Никогда не заговаривайте с неизвестными - Анна Малышева

Иван даже охнуть не успел — только прижался к стене… А воющее существо, оказавшись на освещенной лестничной площадке, превратилось в кота. Этого кота Серега нашел во дворе и с тех пор подкармливал. Кот иногда ночевал с ребятами, но чаще предпочитал проводить время на улице, среди старых друзей и подружек. И вот животное каким-то образом оказалось в запертой квартире…

Иван моментально сообразил — в квартиру кто-то входил с того момента, как они с Серегой ее покинули. Это мог быть хозяин, решивший проведать жильцов. Но хозяин вряд ли потерпел бы присутствие уличного кота. Этот пункт в их устном уговоре не значился. Значит, тут побывал сам Серега — кому еще пришла бы в голову мысль пустить сюда животное?

Иван прикрыл за собой дверь, но на всякий случай не стал защелкивать замок. Оттянул предохранитель и оставил крохотную щель между дверью и косяком. В квартире было темно и тихо. Свет в коридоре ему почему-то включать не захотелось.

Знакомое чувство опасности — ледяной холодок вдоль позвоночника, влажная дрожь пониже живота… Он подумал, что не вооружен, значит, если что — придется действовать голыми руками. Парень бесшумно шагнул в сторону первой комнаты.

Прислушался. Абсолютная тишина. Понять, есть ли кто в квартире, можно было, только включив свет. Он выругался про себя и протянул руку, нашарил выключатель, нажал…

Вспыхнула лампочка без абажура, висевшая под растрескавшимся потолком. В комнате никого не было. Все вещи находились точно в том положении, в каком он их оставил. Иван не стал тратить время на эту комнату, оставил свет включенным и пошел на кухню. Там его ждала та же картина — относительный порядок, пустая раковина, стопка чистых тарелок — он сам их помыл перед последним делом… Ванная, туалет — тот же результат. Свет в последней комнате он зажег почти спокойно.

И увидел Сергея.

Тот лежал на диване, лицом вниз, широко раскинув ноги, обутые в грубые ботинки армейского образца. По пояс он был совершенно голый — даже майки на теле не осталось. Джинсы расстегнуты и спущены почти до колен… Выглядело все это так, будто его друг ожидает, когда ему поставят укол.

— Серега… — прошептал Иван.

Точнее, попытался прошептать. Губы никак не расклеивались. Он достаточно повидал мертвых на своем веку. Сергей был мертв.

Прежде чем притронуться к нему, Иван обшарил всю комнату, убедился, что никто в ней не спрятался. Потом сбегал в коридор, запер дверь на все замки. Ему было плохо, как никогда в жизни.

Он был готов завыть, точно как этот несчастный кот, сидевший в темной квартире с мертвецом…

Иван с трудом перевернул друга на спину, прижался ухом к его груди, чтобы прослушать сердце, и тут же выпрямился. Нечего было слушать.

Тело совершенно холодное. Тут ему и самому стало холодно.

Смутно вспоминалось, что в холодильнике должна быть недопитая бутылка водки. Они с Серегой выпили немного в ту ночь, когда сбежала Алия.

Ивану водка тогда пошла на пользу — он моментально уснул. Может, она была и не полезна при сотрясении мозга, но он не привык церемониться со своим организмом. Вообще никогда не думал, что с ним может что-то случиться. А вот теперь остро ощущал — с ним может случиться все, самое худшее. Водка в холодильнике нашлась, и он выпил остаток из горлышка, не закусывая, не переводя духа, не ощущая вкуса и запаха. Отбросил пустую бутылку, так что та докатилась до стены и остановилась, жалобно звеня. Но, как ни странно, не разбилась.

— Серега, — пробормотал он.

Парень закурил, заставил себя подождать минуту, чтобы привести в порядок руки — те прыгали, не слушались. Потом вернулся к трупу, осмотрел его внимательней. Даже штаны спустил до самых ботинок, хотя ясно было, что ноги совершенно целы. Вообще, на теле не было никаких повреждений — ни пореза, ни, тем более, раны от ножа, ни пулевых отверстий, ни следов удавки.

Ничего. Он осторожно перебрал кончиками пальцев волосы на голове — проломов и кровоподтеков нет, по голове не били. Отчего же он умер, в конце концов?

"От разрыва сердца, — пришла в голову идиотская мысль. А за ней — другая:

— А что? Разве молодые не умирают от сердца? Но он же был здоров как бык! Может, я чего-то не знал? Чепуха, мы с ним друг о друге знали все!"

Ему не понравился цвет Серегиных губ — синюшный какой-то. Противно было копаться, но он все же сбегал на кухню за ножом, чтобы заставить труп разжать зубы. Когда это удалось, он увидел сухой, как бумага, голубовато-бледный язык.

— Яд, — сказал он вслух. — Отравился.

И, как ни странно, перестал бояться. Яд — это было что-то, несвойственное тому миру, где он жил.

Если бы пуля или нож! Но чтобы кто-то заставил его выпить яду?! Да, но кто-то ведь заставил Серегу. А может, никто его не заставлял? Может, он это сделал сам?

Иван ничего не понимал. У него рождалось все больше вопросов, а ответов не предвиделось. Кто дал приятелю яду? И как тот согласился его принять? С кем он был? При чем тут спущенные штаны? В туалете это было бы понятно, но в комнате?

И чего ради он разделся перед смертью? Иван огляделся. Никаких признаков борьбы. Если что-то и произошло, комнату потом прибрали. Нет ни стакана, ни бутылки, где мог быть яд. Его взгляд упал на музыкальный центр, и он понял — Серега пришел сюда за ним. Им в голову пришла одна и та же мысль — нечего разбрасываться ценными вещами, когда работы нет. В углу Иван заметил Серегину дорожную сумку. Подошел, открыл. Все вещи на месте, и не похоже, чтобы друга ограбили. И все же он мертв.

«Надо сматываться отсюда, — понял Иван. — Не хватало еще, чтобы меня замели тут со свежим трупом. Доказывай потом ментам, что я бы Серегу пальцем не тронул!»

Да, надо было уходить, но уйти он не мог. Если он уйдет сейчас — Серегу ему больше не увидеть.

И никогда не узнать, что случилось. Может, его нашли родственники одной из жертв? Может, Ивана тоже ищут? Да, уходить надо было как можно быстрее, но он не мог, просто не смел оставить друга здесь в такой жалкой позе, на скомканных простынях — холодного, мертвого, униженного. Да, униженного, потому что смерть — это величайшее из унижений, которое может испытать человек.

Эта мысль впервые пришла ему в голову. Раньше он о смерти не думал.

— Дай я хоть штаны тебе застегну, — обратился он вслух к другу. — Что я еще могу сделать? Ты уж прости, мне надо уходить.

Он рывками натягивал на Серегу джинсы. Пришлось перевернуть его на бок, чтобы завершить дело. И тут он вдруг заметил то, чего не углядел при первом осмотре тела. На левой ягодице виднелся крохотный прокол, окруженный синеватым вздутием. Будто укус какого-то насекомого. Иван остолбенел. Хотел прощупать вздутие, но тут же отдернул руку. Обернул палец уголком простыни и только тогда решился нажать. Под пальцем ощущалось явное затвердение.

— Укольчик, — пробормотал Иван. — Или укус. А скорее всего укол.

Он глазам не верил, ничего не понимал. Поднялся с постели, застегнул на Сереге джинсы, прикрыл его простыней. Погасил везде свет, вышел из квартиры и захлопнул дверь.

Серегина бабка на этот раз не была предупреждена звонком о его визите и потому не открывала еще дольше. Иван нервничал, озирался, и все это время дверной глазок был темен — бабка рассматривала его. Потом все же открыла:

— Опять ты?

— Да, я от Сереги. — Иван втиснулся в прихожую, не дожидаясь приглашения. — Такие дела, он в аварию попал!

— А я что говорила? — охнула старуха. — Жив?! Что с ним?! Да говори ты, идол!

— Жив, жив, но чужую машину разбил. Иномарку. Давайте скорее деньги, иначе его оттуда живым не отпустят. Бить собираются.

Бабка молниеносно принесла пакет, Иван даже не успел углядеть, где она его прятала. Он выхватил у старухи деньги, стараясь на нее не глядеть.

С трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться, как истеричная женщина. Руки все еще тряслись. Бабка давала ему наставления:

— Как только расплатится — пускай сразу едет ко мне! Ты понял, Ваня?!

— Понял, понял, побегу я!

— Оглашенные вы оба! — крикнула ему вдогонку старуха.

Иван не ответил. Он уже был на улице. Застыл на секунду на крыльце, огляделся и пропал в темноте.

Глава 5

Весь следующий день Иван провел, не выходя из квартиры. Танька старалась показать себя хорошей хозяюшкой — приготовила ему обед, выстирала единственную рубашку, высушила ее утюгом. Обед он съел, рубашку надел, но спасибо сказать забыл.

Пожалуй, впервые в жизни парень испытывал настоящую депрессию. Ему было даже неизвестно, способен ли он на такие перепады настроения. Оказалось, способен. Танька изводилась, видя его состояние:

— Вань, ты жалеешь, что мы вместе?

— Что? Нет, — отвечал тот, лениво всовывая докуренную до фильтра сигарету в кучу пепла, громоздящуюся в блюдце. Пепельницы у новоселов не было.

— Нет, я вижу, жалеешь, — вздыхала Танька. — Тебе жаркое не понравилось?