Уик-энд с Остерманом - Роберт Ладлэм

Он был растерян. И напуган. Блэкстоун сказал достаточно много, но так ничего и не объяснил.

И Кардоне врал. Кому-то. То ли своей жене, то ли в офисе — это не важно. Главное — его не удалось застать. Тремьян понимал, что пока они не обсудят между собой все, связанное с Остерманом, он будет пребывать в панике.

Неужели Остерман предал их?

Неужели это в самом деле возможно?

Он пересек Вандербильд-авеню, рассеянно отметив, что идет к отелю «Билтмор», хотя ему там ничего не нужно.

Это хоть можно понять, подумал он. С «Билтмором» связаны воспоминания о тех временах, когда его ничто не беспокоило.

Он вошел в холл, смутно предчувствуя, что тут удастся встретить кого-то из забытых друзей молодости, — и внезапно перед глазами предстал тот, кого Тремьян не видел с четверть века. Он узнал лицо, хотя оно ужасно изменилось с годами: все в морщинах, — но никак не мог вспомнить имени. Это человек из его далекой юности.

Они смущенно приблизились друг к другу.

— Дик… Дик Тремьян! Да это в самом деле Дик Тремьян! Так?

— Да… А ты — Джим?

— Джек! Джек Таунсенд! Как поживаешь, Дик?

Мужчины обменялись рукопожатием, причем Таунсенд проявил неподдельный энтузиазм:

— Должно быть прошло двадцать пять, а то и тридцать лет! Выглядишь ты просто великолепно! Черт возьми, как тебе удается держать вес? Поделись-ка!

— Так и ты неплохо выглядишь. Честное слово, ты в порядке. Я и не знал, что ты в Нью-Йорке.

— Я не здесь. Обосновался в Толедо. Просто приехал на денек… Бог знает почему пришла в голову сумасшедшая мысль прилететь на самолете. Отказался от «Хилтона» и решил снять номер здесь, в надежде, что вдруг сюда забредет кто-то из нашей старой компании. Рехнуться можно, а? И смотри на кого напоролся!

— Да, забавно. Ей-богу, смешно. Только что я подумал то же самое.

— Пойдем, выпьем за встречу.

Таунсенд без устали сыпал воспоминаниями об их компании. Это становилось весьма утомительным.

А Тремьян не переставая думал о Кардоне. Покончив с третьей порцией выпивки, он огляделся в поисках телефонной будки, которую помнил еще с юности. Она таилась где-то у входа на кухню, и только постоянные обитатели «Билтмора» знали о ее существовании.

Больше ее там не было. А Джек Таунсенд ьсе болтал да болтал, громко излагая незабываемые воспоминания молодости.

Вошли двое негров в кожаных куртках, с бусами, и остановились в нескольких футах.

В те времена они здесь не показывались.

Приятные были времена.

Тремьян выпил четвертую порцию одним глотком. Таунсенд все не прекращал болтовни.

Он должен позвонить Джою! Его снова охватила паника. Может быть, Джою одной фразой удастся разрешить загадку Остермана.

— Что с тобой, Дик? Ты выглядишь встревоженным.

— Да Господи, я в первый раз за многие годы очутился здесь, — Тремьян с трудом ворочал языком и понимал это. — Мне нужно звякнуть в одно место. Извини.

Таунсенд придержал Тремьяна за руку. Теперь он говорил тихо и спокойно:

— Ты хочешь звонить Кардоне?

— Что?!

— Я спрашиваю тебя — ты хочешь звонить Кардоне?

— Ты… Кто ты, черт тебя подери?

— Друг Блэкстоуна. Не звони Кардоне. Ни при каких обстоятельствах. Иначе считай, что забил гвоздь в свой собственный гроб. Ты можешь это понять?

— Я ничего не понимаю. Кто ты? Кто такой Блэкстоун?

— Тремьян пытался говорить шепотом, но срывался на крик.

— Давай будем исходить из того, что Кардоне может представлять опасность. Мы не доверяем ему. Мы не уверены в нем. Больше, чем в Остерманах.

— Что ты несешь?

— Они могут действовать на пару. Тебе придется рассчитывать только на себя. Успокойся и подумай, как себя вести. Мы будем поддерживать с тобой связь… но мистер Блэкстоун уже сказал об этом, так ведь?

Затем Таунсенд сделал странную вещь. Вынув из бумажника купюру, он положил ее на стол перед Тремьяном. И направившись к стеклянной двери, бросил только два слова:

— Возьми это.

На столе лежала сотенная купюра.

Что он пытался купить?

Речь идет не о покупке, подумал Тремьян. Это всего лишь символ.

Награда. Какая-то награда.

Когда Фассет вошел в номер отеля, у столика уже стояли двое, склонившись над ним и изучая разбросанные бумаги и схемы. Одним был Грувер. Второй — Коль. Фассет бросил на бюро свою панаму и солнечные очки.

— Все в порядке? — спросил Грувер.

— Все идет точно по схеме. Если только Тремьян не напьется в «Билтморе».

— В таком случае, — сказал Коль, не отрываясь от дорожной карты штата Нью-Джерси, — дружелюбный коп не откажется от взятки и исправит ситуацию. И он доберется до дома.

— Ты расставил людей по обе стороны моста?

— И в туннелях. Порой он едет через Линкольн-туннель по Парк-уэй. Со всеми точками связь по радио, — Коль сделал отметку на исчерканном листе бумаги, лежащем поверх карты.

Зазвонил телефон. Грувер подошел к столику у кровати и поднял трубку:

— Грувер… Да? Мы дважды все проверили, и я уверен, что мы еще услышим о нем, если он… Не беспокойтесь об этом. Отлично. Будьте на связи, — Грувер положил трубку и выпрямился.

— В чем дело? — Фассет снял свой белый смокинг и начал закатывать рукава.

— Это из Лос-Анджелеса. Остерман уже покинул свою студию и его засекли в Муллхолланде, но минут двадцать назад потеряли. Считают, что он может встретиться с Кардоне или Тремьяном.

Коль бросил взгляд на стол:

— Час по нашему времени — это примерно десять в Калифорнии?

— Да.

— Скверно. Кардоне в своей машине, а Тремьян бродит по улицам. Никого не поймать…

— А я понимаю, что они сейчас думают, — вмешался Фассет. — Сегодня днем Тремьян упорно старался встретиться с Кардоне.

— Мы учитываем это, Ларри, — сказал Коль. — Если они договорятся о встрече, мы перехватим их.

— Да, я знаю. Хотя это рискованно.

Коль засмеялся, беря со стола свои расчеты:

— Ты планируй, а мы будем контролировать. Вот тут все дороги, ведущие к «Ремню».

— Джордж забыл сделать копию, а все остальные у людей на местах. На командном пункте всегда должна иметься карта поля боя.

— Меа culpa. Моя вина. До двух утра я оставался на брифинге и должен был успеть на рейс в шесть тридцать. Я забыл и бритву, и свою зубную щетку, и Бог знает что еще.

Телефон снова зазвонил, и Грувер снял трубку:

— Понимаю… Минутку, — он отвел трубку от уха и взглянул на Лоренса Фассета: — Наш второй водитель сцепился с Кардоне.

— О Господи! Надеюсь, ничего серьезного?

— Нет-нет. Как настоящий темпераментный американец он хотел выскочить из машины и, видимо, вступить в рукопашную. Но ничего не произошло.

— Вели возвращаться в Вашингтон. Пусть покинет наш район.

— Возвращайтесь, Джим, в округ Колумбия… Конечно, как вам удобнее. Увидимся на базе, — бросив трубку, Грувер вернулся к карточному столику. — Он оставит «ролле» в Мэриленде. Он считает, что Кардоне заметил номер.

— Отлично. А как насчет семьи Цезаря?

— Все наилучшим образом, — вмешался Коль. — Они просто не могут дождаться известий о Джузеппе Амбруццио Кардионе. Что отец, что сын.

— Что это значит? — Грувер поднес зажигалку к сигарете.

— Старик Цезарь раз двенадцать пострадал от рэкета. Его старший сын работает у Генерального прокурора и относится к мафии просто с фанатичной ненавистью.

— Замаливает старые семейные грешки?

— Что-то вроде этого.

Фассет подошел к окну и посмотрел на просторы южной части Центрального парка. Повернувшись к своим напарникам, он заговорил тихим голосом, но удовлетворение, которого Фассет скрыть не мог, заставило его улыбнуться:

— Теперь все в порядке. Мы вздрючили каждого из них. Все они растеряны и напуганы. Никто не знает, что делать и с кем советоваться. Теперь остается только сидеть и ждать. Дадим им двадцать четыре часа. А потом в зрительном зале гасим свет… Выбора у «Омеги» нет. Цугцванг. Ей придется делать первый ход.

13. Среда — 10.15

Таннер очутился в своем офисе только к четверти одиннадцатого. Он с большим трудом заставил себя уехать из дому, но понимал, что Фассет прав. Сев, он рассеянно посмотрел на груду почты на своем столе. Все хотели увидеться с ним. Никто не мог принять простейшего решения без того, чтобы он не сказал свое «да».

Сняв трубку, он набрал номер в Нью-Джерси:

— Алло? Элис?

— Да, дорогой. Ты что-то забыл?

— Нет… нет. Просто стало скучно без тебя. Чем ты занимаешься?

В доме на Орчард-драйв 22 в Сэддл-Уолли, Нью-Джерси, Элис улыбнулась, испытав прилив теплого чувства:

— Чем я занимаюсь?.. Ну, в соответствии с указаниями Великого Хана наблюдаю, как твой сын чистит подвал. И так же по повелению Великого Хана его дочь проводит жаркое июльское утро, читая обязательную литературу. Как иначе она попадет в Беркли?