Клад - Валентин Маслюков

– Нет, что вы! – шепотом отказалась она, едва пират замялся, и так никогда уже не узнала, что же он мог подарить. Перекликающиеся голоса мальчишек ходили рядом.

– Вот что, – еще больше понизив голос и, как будто пригибая ее взглядом, понуждая стать меньше и незаметнее, заторопился он, – вон доска, видишь? Ну-ка подтащи ее сюда, крошка.

Не трудно было сообразить, для чего ему доска – для драки.

– Нет, – пролепетала Золотинка, – не надо.

Нечто вроде нетерпения проскользнуло в его темном, напряженном лице. И тут же выкинул девчонку из головы, как предмет бесполезный. Озираясь, он начал выбираться из промоины с сыпучим обрывом, обругал свои расхлябанные ноги и тогда вспомнил девчонку еще раз:

– Подойди сюда.

В этом Золотинка не могла отказать – он сразу же поймал ее за плечо и пронзительно глянул: «Ага! Теперь я тебя съем!»

– Давайте палочку, я помогу, – прошептала она жалким голоском.

Да поздно: Шутиха глядела на них ошалелыми глазами,

– Ты, Горшок… ой… – И сразу же заверещала, оглядываясь на бегущих мальчишек.

Пират больно стиснул Золотинку, но тут же толкнул ее, проворным большим ящером вскарабкался на песчаный гребень и перехватил клюку, бешено озираясь.

– Беги, Горшок, беги! – надрывались мальчишки. Они вопили и гримасничали. – Беги, Горшок!

А девочка не убегала, хотя пират ее не держал, и все это видели. Запыхавшись, примчался Чмут, скинул с плеча длинный, неловкий в обращении дрын, упер его о песок и тогда произнес между бурными вздохами:

– Ты отойди, Горшок! – повелительно повел рукой, отстраняя препятствие.

Она замотала головой, что значило «нет». Она стояла рядом с пиратом, безмолвная и скованная, стояла, обратившись лицом к возбужденным мальчишкам, и глаза ее наполнялись слезами. Понимая все меньше, мальчишки теряли боевой пыл, тот лихорадочный запал, который должен был кинуть их в схватку, как стаю рычащих шавок и щенков.

Невзначай оглянувшись, Золотинка не обнаружила пирата на месте, он подвинулся на шажок… и еще подвинулся, чтобы Золотинкою заслониться. И это несколько вернуло ей мужество, расслабилась слезная хватка в горле: выходит, не так уж все это было глупо, если пират искал у нее защиты.

– Что, Горшок, чокнулась? – издевались мальчишки.

– Она… Она предательница! – сообразил Чмут. – Она уже снюхалась с Пиратом! – добавил он громким развязным голосом, но все же с усилием, запинаясь перед несообразностью обвинения. И делано махнул рукой, как бы отметая или перечеркивая Золотинку – человека, для общества конченного. Однако разительное заявление Чмута, ясности в смятенных умах не прибавило.

– Неправда! – тоненько крикнула Золотинка.

– Хватит трепаться! Кидайте, я говорю! Ну!… Застрельщики вперед! – неистовствовал Чмут.

Застрельщики, самая юная и нестойкая часть войска, мялись, поглядывали они на Чмута, но и Золотинку же не могли отринуть, как нечто несуществующее.

– Да ты чего? Совсем уже? Рехнулась? – галдели они вразнобой.

Плоские, почти без век, как у змеи или черепахи глаза Чмута на темном и тоже плоском лице сузились щелочками, он оглядел ряды дрогнувшего войска и беспокойно переступил кривыми ногами в тесных штанах. Переставил дрын, уперся в него еще основательней, и однако, при всех своих суетливых перемещениях остался, в сущности, на месте.

– Горшок, что они говорят, правда? – крикнул Баламут.

– Неправда! – сказала она так, что вряд ли вышел из этого какой-нибудь толк – голос пресекся.

– Так ты против нас, выходит?

Она и вовсе смолкла. Между тем понукания Чмута не остались без последствий. Все равно камни нужно было пустить в дело, раз уж они оттягивали пазухи. И только был дан пример, камни посыпались в недолет и в перелет. Гулко стукнул черный борт барки, а Золотинка охнула от хлюпкого удара в живот.

– Горшок, я нечаянно! – испуганно воскликнул кто-то из мальчишек. Застрельщики сразу попятились, на всякий случай оглядываясь.

Пират зверски стучал клюкой по песку и рычал.

– Что больно? Больно, да? – Баламут жалко переминался, едва удерживаясь, чтобы не броситься к стонущей Золотинке. Бледный мальчишка с тонкими руками.

– Не больно, не притворяйся! – кричали мальчишки.

– Что, получила? Хорошо было? Прочь с дороги! – неистовствовал Чмут. Зачерпнув горсть мелкого хряща и гальки, он швырнул широко разлетевшийся заряд.

По правде говоря, Золотинка корчилась чуть дольше, а стонала чуть жалобнее, чем это требовалось для пользы дела. Невинное удовлетворение, которое она получала, закатывая глаза и пошатываясь, заключало в себе изрядную долю злорадства по отношению к растерянным, сбитым с толку воителям. Несчастный Баламут признался, жалостливо постукивая себя кулаком, что роковой камень был пущен его рукой.

– Мне не больно! – мученически исказившись лицом, сказала Золотинка. И на этот раз не слишком уж далеко отошла от истины.

– Я всё!… Я не буду! Я всё… – Баламут выпростал отягощенную камнями рубашку – камни посыпались, он безжизненно махнул и побрел.

– Пусть лучше Горшок уйдет, чего она?! Я так не буду… – раздавались слабодушные голоса.

А так ведь оно и бывает, что не имея мужества возразить по существу дела, люди с видимым воодушевлением участвуют в сомнительной затее, тогда как первый же благовидный предлог мог бы поколебать это воодушевление в самых основах. Золотинка и стала таким предлогом – безусловно благовидным. Не будет большим преувеличением сказать, что и миловидным. Очень и очень миловидным предлогом, если взять на заметку, что в десять лет ее будущий расцвет уже угадывался. Славная была девочка.

Вот… Выходит, что Золотинка оказалась крайней – больше некому. Золотинка стояла, просто стояла, превозмогая душевную смуту, и в этой внутренней борьбе обретала уверенность стоять и дальше.

Пират испускал шипящие и хрипящие звуки. Чмут свирепствовал, пытаясь удержать дрогнувшие войска. Он бросил кол и обрушился на соратников с бранью, осыпая их упреками в трусости, укоряя прежними клятвами и прежней отвагой.

Но это-то и была ошибка – не следовало бросать кол. Нельзя ведь бросать знамя даже для того, чтобы догнать бегущих с поля и пинками вернуть в строй. Чмут неблагоразумно замельтешил, засуетился и нарвался на бунт:

– Пошел ты сам!…

Ряды соратников смешались.

– Да что вы слушаете! Кого слушаете! Рты-то чего раззявили?! Всех эта дрянь околдовала! – вскричал Чмут, вдруг преображенный догадкой: – Пират, он слово знает – вот в чем штука!