Я стройнее тебя! - Кит Рид

Сержант стучит своими волосатыми пальцами, похожими на лапки тарантула. Видела ли она сегодня двойняшек за завтраком, или они просто схватили энергетические батончики и убежали, пока она в ванной делала косметические процедуры? А почему она решила, что они вообще возвращались? Из-за этих сомнений она отвечает уклончиво:

— Сержант, когда я вернулась домой с работы, их не было!

— Когда это было?

— Часов в шесть. Ну, вы понимаете. — Ей неловко. Было почти восемь.

Он терпеливо вздыхает.

— Вам придется завтра прийти снова, мадам.

— Завтра уже наступило. Взгляните на часы!

— Мадам, мы не признаем человека пропавшим без вести, пока не прошло двадцати четырех часов с момента его исчезновения.

— Но это же мои дети! Двойняшки!

— Да, хлопот вдвое больше, — говорит он. Все ей это говорят.

— И волнуюсь я вдвое сильнее. Ах, пожалуйста…

Он со вздохом достает бланк-опросник и действует точно по инструкции.

— Я должен спросить вас, убегали ли они прежде из дома?

— Зачем же им убегать?

— Это дети, понимаете ли. Кто их знает.

— Ну, это мои двойняшки, и я знаю. — Она изо всех сил старается не плакать, но ей все труднее сдерживаться. — То есть я должна это знать. — Она всхлипывает.

Что-то в ее интонации заставляет его смягчиться, а может, ему понравились дерзкие рыжие прядки в ее прическе, или ее улыбка, очаровательная и полная отчаяния, или взгляд, сверкающий от слез, которые у нее все никак не получается сморгнуть.

— Не переживайте, мадам, возможно, они заночевали у кого-то из своих друзей. Вы не проверяли?

— Как же я могла это проверить?

— Мадам, вам нужно было кому-нибудь позвонить. Вы же знакомы с их друзьями?

Она беспомощно восклицает:

— Они забрали с собой мобильные телефоны!

Она не имеет ни малейшего представления об их друзьях. Если те иногда и заходят к близнецам, то днем, когда ее нет дома. Иногда вечером перед их домом останавливается машина, и водитель сигналит; тогда кто-нибудь один или все трое ее детей выбегают на улицу. Узнать, с кем они дружат, она могла бы только одним-единственным способом: позвонить всем, кто занесен в записные книжки их мобильных телефонов. От этой мысли ей неловко.

— Вы пробовали им звонить?

— Вообще-то нет. — После того как забрали Энни, двойняшки сменили номера телефонов, настолько они были рассержены.

— Не горячитесь, леди. Некоторые родители знают друзей своих детей.

Она уклончиво отвечает:

— Вы же понимаете, как это бывает. Мы вечно так заняты.

— А вы не пробовали послать им сообщение на пейджер?

— Пейджеры они оставили на кухонном столе.

— Тогда можно отказаться от версии о похищении.

Брови ее взлетают.

— Мадам, мадам! На вашем месте я в первую очередь проверил бы кинотеатр. Вполне возможно, что сейчас они пошли на ночной сеанс.

— Так вы предполагаете, что они в кино?

Неожиданно для нее сержант гадко улыбается:

— Если, конечно, они не направились в «Вихляющие туши».

— Они никогда не пойдут в такое место! — Или пойдут? Она не знает.

А он еще только начал.

— Или они сейчас кайфуют в салоне татуировок — такие заведения могут работать всю ночь, или еще где-нибудь, делают эпиляцию воском, пирсинг, еще там всякие мелочи. Вы же представляете, какие сейчас дети.

— Только не мои.

— Подумайте как следует, леди. Никто не знает, что может прийти в голову детям.

Марг задумывается.

— Ну, Бетц, пожалуй, и могла бы, но Дэнни ни в коем случае…

А пошла бы туда на самом деле Бетц? А Дэнни? Неизвестно. Мать, посмотри на жизнь без розовых очков. Ты плохо знаешь своих детей.

Видя, в каком она затруднении, сержант пытается помочь:

— Может, они в «Жрачке и блевачке»? В вашей семье никто не страдает расстройствами питания?

— Только не близнецы. — Незачем рассказывать ему про Энни.

— А вдруг они пошли на ночное бдение?

— О чем это вы? — Она непроизвольно закрывает руками свой расплывшийся живот.

— Я хотел сказать, может, они не совсем в хорошей форме? Как я слышал, сегодня вечером Преподобный Эрл выступает в «Мощном трицепсе» в Спрингдейле, штат Арканзас…

— Они выглядят безупречно, — говорит она дрожащим голосом.

— Такие психи, как он, подростков воспринимают как свежачок.

— Он не псих! — Она в ужасе прикрывает рот ладонью.

— Ну, это же не «Уэйт Уотчерз»[23], — произносит он насмешливым тоном всеведающего копа. — Для ребят вроде Преподобного важны только деньги.

— Это неправда.

— Он обирает толстяков до нитки. — Сержант разглядывает ее располневшую фигуру. — Нет, мадам, я не имел в виду лично вас!

«Он что, считает меня толстой?» — Марг решает не принимать его слова на свой счет.

— Сержант, мои дети могут есть все, что захотят, и не прибавят от этого ни одной лишней унции. Физически они просто идеальны. Им не нужен Преподобный Эрл.

— Вы уж мне поверьте, подростков культы как магнитом притягивают.

«Да, он действительно считает меня толстой!» Она возмущенно рявкает:

— Это не культ!

Сержант терпеливо излагает возможные варианты поведения близнецов. Может, они пошли в «Макдоналдс» и обжираются двухфунтовыми гамбургерами; они отправились на концерт «Липидов» и теперь стоят на улице, рассчитывая получить автограф. Или поехали кататься на роликах, и, преодолевая полосу препятствий, потеряли счет времени. Сломалась их машина, или они заблудились. Слушайте, в эту минуту они уже могут сидеть дома и ломать голову, куда, черт возьми, подевалась мама. Он так тщательно перечисляет возможные причины отсутствия двойняшек, что Марг чувствует: он пытается от нее избавиться.

— Спасибо, — говорит наконец она. — Мне, наверное, стоит уйти.

— Не беспокойтесь, мадам. Они вернутся, но если все-таки нет, приходите завтра примерно в это же время.

— У вас есть мой номер? На всякий случай?

— Угу.

Ему все безразлично, он снова погрузился в свои бумаги в скользких папках. Даже не поднимет головы, чтобы посмотреть ей вслед.

Марг со вздохом выходит из полицейского участка. Она давно уже не чувствовала себя такой одинокой. Ей остается только ждать, когда выйдут зрители с ночного сеанса, и она отправляется в торгово-развлекательный центр. Магазины уже закрыты, но двери открыты до конца сеанса в кинозале, так что она может подкрепиться в круглосуточном кафе. Сколько калорий содержится в каппучино с двойной порцией сахара и натуральными сливками? Да неважно, сегодня она от одних переживаний потратила миллион калорий, так что если она чуточку не перекусит, то просто умрет. Накачавшись кофеином и, честно говоря, добавив к этому еще огромную булочку и парочку бисквитов, сытая и мучимая чувством вины, — ах, что сказал бы Преподобный Эрл! — она садится на скамейку перед фонтаном с кованой оградой и обдумывает ситуацию. В зеркальных стенках тележки с мороженым многократно отражается ее увядшее лицо. Пусть часики тикают, но делать с этим она ничего не станет, решает она, пока не вернутся домой двойняшки и Энни. Какое ей дело до желаний Ральфа. Клиника «Пришло время» подождет.

Ральф надеется, что Энни вернется домой изменившейся, то есть исцеленной, и выглядеть она должна не как скелет, а как хорошенькая (но не толстая!) девушка, как и положено. Тогда можно будет послать фотографию ее улыбающегося личика на рождество родным и заслуженно гордиться своей семьей. Вот что для него важно.

Марг желает, чтобы Энни просто поправилась и не слишком злилась на нее, но главное, чтобы у милой Энни все было в порядке. «А потом, — угрюмо думает она, — потом я разберусь со своими делами». Есть здесь еще такой болезненный, сложный вопрос, который можно назвать «феноменом Белоснежки». Где-то в глубине души Марг хочет быть «на свете всех милее», и от этого она тайно, подсознательно играет роль жестокой королевы, но ей так жаль бедняжку Энни! Дочь стала такой тощей, что сравнивать себя с ней не имеет смысла. Под конец дошло до того, что красивые волосы девочки выпадали клочками. Тебе нельзя оставаться такой, милая моя бедняжка, скелетик ходячий. Как вообще может Марг думать о собственном лице, когда Энни морит себя голодом?

«Но если я все-таки это сделаю, — говорит она себе, — мне, возможно, удастся вернуть Энни». Вопрос в том, соглашаться ли ей на операцию в клинике, куда записал ее Ральф, и сэкономить время и средства, или стоит потратить деньги, предназначенные для вознаграждения Преданным Сестрам, и заняться собой всерьез.

— Если я буду лучше выглядеть, — бормочет она, — все остальное тоже станет лучше.

Но после этого ей приходится задуматься, решит ли это все ее проблемы. Трудно сказать.

Марг не рада предстоящей операции. Она думает о боли и мучениях, синяках, потерянном времени, когда придется сидеть в затемненной комнате (солнечные лучи могут оказать нежелательное воздействие на результаты операции), рисует себе перспективы вынужденного бездействия, которое нарушит насыщенную программу ее тренировок (физические нагрузки в послеоперационный период отрицательно сказываются на результатах). Но она должна сделать это. Ральф ничего не говорит прямо, но она знает, что он к ней охладел. А когда Марг ведет занятия, она читает приговор в глазах студентов: она проиграла в борьбе за существование. Она лишняя. Что означает: старая. Профессор Аберкромби стареет. На их мнение она может не обращать внимания: что они понимают, они же совсем еще дети. Но всего неделю назад подруги с факультета пригласили ее на ланч. Селеста высказалась прямо: