Серебро на стрелах твоих (СИ) - Снежинский Иван

Олёшку заметно встряхнуло, он опять забормотал что-то о тварях и нежити.

А потом молниеносным дижением разомкнул замок клетки, вытянул свой меч и выкрикнул:

— Эй, выходи на бой, гадина!

— Ты что делаешь, Олёшка? — выдавил я, у меня приоткрылся сам собой рот.

Я не представлял, как действовать мне? Жуткий сюрприз от воспитанного тихого пацаненка я получил! Как мне управлять бойцами взрослыми, умелыми, если тихий отличник-ботан на моих глазах сотворил такой беспредел.

Парень и не подумал отвечать.

Аспид между тем встал на ноги и выскользнул из клетки. Он огляделся и, словно ручеёк маслянистой жидкости, потек к выходу.

— Стой! — завопил глупый мальчишка. — Драться будем, чудовище!

Аспид посмотрел на дурачка нечитаемым взглядом и рванул от нас, понимая, что от идиотов с оружием надо держаться подальше. В этом я был с ним совершенно согласен.

ГЛАВА 9

Я побежал за чудовищем, выяснять, причины глупого поступка Олёшки не было времени.

Аспид, к счастью, почему-то не мог обратиться.

Эх, как же мне не хватало мгновенной связи с тем же Воронцовым! Тварь двигалась небыстро, сворачивая в самые узкие темные коридоры в поисках короткого пути прочь из подземелья.

И когда мы оба оказались на солнце, аспид распахнул крылья и полетел.

Если бы не бойцы на стенах, чудовище сбежало бы.

Но его подстрелили из арбалетов. И аспид, кувыркаясь, полетел на камни двора замка. Я добежал до него первым. Опыт был интересным, выходит, подобную тварь можно ранить.

Аспид сел, зажимая сквозную рану на груди. Ниже торчали две короткие толстые стрелки для арбалетов. «Болты», — вспомнил я.

К нам бежали бойцы с сетью.

Они набросили звенящую сеть на аспида и поволокли его обратно в подземелье.

Я побрел следом, снова мелькнули какие-то тени, и Воронцов вместе с Ником прибежали в подземелье сразу за нами.

— Зачем чудовище выпустил, княже?! — рявкнул Воронцов.

Я глянул на бледного и несчастного Олёшку и произнес:

— Не выпускал я его, сам он сбежал.

— Сам аспид уйти не мог, не отомкнуть ему запора, там руны начертаны были, — протянул Воронцов, — это ты замок отпер, Олёша? Князю не суметь магический замок открыть. А ты мог. Ты что? Забудь про месть, Олёша. В бою встретишь аспида и убьешь! А этот чуть не сбежал. А теперь? Еще и лечить гада придется.

Но в последнем старикан ошибся. Стрелы, то есть болты были металлическими, они просто вытекли из тела твари тонкими мутными струйками расплавленного железа, а раны от них затянулись. Другое дело, пробитая дыра в груди чудовища, но я ясно понял, что и эта рана скоро зарастет, потому что регенерация твари была на высоком уровне.

— Он быстро выздоровеет сам, — повернулся я к Воронцову, — но сеть надо бы снять.

— Пока в сети побудет, — покачал головой старик, — пойдемьте, княже, расскажите мне, как такое стряслось.

— Он меня не послушался, — наябедничал я, продолжая с горечью, — как я буду командовать взрослыми бойцами, если сопляк сотворил подобное на моих глазах?

— Приучим, — уверенно ответил Воронцов, — иди за мной, Олёша, — приказал он впавшему в ступор парнишке.

По испуганному взгляду нашкодившего пацана я понял, что он ждет сурового наказания. Может быть, даже изгнания из Белого замка.

— На гаубтвахту, Олёша, ступай, пару суток отсидишь, подумаешь, как дальше жить собираешься. Мне после расскажешь о своих выводах, а князь решит тогда, что с тобой делать, — выдал тираду старикан Воронцов.

Парнишка опустил голову так низко, что я понял, что значит, ниже плеч голову повесил.

— И где эта ваша гаубтвахта? — уточнил я. — Поскольку я оказался нерасторопным и несообразительным командиром, то готов отсидеть там сутки, Олёшка тоже, вот и будет двое суток на двоих, — схитрил я.

— Правильное решение, — усмехнулся Воронцов, — эх, был и я когда-то вот таким хитрым парнишкой. За друзей горой стоять надо, правильно ты рассудил, княже. Мик вас отведет, а я на северную стену, там камень подвезли ремонтировать надо.

Вынырнувший откуда-то Мик повел нас на мифическую гаубтвахту, а старикан-командир заспешил к своему вымечтанному ремонту.

Олёшка и Мик молчали.

Я дивился величине замка, прикидывая на сколько будет похожа эта самая гаубтвахта на обезьянник в полицейском участке Верьска, где моё высочество прокуковало целую ночь.

Я и подумать не мог, что меня удивят так. Мик остановился и открыл для нас обоих дверь:

— Пришли мы.

Огромное помещение необыкновенно вкусно пахло: жареным мясом, ветчиной и колбасами, хлебной корочкой, сладкой сдобой, свежей малиной.

Не только мелодичный перестук ножей, но и музыкальное бренчание и булькание воды прекратились. На нас смотрели повара, поварята, судомойки и еще какие-то левые людишки.

— Так это кухня? — изумился Олёшка.

— Ну, да, вам к главному повару, это он задания раздает. Вам еще повезло, вы ж почти офицеры, а солдаты, те на конюшне отрабатывают, навоз чистят, — широко улыбнулся мой оруженосец.

— А что нам прикажете делать? — шагнул я к самому объемному повару.

— Я? — уставился мне в лицо толстяк. — Вам же к главному. Святослав Павлович, опять офицериков прислали. Лядащие парнишечки. Наверное, между собой подрались. Нельзя таким молоденьким оружие раздавать, сразу махать им начинают во все стороны.

— На кухонное служение? — улыбнулся нам крепкий седой господин с веселыми серыми глазами и большим ртом. — Да… сначала накормить, а потом, — он задумался, почесывая аккуратную седую бородку, — определите их картофель чистить, мечи держать научены, ножами не порежутся. Умеете, господарики мои, картошечку-то чистить?

— Не, — жалко покраснел Олёшка, — не приходилось никогда.

— Не дрейфь, я умею, — улыбнулся я.

Главный повар мне был симпатичен вдвойне: отнесся к нам по-человечески, кормил весь замок вкусно и сытно, а не угольным ужасным супом, как повар в княжеском поместье.

И сейчас нам набрали целый поднос: и пирожки золотистые с малиной, и компот вкусненный, и котлетки, и хлеб свежий. Я чуть не захлебнулся слюной, пока нас размещали в дальнем углу кухни, пододвигали небольшой стол, ставили для нас две разномастные табуретки.

— А мне ждесь нрафиться, — поделился со мной Олёшка, не выговаривая слова из-за набитого вкуснятиной рта, попутно облизывая пальцы совершенно по-кошачьи.

— Хорошо! — проглотив половинку котлеты и целый пирожок, выпалил я, довольно облизываясь.

Мы чудесно перекусили, и на тот же стол, за которым мы так вкусно ели, поварята взгромоздили гору золотисто-розовой картошки.

— А разве князья умеют картошку чистить? — уставился на меня Олёшка, в тот самый исторический момент, когда я вооружился острым ножом и взял первую картофелину.

— Так я в князьях пару дней, а остальную жизнь в сиротах приемных, — защитился я от его жалости веселой улыбкой, — таких к труду приучать надо всеми возможными способами, — очистил я гладенько первую картофелину, исхитрившись снять кожуру одной золотистой спиралью.

— Ловко, ты, то есть, вы, — Олёшка замолчал, следя расширившимися от удивления глазами, как я снимаю шкурку со второй ладной овальной картошечки.

— Говорю ж, учили меня этому, — улыбнулся я ему, — нож-то по-другому бери, — следя за его неумелыми потугами, пыхтеньем и шипеньем сквозь зубы, предложил я.

Показал сам, как удобнее перехватить кухонный инструмент.

Олёшка старался: картофелины из-под его ножа выходили квадратными и прямоугольными, зато чистыми, ну почти чистыми.

Его и, правда, никогда не заставляли работать. Пока мой напарник почистил десяток, я успел смести всю оставшуюся кучу.

— Умеешь, офицерик, — искреннее восхищение во взгляде главного повара мне очень польстило.

Как правило, моих успехов в черной кухонной работе никто не замечал.

— А нарезать соломкой, господарик, по силам тебе? — уточнил повар.

— Могу, — кивнул я, — только руки сполоснуть да доску покрепче выбрать осталось.