Агент сыскной полиции - Ирина Мельникова

Поэтому, как только зазвонили к вечерне, он спокойно взял ключ и отпер дверь парадного подъезда. Но Мозалевский появился только через час, и Гурий набросился на него с упреками:

– Какого черта не шел так долго? Я уж думал, не схватили ли тебя!

– Попробуй сунься в подъезд, – огрызнулся тот, – если дворник у ворот так и пялит глаза! Думал, уж совсем не пройду, да на тротуаре собачня драку затеяла. Он их кинулся разгонять, вот я и улучил момент, проскочил...

Они без всяких осложнений прошли в спальню князя – большую квадратную комнату с тремя окнами, выходящими на Тагарскую улицу. У стены за ширмой располагалась приготовленная ко сну кровать князя. Рядом с ней – столик. На нем – лампа под синим абажуром, свеча, спички и немецкая газета.

Шторы были опущены, но между ними была порядочная щель, отчего в комнате можно было обходиться без огня.

В спальне они не задержались, а прошли в кабинет князя, который располагался по соседству. Здесь, между двумя книжными шкафами и бюро, находился внушительного вида железный сундук, прикованный цепями к полу.

Гурий принялся шарить рукой по боковой стенке сундука и наконец нащупал кнопку, придавил ее пальцем, и пластина, прикрывавшая замочную скважину, с треском отскочила вверх. Некоторое время злоумышленники пытались отодрать крышку сундука, но она не поддавалась. И они поняли, что без ключа здесь не обойтись.

– Что же ты, дурак, за все время не узнал, где князь ключ прячет? – прошептал сердито Мозалевский. – Только и горазд, что языком болтать: «Полный сундук деньжищ! Полный сундук деньжищ!», а как до них добраться теперь?

– Топор бы надо достать! – Гурий развел руками. – Но вдруг мужик не спит? Шум поднимет!

– Ладно, – оборвал его Мозалевский, – дождемся князя. Сам ключ отдаст как миленький! – И обвел приятеля настороженным взглядом. – А не врешь, что у него в бумажнике десять тысяч финаг?

– Как есть не вру! – перекрестился Казначеев. – Он когда со мной расплачивался, достал его из стола, так я, право, удивился, как он от деньжищ-то не лопается!

Они притаились за оконными шторами. На Тагарской улице почти прекратилось движение, лишь прогрохотала по мостовой бочка золотаря, запряженная парой облезлых кляч. Она подпрыгивала на камнях, расплескивая содержимое, и от подобного амбре не было спасения даже за наглухо закрытыми окнами. Следом раздался истошный крик, видно, раздели какого-то бедолагу в темном переулке... Затем два городовых, ругаясь на чем свет стоит, протащили в часть пьяного буяна, во всю ивановскую голосившего: «Были когда-то и мы рысаками...» Всхлипнув, он вдруг замолчал, чтобы через мгновение затянуть плаксиво: «Ах, вы по роже... Честного человека по роже...»

Через некоторое время на городской каланче раздался удар колокола. Раз, другой...

– Какой номер? – заорал снизу брандмейстер.

– Третий, на Афонькиной сопке, – ответил сверху дежурный пожарный.

«Третий» – значит, огонь вырвался наружу. Распахнулись настежь ворота пожарной части, и вслед за вестовым с факелом в руках вылетел как на крыльях пожарный обоз. Лошади – звери, огромные битюги. Они играючи тянут на большой скорости громадные бочки с водой, которые, как мухи головку сахара, облепили пожарные в своих сверкающих шлемах, с баграми и топорами на изготовку.

Дрожат камни мостовой, звенят стекла, содрогаются стены домов, а проснувшиеся обыватели торопливо крестятся: «Слава богу, на этот раз пронесло!..»

В третьем часу ночи донесся до слуха дребезжащий звук. К парадному подъезду подкатила пролетка, из которой неторопливо вышел князь, расплатился с извозчиком, вынул из кармана ключ и открыл входную дверь. Затем запер ее и оставил ключ в двери. Войдя в переднюю, зажег приготовленную камердинером свечу и прошел в спальню. Мурлыча себе под нос какую-то мелодию, он медленно разделся, положил в ящик столика бумажник, перстень, связку ключей и часы, зажег вторую свечу и, взяв газету, улегся в постель. Но вскоре отложил ее и отвернулся лицом к стене.

Прошло еще с полчаса. С постели раздался монотонный негромкий храп, и тогда оконные портьеры шевельнулись, выпуская Мозалевского и Казначеева.

На цыпочках они прокрались к столику. Бумажник, часы и перстень забрал Казначеев, а Мозалевский достал из ящика связку ключей. Один из них задел за мраморную крышку столика, раздался слабый звон, но храп тут же прекратился, и князь испуганно спросил:

– Кто там?

Не раздумывая, Казначеев бросился на полусонного князя и зажал ему рот ладонью. Но князь неожиданно сильно двинул ему кулаком в ухо и потянулся к сонетке. Подскочивший на помощь Мозалевский схватил князя за горло и оттащил его от звонка. Дильмац захрипел, но продолжал сопротивляться. Казначеев пришел в себя от удара, рванул за шнур, с помощью которого раздвигались шторы, и обмотал им ноги князя, Мозалевский проделал то же самое с руками Дильмаца. В рот князю затолкали обрывок ночной рубахи, а лицо прикрыли одеялом, чтобы не смог разглядеть нападавших.

– Вы уверены, что одеялом? – переспросил Тартищев. – Может, в схватке не заметили, что все-таки подушкой?

– Нет, одеялом, – весьма уверенно ответил Мозалевский. – Во время борьбы подушка отлетела под кровать, и мы не стали ее доставать, чтобы не терять времени.

Затем они принялись подбирать ключи к замку сундука, но ни один из них не подошел. Князь продолжал кряхтеть и возиться на кровати, пытаясь освободиться. Тем временем на улице проехала одна пролетка, за ней другая... Казначеев выглянул в окно.

– Надо уходить, – сказал он угрюмо, – скоро дворники начнут панели мести.

И воры, прихватив то, что смогли найти ценного в столике, поспешили скрыться тем же путем, которым попали в дом. Зайдя в небольшой садик, расположенный рядом с часовней, они поделили добычу и разошлись разными улицами, договорившись встретиться днем на квартире у Кондратия Бугрова. Больше Мозалевский Казначеева не видел и о его судьбе узнал лишь от судебного следователя...

– Та-ак! – протянул задумчиво Тартищев. – Вы продолжаете утверждать, что оставили князя почти в добром здравии, лишь слегка придушенного, со связанными руками и ногами. И лицо у него было закрыто одеялом, а ни в коей степени не подушкой?

– Истинно так, господин Тартищев, – ответил Мозалевский, – на иконе могу поклясться, что не обманываю.

– Но откуда тогда кровь на вашей одежде и ассигнациях? К тому же обнаружен ваш носовой платок, и он тоже в крови...

– Не могу знать! – ответил глухо Мозалевский и закрыл лицо руками. – Пьян был, не помню... Может, подрался с кем позже... – Он отнял ладони от лица и умоляюще посмотрел на Тартищева: – Пресвятой Богородицей клянусь, не знаю, откуда кровь!

– Федор Михайлович, простите, что врываюсь в ваш разговор, но не позволите ли вы попросить Мозалевского исполнить одно задание: пройтись несколько раз по комнате, – подал голос Алексей, до сей поры исправно записывающий показания преступника.

– И то дело, – согласился Тартищев и, подмигнув Алексею, приказал: – Пройдитесь, Николай Тимофеевич, от окна и обратно. – Мозалевский выполнил приказание. Тартищев многозначительно крякнул и одобрительно посмотрел на Алексея. Тот, ободренный первым успехом, спросил:

– Скажите, Мозалевский, в доме князя вы были в этих сапогах или переобулись в другие?

– В этих, – ответил тот и с недоумением посмотрел на молодого человека, – у меня других нет.

– А револьвер кто из вас взял? – опять спросил Алексей.

– Револьвер? – удивился Мозалевский. – Не видели мы никакого револьвера!

– Отлично! – Алексей довольно улыбнулся и посмотрел на Тартищева. – Федор Михайлович, давайте все-таки проверим, как он спрыгнет с крыши. След у меня зарисован, попробуем сравнить.

– Ну-ну, – покачал головой Тартищев, – испытатель! Попробуй, чего уж там! – и приказал стражникам взять у дворника ключи и проводить Алексея и Мозалевского на чердак. Услышав про крышу, тот заволновался, тонкий хрящеватый нос побелел, глаза забегали.

– Зачем на крышу? – пробормотал он испуганно. – Я не хочу на крышу...

– Ничего, – похлопал его по спине Алексей, – выбирай, либо завтра военный суд, либо визит на крышу. – И заглянул ему в глаза. – Что дрожишь как заячий хвост? Или ни разу по крышам не лазал?

Глава 10

Конечно, прыгнуть с этой крыши не составляло особого труда. Дом Тартищева был гораздо ниже особняка, с которого спрыгнул убийца Казначеева. Да и внизу была не утоптанная грязная дорога, а веселая лужайка с клумбой посредине, место, где любил порезвиться Дозор, а пару раз Алексей видел на ней Лизу. Девушка сидела прямо на траве под белым кружевным зонтиком и зевала над каким-то журналом...

– Зачем вы привели меня сюда? – прошептал Мозалевский. Стоило им ступить на кровлю, как он занервничал. И этот вопрос прозвучал у него излишне тревожно, с явными истеричными нотками в голосе.