Ночь Святого Распятия - Шарль Эксбрайя

Я с трудом встал. Напротив моего кресла в кабинете висело зеркало, и я увидел отражение весьма сконфуженного господина с большим куском пластыря на левой скуле и другим, поменьше, — на правой. Хорош, нечего сказать. Я поблагодарил врача и попросил прислать счет в гостиницу, а потом вышел вместе с инспектором Лусеро.

На улице полицейский сразу же осведомился, как я себя чувствую. Несколько бравируя, я ответил, что все в полном порядке. Инспектор принял это сообщение с величайшей радостью, и я уже было расчувствовался — все-таки не каждый день совершенно посторонние люди относятся к вам с такой симпатией, — как вдруг Лусеро добавил, что, раз я уже окончательно пришел в себя, то, конечно, не откажусь заглянуть вместе с ним к комиссару Фернандесу, тем более что он нас уже ждет. Короче, меня в очередной раз ловко поддели на крючок.

Кровь так мучительно стучала в висках, что я позволил себе откинуться на спинку кресла. Комиссар наблюдал за мной из-под полуопущенных век. Наконец, решившись начать допрос, он предложил мне сигару, но я отказался.

— Я вижу, вас по-прежнему преследуют несчастья, сеньор Моралес?

Я молча пожал плечами.

— А вам не кажется странным, что все злоумышленники Севильи с таким ожесточением преследуют именно вас?

— Да…

— Ах, все-таки да… В первый раз наши мнения совпадают… Что ж, я очень рад. Но вы, конечно, по-прежнему понятия не имеете о причинах столь явной ненависти к вашей особе?

— Нет.

— Знаете, сеньор, я очень доволен, что мне пришло в голову приставить к вам… наблюдателей.

— Я тоже, сеньор комиссар, поскольку ваш инспектор, кажется, спас мне жизнь.

— Так оно и есть, можете не сомневаться! Не подоспей вовремя Лусеро, вы бы сейчас плавали в водах Гвадалквивира… а вам, по-моему, куда удобнее в этом кабинете.

— Бесспорно! Но еще лучше я чувствовал бы себя, лежа в постели…

— Я прикажу отвезти вас в гостиницу, как только вы мне скажете, зачем преследовали Просперо Асинеса от «Эспига де Оро».

— Просперо Асинеса?

— Или, иными словами, того, кто напал на вас в Ла Пальма. Инспектору Лусеро совсем недавно пришлось застрелить его на Баркуэта.

— Я хотел свести с ним счеты!

— Мы не очень-то любим, сеньор Моралес, когда иностранцы пытаются вершить здесь закон… Это наше дело. Почему вы не подали жалобу на Асинеса? Я бы арестовал его.

— Я не знал, кто этот человек, и не был уверен, что покушение совершил именно он.

— В отличие от Педро Эрнандеса, едва не сбившего вас в Триане. Тогда вы сразу разобрались, что к чему. Но ведь вы и на Эрнандеса не стали жаловаться, насколько я помню?

Что я мог ответить? Этот полицейский все крепче прижимал меня к стене.

— А кто сказал вам, что Асинеса надо искать в «Эспига де Оро»?

— Никто.

— Странно.

— Я просто гулял и совершенно случайно…

— Я уже просил вас, сеньор, не принимать меня за дурака! — сухо перебил комиссар. — Выйдя из дома в Ла Пальма, вы направились прямиком на улицу Гвадалете, где, судя по тому, что случилось потом, вас уже поджидали. Так скажете вы мне наконец, кто предупредил вас, где искать Асинеса?

— Нет.

Я видел, как Фернандес нервно сжал кулаки и каких усилий ему стоило не дать волю раздражению. А когда он снова заговорил, голос звучал очень жестко. Этот человек явно меня ненавидел.

— Послушайте меня внимательно, сеньор Моралес… Педро Эрнандес и Просперо Асинес — увы, к несчастью, один из них еще жив! — хорошо известные нам торговцы наркотиками. У вас во Франции есть очень мудрая поговорка: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты»… Вы меня поняли?

— Разумеется, сеньор, но вы ошибаетесь.

— Не думаю. Врач не только заклеил раны, но и внимательно осмотрел вас. Вы не употребляете наркотиков… Значит, ограничиваетесь торговлей!

Я не выдержал и рассмеялся. Агента ФБР из отдела по борьбе с наркотиками обвиняют в распространении этой отравы!

— Если бы я знал причины вашего веселья, быть может, тоже с удовольствием посмеялся бы, сеньор.

Тон собеседника меня сразу успокоил.

— Пока я не могу ничего вам сказать, сеньор комиссар, но даю слово, вы совершенно напрасно принимаете меня за бандита.

— Сожалею, но никак не могу вам поверить. Я доверяю лишь тем, кого хорошо знаю, а вы, сеньор, — полная загадка… Кто же вы на самом деле, сеньор Моралес?

— Но мой паспорт…

Фернандес махнул рукой с видом человека, давно утратившего иллюзии на сей счет.

— Существуют превосходные специалисты…

Я встал.

— Можно мне вернуться в гостиницу?

Комиссар тоже поднялся.

— Я прикажу отвезти вас. Имейте в виду, сеньор, я очень упрям и в конце концов обязательно узнаю, зачем вы приехали в Севилью, либо от вас же, либо от вашего убийцы.

— От моего убийцы?

— Не думаете же вы, будто ваши враги, до сих пор действовавшие с таким упорством, вдруг оставят вас в покое? Во всяком случае, я больше не собираюсь вас охранять. Делайте все, что вам вздумается. Но, конечно, если я вам понадоблюсь, всегда с удовольствием помогу… только в обмен на полную откровенность. Однако не стану скрывать, что при первой же попытке нарушить закон, будь она хоть сущим пустяком, я для начала посажу вас под замок, а потом отправлю на границу. Разве что удастся раскопать кое-что серьезное… Уж тогда я позабочусь о вашем будущем на много лет вперед… Договорились?

— Да, все ясно.

— Тогда спокойной ночи, сеньор Моралес.

Несмотря на пожелание комиссара, мне не удалось сомкнуть глаз до самого утра. Не давала покоя страшная мигрень, раны горели, но куда больше отравляла существование мысль, что меня провели как дурачка. Теперь, спокойно обдумав череду событий, я не мог не признать, что в «Эспига де Оро» моего появления и вправду ждали, что пьянчуга нарочно разыгрывал комедию, чтобы прямо у меня под носом предупредить Асинеса, а последний ни разу не обернулся, отлично зная, что я иду следом, и спокойно вел туда, где притаился его сообщник. Однако навязчивее всего в голове вертелся один и тот же вопрос: кто предупредил Асинеса, что я приду в кабачок его искать? Кто, если не Хуан…

Страстная пятница

Лишь после часу дня я с трудом вылез из постели, а не будь свидания с Марией, вообще провалялся бы целый день. Но, не увидев меня, девушка могла испугаться, и, кроме того, мне не терпелось увидеть, какую рожу скорчит маленький негодяй Хуан, обнаружив, что я в очередной раз ускользнул из лап его дружков. Обдумывая вчерашнее, я все больше убеждался, что меня продал именно Хуан. Вероятно, он из той же банды, а я, как идиот, все ему выболтал. К счастью, парень вряд ли узнал много нового, поскольку сообщники наверняка все ему рассказали сразу же по моем приезде в Севилью. И потом, я уже успел наделать столько глупостей, что подсчитывать их не имело смысла — только лишнее унижение. Бессонная ночь, ощущение полного бессилия и ясное понимание сделанных ошибок окрашивали мысли о дальнейшей карьере в ФБР отнюдь не в радужные гона, не говоря уж о том, что связь моего будущего родственника с врагами, которых мне предстоит уничтожить, окончательно добивала. И надежда жениться на Марии вдруг стала совсем эфемерной.

Приводя себя в порядок, я пытался (должен признать, довольно малодушно) отыскать надежные доводы в пользу возможной невиновности Хуана. Уж очень не хотелось причинять такое горе Марии. Может, малыша засекли люди Лажолета? Судя по записке, которую мне передали в Аламеда-де-Эркулес, бандиты в курсе моих отношений с Марией и ее братом… Стало быть, Асинес, заметив маневры Хуана, вполне мог догадаться, на кого тот работает, и тут же обо всем доложить! Тогда за парнем наверняка следили, когда он бежал предупредить меня… В конце концов, в таком предположении нет ничего невероятного… Убедившись, что не имею права считать Хуана виновным, пока не выясню все поподробнее, я вздохнул с облегчением. Какое счастье, что не придется сейчас же рассказывать о своих подозрениях Марии! Похоже, вы становитесь сентиментальным, сеньор Моралес… Но разве не таков удел всех влюбленных?

Они не осмелились войти и поджидали меня у входа в «Кристину». При виде меня Мария смертельно побледнела, и не успел я поздороваться, как девушка дрожащим голосом спросила:

— Они вас ранили?

— Это не имеет значения, раз я здесь, — героически отозвался я.

Хуан схватил меня за руку.

— Видите теперь, что вам следовало прихватить меня с собой?

Зачем? Чтобы помочь или добить? Дабы успокоить невесту, я старался преуменьшить свои страдания, но она и слышать не хотела о том, чтобы идти в ресторан, в результате мне пришлось поймать такси и ехать в Ла Пальма. Мария, несомненно, считала, что там мне будет легче, чем на публике, и, говоря по правде, не ошибалась. Дома девушка оставила нас с братом вдвоем, а сама побежала купить чего-нибудь на ужин. Я закурил и молча уставился на парня. Как заставить его во всем признаться, если, конечно, Хуан и в самом деле виновен? А маленький паршивец смотрел на меня во все глаза, и — да простит мне Бог! — по-моему, во взгляде его читалось искреннее восхищение!