Путешествия туда, но, главное, обратно - Евгения Фабр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посреди плохо освещённой площади Киевского вокзала возвышался скелет очередного строящегося торгового центра, из-за которого шли ожесточённые дебаты между жителями города и «лужковской» администрацией. Выбрав угол потемнее, подальше от мутно светящего фонаря, Слава пристроился у ограждения. Почти закончив исполнять естественную надобность, он услышал грозный окрик: «Гражданин, нарушаете общественный порядок». Слава вздрогнул и судорожно застегнул ширинку. У него не было сил даже оправдываться. «Будем платить штраф, или пойдём в отделение?» – спросил из темноты строгий голос. Слава молча достал последние пятьдесят рублей и протянул невидимому блюстителю порядка. «Больше не нарушайте», – и купюра мгновенно исчезла в чьей-то протянутой руке.
«Сэкономил. Лучше бы на вокзале за десятку в туалет по-человечески сходил, чем в подворотне за полтинник, – подумал Слава и расхохотался. Куда делись тоска и чувство безысходности. – Да что же такое, в конце концов. Я – здоровый ещё молодой мужик с мозгами и руками, и не смогу заработать на жизнь! Хрен с ним, с космосом. Будем делать, что умеем».
На следующий день Слава обошёл все ближайшие гаражи в поисках специалиста по ремонту «Волг». Мастера он нашёл быстро, однако нужно было решить вопрос о ремонте в долг, либо под залог. В ход пошло всё – от ненадёванного мужского костюма до коллекционных значков космической тематики. Пристроив старушку «Волгу» в надёжные руки, Слава поехал к Нине. Положение оказалось удручающим. Нина нуждалась в серьёзном лечении и уходе. Похожая на Ленинградскую блокадницу, она еле передвигалась по квартире. Тусклые поредевшие волосы были стянуты чёрной аптечной резинкой в жиденький пучок. Худое лицо с потухшими глазами и скорбно опущенными уголками некогда красивых пухлых губ испугало Славу. Родом Нина была из Прибалтики, поэтому родных в Москве у неё не было, денег на сиделку тоже.
Вечером состоялся разговор с Беллой. Слава объяснил ей ситуацию. Белла согласилась, что человеку нужно помочь, и она будет не против, если Слава временно поживёт у больной жены. В глубине души Белла даже обрадовалась. Последнее время её начало тяготить постоянное присутствие Славы. Готовить он не умел, работа по дому угнетала, а его понурый вид навевал тоску. Не радовали и интимные отношения – в крохотной комнатке с почти взрослой племянницей было не до интима. Так тихо и полюбовно они расстались, думая, что на время. Но, как утверждают философы, нет в мире ничего более постоянного, чем временное.
* * *
Спустя несколько месяцев, под самый Новый Год, с формулировкой «по сокращению штатов» с завода уволили целую группу специалистов во главе с Главным инженером Ивановым. В числе попавших под сокращение оказалась и Белла. Расписавшись под приказом, на прощание она заглянула в технический отдел к Жанне. Жанна неподвижно сидела за своим столом, уставясь в окно, залепленное мокрым снегом.
– Какая противная зима в этом году. Только подморозит и опять слякоть, – сказала она, не глядя на Беллу. – Уходишь?
– Зашла проститься.
– Знаешь, – Жанна крутанулась на стуле, – к тебе все хорошо относились. Какого чёрта ты на собрании завелась по поводу безответственности администрации завода. Я же тебя предупреждала, что не обо всём, что знаешь, нужно говорить. Наш директор не прощает, когда под него копают. Ну ладно Инга, она с мужем разошлась, замуж за Иванова собралась. Она хоть знала, за что бьётся, а тебе-то что надо было.
– Хочешь честно? За годы, что я здесь работаю, опротивели они мне все, и контора наша опостылела. Один Абрам чего стоит.
Достаточно было произнести всего лишь имя, чтобы каждому работающему на заводе было понятно о ком идёт речь. Абрам Моисеевич Шанский был самой популярной фигурой на Режимном Предприятии. Если на производстве случались хищения или цех вдруг заваливался браком, то наверняка здесь был замешан Абрам. Но никаких улик против него никакие следственные органы не находили несмотря на то, что об этом судачил весь завод. Абрам умудрялся подставить любого вплоть до Папы Римского, а потом почти открыто хвастаться, как вышел «сухим из воды».
– Даже хорошо, что так получилось, – продолжала Белла. – Я, наконец, почувствовала себя свободной.
– А ты, пожалуй, права, – задумчиво ответила Жанна. – Сама ведь не собралась бы уйти, а когда создают ускорение, то легче. Сначала, конечно, обидно, а потом понимаешь, что ничего не случилась. Все живы. А знаешь в чём причина твоего увольнения?
– Поведай. Ты же всё у нас знаешь.
– Инга написала письмо в газету о злоупотреблениях на Режимном Предприятии. У неё среди журналистов полно знакомых. И все, якобы, подписавшие это письмо, были уволены. Среди «подписавших» была и твоя фамилия.
Белла удивлённо подняла брови.
– Я никакого письма даже в глаза не видела и, тем более, ничего не подписывала. Однажды Инга спросила, как дела у нас в «режиме». Я тогда подумала: с какого перепугу она этим интересуется. Мы, даже когда встречались в заводоуправлении, не всегда здоровались. Ну и ответила, чтобы не продолжать тему: «Бардак, как и везде». Она сказала: «Вот и скажи об этом на собрании», а я ответила: «Тебе надо, ты и скажи».
– Но ты же выступила на собрании!
– Ага, только я о своём, о девичьем. Рано или поздно Абрам меня подставил бы и я села за него в тюрьму. Всё же через мой склад проходит. Тебе хотелось бы сесть в тюрьму вместо Абрама?
– Понятно, – Жанна достала сигарету и закурила.
– Жанка, ты что? Скоро обед кончится. Шеф придёт, шуму не оберёшься.
– Плевать, я в цех уйду. Так вот, – продолжила Жанна, – твоя фамилия в этой истории фигурирует, значит, вы с Ивановым единомышленники. А ты же знаешь, кто не с нами, тот против нас. Так и быть, скажу тебе на прощание, почему Инга решила сменить мужа, а муж решил с ней расстаться.
– Мне это уже неинтересно.
– Напрасно так думаешь. Надо знать, с кем имеешь дело, а вдруг да пригодится, – хитро прищурилась Жанна. – Дачи-то у вас теперь рядом. Отец ребёнка Инги не её муж, а какой-то весьма информированный чиновник, который смылся за кордон.
