы (может, дальние родственники) великих деятелей русского искусства — авторы фундаментальных университетских курсов по общей и неорганической химии Борис Владимирович Некрасов и Николай Леонидович Глинка. Прошли годы, открывая эти учебники при подготовке к лекциям или в справочных целях, всегда вспоминаю 1-е августа 1958 г. и умного (так мне казалось) абитуриента Чернова.

Можно представить недоумение дома, когда получили из Томска телеграмму: «Сдаю экзамены в университет. Химия пять. Эрвин»